Благие намерения
Шрифт:
Шляющиеся из угла в угол с недоумением повернулись к весельчаку и, недоверчиво хмыкнув, продолжили шествие. Они еще ничего не знали. Они не знали, что бояться нужно не им, а тем, кто их сюда посадил! Хотя… Бог ведает, кто они сами такие… Вполне возможно, что на ком-то из них тоже человеческая жизнь висит…
«Будем исходить из того, что есть… - угрюмо размышлял Колодников.
– Сутки - значит, сутки. Не в этом главное… А главное в том, что ни с кем я сейчас ни за какие коврижки местами не поменяюсь… Так что попробуем отнестись ко всему этому, как к экскурсии… на дно общества…»
Исполнившись терпения, Алексей выбрал место,
Продолжая удивляться, Алексей двинулся вдоль стены, густо покрытой надписями. Ни одного изречения - сплошь имена да клички. И только на самом видном месте большими, до белого кирпича проскобленными буквами - два главных слова: «Менты козлы». Боже!.. Чем же это выскребали? Неужели ногтями?..
Вскоре стены преподнесли еще один сюрприз, оказавшись рассадником клопов. Собственно, сам-то Колодников в таком тумане да еще и лишенный очков нипочем бы насекомых не разглядел - это уж добрые люди предупредили, чтобы не слишком-то прислонялся… Поначалу он даже решил, что старожилы камеры насчет клопов с ним просто шутят. Клопы, обитающие на цементе?.. В этакой парилке?.. Потом ощутил чесотку после первых укусов и понял: нет, не шутят…
Самое место для возникновения таракурта как вида…
«Сколько же сможет прожить человек в таких условиях?..
– ошарашенно прикидывал Колодников.
– Неделю?.. Две?.. Да, наверное… А дальше легкие просто откажутся перегонять влажный зловонный воздух… Господи, и ведь это же надо было все продумать до мелочи!..» И Алексей вновь принялся в злобном упоении представлять, как невидимая, неумолимая сила будет растерзывать в арке и ее окрестностях козлов в милицейской форме - одного за другим… из ночи в ночь…
На выпуклой относительно сухой плеши в середине помещения завозился и забормотал скорчившийся старикан.
– Нет, ты… - втолковывал он кому-то, не открывая глаз.
– Ты… так-то что ж?.. Ты по справедливости давай…
– Дед, - в сердцах сказал ему кто-то из переминающихся у стены.
– Завязывай, да?.. В луже вон уже лежишь - а все про справедливость!..
Стоящий рядом натужно сморщился, заскрипел зубами.
– Ур-род!.. Чтобы я еще раз за ментом пошел! Он же один был! Один!.. Пнуть его в яйца - и давай Бог ноги!..
Тут камеру наполнили устрашающие удары железа о железо. Снаружи выбивали засов. Кое-кто из лежащих поднял голову. Металлическая дверь приоткрылась, явив тугую милицейскую ряшку, показавшуюся Колодникову особенно омерзительной.
– Выходи по трое!..
– Куда еще?..
– На дальняк…
– Ты по-человечески скажи… А то мы вашего жаргона не понимаем… - с каким-то даже презрением бросили в ответ, и Алексей, почуяв родственную душу, всмотрелся подслеповато, ища в полунагой увитой паром толпе того, кто сейчас говорил.
– В туалет, - терпеливо перевел мент.
– Бутылки, бутылки!..
– засуетился оживший старикан.
– Воды набрать, а то потом не выпустит…
«Дальняк», вопреки названию, находился рядом - за стеной камеры. Пока узников тройками препровождали
туда и обратно, в коридоре маячил плюгавенький милиционеришко в бронежилете и с коротеньким автоматом под мышкой.– Сколько времени, командир?
– спросил кто-то.
«Командир?..
– удивился Алексей.
– Почему "командир", а не "начальник"? Странно… В порядке юмора, что ли?..»
Впрочем, как его ни называй, а ответа плюгавенький все равно не дал. Возможно, заключенным по закону не полагалось знать, который час…
В туалете было прохладно, журчала вода в унитазах, и Алексей с наслаждением вздохнул наконец полной грудью. Воду брали из торчащей крючком ржавой трубы с вентилем.
– Ничего… - злобно осклабясь, утешил Колодников сокамерника в майке и мятых дорогих брюках, с удрученным видом завинчивавшего наполненную пластиковую бутылку из-под «пепси».
– Ответят, суки… Как Бог свят: ответят…
Время, несомненно, шло. Когда после неистового железного грохота в парилку втолкнули очередного задержанного, тот сказал, что снаружи - примерно полпятого. Колодников был неприятно удивлен таким сообщением. Он-то полагал: давно уже утро… Кажется, слова о том, что в заключении каждый год считается за три, следовало понимать буквально.
К счастью, Алексея начал вдруг разбирать некий азарт: да неужели же он не выдержит здесь каких-то паршивых суток? Ах, лечь негде?.. Ничего, переночуешь на корточках!..
И, севши, по выражению классика, орлом, Колодников хищным мстительным оком принялся, насколько позволяло отсутствие очков, подмечать все новые и новые, ранее ускользнувшие от него подробности, скрупулезно внося каждую в счет, который он намеревался мысленно предъявить потом ненавистному племени ментов. Потом - когда их будут находить по двое, по трое утром на асфальте растоптанными в кровавую слякоть, а он, Колодников, проходя мимо, даже головы не повернет… Как мимо раздавленного насекомого - пройдет и не оглянется…
А подробностей было много. Если бы Алексей не знал слова «зачуханный», он бы придумал его в эту ночь. Мало того, ему начинала постепенно открываться жестокая мудрость лагерных законов. Изуверство, говорите?.. Нет, господа журналисты, кому-кому, но Алексею Колодникову вы больше лапши на уши не повесите!.. Изуверством было придумать и оборудовать такую вот парилку, причем с одной-единственной целью: заставить людей забыть о том, что они люди!.. А чтобы остаться человеком даже здесь, нужен свой тюремный закон. Нужен страх… Да, я отчаялся! Да, я устал, я хочу спать!.. Но если я опущусь сейчас в эту черную жидкую грязь - я «зачухан» на всю жизнь и место мое - у параши… И только так! И никак иначе!..
Изнывая от сострадания, Алексей смотрел, как вновь прибывший осторожно втыкает чудом пронесенную спичку в щель между косяком и стеной (в самой стене щелей не было). Боже мой, он пытался повесить на этот ломкий хрупкий стерженек свою рубашку. Повесил, отступил на шаг - и тут рубашка оборвалась прямо в жижу. Злобный отчаянный мат владельца прозвучал тихо и сдавленно - чтобы не потревожить спящих. Алексей закрыл глаза.
Ах, как у них все продумано!.. Конечно, если завтра днем вывалянный в грязи субъект предстанет перед судьей, у того и сомнения не возникнет в том, что перед ним - опустившийся до последней степени алкаш…