Благие намерения

–  И запросто… - всхлипнув, согласился Петро.

–  Ну так отдай ты ему!..

Петро закряхтел, щетинистое лицо его страдальчески перекривилось.

–  Жалко… Что ж я, зазря столько мук принял?..

Леха онемел.

–  А я?
– страшным шепотом начал он, надвигаясь на попятившегося Петро.
– Я их за что принимаю, гад ты ползучий?!

–  Ты чего? Ты чего?

– отступая, вскрикивал Петро.
– Я тебя что, силком сюда тащил?

–  Показывай!
– неистово выговорил Леха.

–  Чего показывай? Чего показывай?

–  Ногу показывай!..

То и дело оглядываясь, Петро протопал к разгромленной двуспальной кровати в углу и, заворотив перину у стены, извлек из-под нее матовую полутораметровую трубу с вихляющимся полированным набалдашником.

–  Только, слышь, в руки не дам, - предупредил он, глядя исподлобья.
– Смотреть - смотри, а руками не лапай!

–  Ну и на кой она тебе?

–  Да ты что!
– Петро даже обиделся.
– Она ж раздвижная! Гля!

С изрядной ловкостью он насадил набалдашник поплотнее и, провернув его в три щелчка, раздвинул трубу вдвое. Потом - вчетверо. Теперь посадочная нога перегораживала всю хату - от кровати до печки.

–  На двенадцать метров вытягивается!
– взахлеб объяснял Петро.
– И главное - легкая, зараза! И не гнется! Приклепать черпак полтора на полтора - это ж сколько мотыля намыть можно! Семьдесят пять копеек коробок!..

Леха оглянулся. В окне суетился и мельтешил инопланетянин: подскакивал, вытягивал шеенку, елозил по стеклу лягушачьими лапками.

–  Какой мотыль?
– закричал Леха.
– Какой тебе мотыль? Да он тебя за неделю в гроб вколотит!

Увидев инопланетянина, Петро подхватился и, вжав в голову плечи, принялся торопливо приводить ногу в исходное состояние.

–  Слушай, - сказал Леха.
– А если так: ты ему отдаешь эту хреновину… Да нет, ты погоди, ты дослушай!.. А я тебе на заводе склепаю такую же! Из дюраля! Ну?

Петро замер, держа трубу, как младенца. Его раздирали сомнения.

–  Гнуться будет… - выдавил он наконец.

–  Конечно, будет!
– рявкнул Леха.
– Зато тебя на голову никто ставить не будет, дурья твоя башка!

Петро медленно опустился на край кровати. Лицо отчаянное, труба - на коленях.

–  До белой горячки ведь допьешься, - сказал Леха.

Петро замычал, раскачиваясь.

–  Пропадешь! Один ведь остался! Баба - ушла! Уркан - на что уж скотина тупая!
– и тот…

Петро поднял искаженное мукой лицо.

–  А не врешь?

–  Это насчет чего?
– опешил Леха.

–  Ну, что склепаешь… из дюраля… такую же…

–  Да вот чтоб мне провалиться!

Петро встал, хрустнув суставами, и тут же снова сел. Плечи его опали.

–  Сейчас пойду дверь открою!
– пригрозил Леха.
– Будешь тогда не со мной - будешь тогда с ним разговаривать!

Петро зарычал, сорвался с места и, тяжело бухая ногами, устремился к двери. Открыл пинком и исчез в сенях. Громыхнул засов, скрипнули петли, и что-то с хрустом упало в ломкий подмерзший снег.

–  На, подавись! Крохобор!

Снова лязгнул засов, и Петро с безумными глазами возник на пороге. Пошатываясь, подошел к табуретке. Сел. Потом застонал и с маху треснул кулаком по столешнице. Банка, свечка, стаканчики - все подпрыгнуло. Скрипнув зубами, уронил голову на кулак.

Леха лихорадочно протирал стекло. В светлом от луны дворе маленький инопланетянин поднял посадочную ногу и, бережно обтерев ее лягушачьими лапками, понес мимо невредимого сарая к калитке. Открыв, обернулся. Луна просияла напоследок в похожих на мыльные пузыри глазах.

Калитка закрылась, брякнув ржавой щеколдой. Петро за столом оторвал тяжелый лоб от кулака, приподнял голову.

–  Слышь… - с болью в голосе позвал он.
– Только ты это… Смотри не обмани. Обещал склепать - склепай… И чтобы раздвигалась… Чтобы на двенадцать метров…