Благородство поражения. Трагический герой в японской истории
Шрифт:
В марте 1945 года, когда война входила в заключительную фазу, тактика и психология самоубийств потеряли свой «особенный» характер и были приняты в качестве основного метода японской обороны. [807] В соответствии с предсказанием вице-адмирала Ониси, камикадзе, ассоциировавшиеся сперва прежде всего с имперским флотом, теперь стали основой всех вооруженных сил и, по мере того, как в обычных действиях поражение следовало за поражением, почти во всех оставшихся подразделениях на Тихом океане тактика камикадзе была использована в той или иной форме. Японские военные операции приняли особо широкий самоубийственный характер после вторжения на Окинаву. Оборонительные рубежи на Октаве остались последней защитной линией перед вторжением на японские острова, и их оборона носила принципиальный характер, — стоял вопрос, останется ли Япония независимой страной. Когда наконец 1 апреля американцы начали наступление, они встретили на удивление слабое сопротивление обычных сил; вместо этого имперские войска — наземные, морские и воздушные — почти исключительно приняли самоубийственные методы, так что Окинава, последняя важная ставка Японии в войне, стала целиком и полностью ассоциироваться с камикадзе. Основной их эмблемой был герб Масасигэ — цветок хризантемы.
807
Иногути.с. 169.
Раньше имперская армия, вероятно из-за традиционного соперничества с флотом, с недоверием смотрела на организовывавшиеся там операции камикадзе, однако теперь и они поспешили взять их на вооружение. В марте были сформированы особые штурмовые группы в военно-воздушных силах и впервые использованы в обороне
808
Jean Mabire, Les Samourai, Paris, 1971, p. 369.
В качестве части стратегии «Кикусуй» для спасения Окинавы, в начале апреля имперский флот решил послать последние из своих боевых кораблей для атаки на ударные силы противника. В этой операции принимал участие мощнейший японский линкор «Ямато» — гордость и надежда имперского флота. Относительно самоубийственной природы этой миссии не было ни малейшего сомнения. Так, контр-адмирал Комура, капитан одного из участвовавших крейсеров, информировал свою команду, что они и другие корабли Второго Флота продвигаются к Окинаве без какого бы то ни было воздушного прикрытия и даже без достаточного количества топлива на обратный путь. «Одним словом, — закончил он, — мы принимаем участие в операции симпу (камикадзе), но, в отличие от тех, что проводятся нашими воздушными силами, у нас нет ни малейшего шанса поразить важную цель. Я позволил себе сказать адмиралу Кусака (начальнику штаба соединенного флота), что это чисто самоубийственная операция…» [809]
809
Цитируется у Millot, L'Epopee Kamikaze, pp. 295-96.
Закончилась она полным уничтожением. Каждый более менее значительный корабль был потоплен, включая «Ямато», пошедший на дно со своим капитаном, адмиралом Ито и почти всей командой. В этом самом быстром сражении при Бономисаки, в котором в сущности были уничтожены последние остатки имперского флота, американцы потеряли всего двенадцать человек. Последнее выступление имперского флота было не только самоубийственным (как предсказал контр-адмирал Комура), но, с любой практической точки зрения, совершенно бесполезным. [810]
810
Millot, L'Epopee Kamikaze, pp. 311-12, далеко заходит в своих предположениях о том, что имперское военно-морское командование с самого начала знало о грядущей неудаче предпринимаемой атаки и, в сущности, планировало провал. Если таковая интерпретация верна, этот последний выход имперского флота может служить совершенным примером благородства поражения.
До самого окончания войны пилоты — морские и армейские, продолжали самоубийственные атаки на американские бомбардировщики. Первые разрушительные воздушные налеты на Токио и другие густонаселенные центры, начавшиеся с конца ноября 1944 года после падения Сайпана, придали японским авиаторам новую решимость. Когда гигантские В-29, теперь уже совершенно неуязвимые для обычных способов перехвата, беспрепятственно проплывали к своим целям — городам, маленькие японские самолеты пытались сбить их с помощью тарана, удара винтом и других импровизированных тактик, однако чрезвычайно редко им удавалось задержать, не говоря уже о том, чтобы уничтожить атакующих. Больше надежд подавали комбинированные атаки камикадзе с Кюсю, как часть борьбы за Окинаву, которой были отданы все силы. Первая массированная атака такого рода имела место 6 апреля при участии нескольких сот самолетов-самоубийц как морских, так и армейских, [811] а в последовавшие недели Верховное Командование отдало приказ о дальнейших обширных атаках «Кикусуй». По мере того, как истощались запасы летательных аппаратов и топлива, масштаб операций камикадзе пришлось сократить, однако сами самоубийственные атаки, которые во время смертной агонии Японии стали для страны основным проявлением воли к сопротивлению, никогда не прекращались. Напротив, с увеличением количества операций камикадзе прекратились все активные военный действия на тихоокеанском театре.
811
Атака 6 апреля (Кикусуй, № 1) с базы Каноя на Кюсю была предпринята следующими силами:
Флот
80 самолетов камикадзе различных типов
8 самолетов-носителей с Оока
145 других атакующих самолетов
116 истребителей сопровождения и самолетов-наблюдателей
23 патрульных самолета
Армия
133 самолета различных типов, в основном — камикадзе.
Из самолетов-камикадзе, участвовавших в сражении, 162-м не удалось вернуться. Millot, L'Epopee Kamikaze, p. 287.
В последние месяцы войны самолетов стало так мало, что для самоубийственных атак стали собирать и запускать в воздух немыслимые летательные аппараты, однако недостатка в желающих полететь на них не было никогда. Даже в эти поздние часы никого не заставляли силком или приказом участвовать в операциях камикадзе против своей воли. Такое принуждение не только было бы бессмысленным (трудно представить себе кого-либо менее эффективного, чем пилота, неохотно исполняющего самоубийственную миссию), но оно было просто ненужным, поскольку на практике имперские силы никогда не испытывали ни малейшего затруднения в наборе бойцов-камикадзе, и до самого конца войны у них всегда было вдвое больше добровольцев-пилотов, чем самолетов. Кто были эти люди, благодаря которым стало возможным проводить столь многочисленные самоубийственные операции? При взгляде со стороны, их самой общей выдающейся чертой была, пожалуй, молодость. Мало кому исполнилось больше двадцати шести лет, и даже командирам подразделений было немногим за двадцать. Это вовсе не являлось случайностью. Поскольку сами самоубийственные операции требовали сравнительно небольшой технической тренировки, естественно, представлялось практичным посылать в атаки молодых людей и сохранять старших, более опытных пилотов для дальнейшего обучения кандидатов и для вождения самолетов эскорта, что требовало гораздо большего умения. [812] Не менее важными были и психологические причины. С самого начала самоубийственных операций на Филиппинах, вице-адмирал Ониси настаивал: «Если Япония будет спасена, то именно этими молодыми людьми — от тридцати лет и младше. Именно они своим духом самопожертвования и делами способны [охранить нашу страну]. [813] » Большинству из тех, кого отбирали для симпу и других операций специального назначения, было от двадцати до двадцати пяти лет.
812
Millot, L'Epopee Kamikaze, pp. 137-38. Эти старшие летчики часто просили своих командиров назначить их в летную группу камикадзе, но им практически всегда отказывали на том основании, что их служба была более полезна в иных областях.
813
Цитируется у Иногути, с. 181.
Типичный пилот-камикадзе был университетским студентом с прерванным образованием — кончилась отсрочка от воинской службы, который впоследствии вступил в одно из подразделений сил
специального назначения. Важно отметить, что значительное их большинство было студентами гуманитарных и юридических факультетов, а не специализировавшихся в инженерии, точной науке, или других, более практичных предметах. У крайне малого количества из них было какая бы то ни было военная подготовка, и, хотя они и отдавали себя целиком интенсивным тренировкам, многие из них испытывали моменты ностальгии по оставленным штудиям, вернуться к которым у них практически не было шансов. Так, в течении месяцев, проведенных в тренировочном лагере, и даже в ту ночь, которую он считал последней в своей жизни, лейтенант Нагацука листал один из принадлежавших ему томов «Maitre sonneurs» Жорж Санд, вызывавший в его душе воспоминания о милом прошлом. [814] Из-за их «книжности» и относительно свободного, невоенного поведения, профессиональные солдаты частенько недолюбливали кандидатов в камикадзе, зная, что эти молодые, неопытные экс-студенты вскоре станут офицерами и богоподобными героями, в то время, как сами они подолгу задерживались в одном и том же звании.814
Nagatsuka, J'elais un kamikaze, pp. 261-62.
Хотя, безусловно, следует избегать обобщений в персонализации типажей, когда счет идет на тысячи человек, большинство материалов о членах отрядов камикадзе говорят, что они вовсе не были теми жестокими, полными предрассудков шовинистами-фанатиками, какими их обычно представляли себе иностранцы. Из всех доступных нам отчетов, дневников, писем и фотографий можно заключить, что типичным их представителем был спокойный, серьезный человек, по уровню культуры и чувств стоявший выше средней массы; в японских описаниях часто употребляется слово рэйсэй, означающее «безмятежный», или, в современном значении, «хладнокровный». [815]
815
В послевоенные годы среди семей, члены которых попали в отряды камикадзе, было проведено исследование, и выяснилось, что почти в каждом случае тот, кто вступил в Отряды спецназначения, был «самым любимым сыном» - самым лучшим, самым образованным, причинявшим меньше всего беспокойств, одним словом — приносившим родителям самую большую радость. Разумеется, здесь необходимо учитывать романтизацию и идеализацию прошлого.
Были ли эти бойцы-камикадзе в действительности добровольцами, или (к. чему склоняется большинство не-японцев) их каким-то образом заманили и «одурачили» с целью вовлечения в отряды самоубийц? На этот вопрос нет простого ответа, однако несомненно то, что, по крайней мере на первых стадиях операций камикадзе на Филиппинах и Тайване, все пилоты были добровольцами в полном смысле этого слова. [816] Хотя, вероятно, было немало молодых людей, поддавшихся психологическому давлению со стороны своих сотоварищей-пилотов и лихорадочной атмосфере военного времени, без сомнения, их никогда не принуждали ни призывные комиссии, ни офицеры-начальники. Напротив, чаще случалось, что молодые люди, боявшиеся, что их не возьмут на самоубийственные операции, писали искренние заявления и даже подписывали их собственной кровью, в соответствии с древней традицией. [817]
816
Иногути, с. 43; Nagatsuka, J'etais un kamikaze, p. 224.
817
Например «Симпу», с. 186. Подписываясь собственной кровью (кэппансе), подававших петицию подчеркивал искренность своей просьбы, так что было весьма трудно отказать. Хотя семьи летчиков-камикадзе должны были испытывать значительные страдания в ожидании фатальных известий, которые они неизбежно должны были получить, они также испытывали гордость от сознания того, что их сыновья были избраны в качестве «живых богов». Командир подразделения на Тайване, узнавший, что один из его летчиков является единственным сыном и должен быть отправлен на операцию лишь в случае крайней необходимости, информировал соответственно его мать, однако, подобно многим матерям камикадзе, она оказалась истинной matrona Romana; в бесстрастном стиле она просила командира не лишать ее сына чести, которая полагалась ему по праву, и которой он сам столь сильно желал («Симпу», с. 187). Командующий Накадзима излагает схожую историю:
В один из дней начала весны [1945 года] в расположение 765-го воздушного соединения, расположенного в Кидзин на Формозе, пришла женщина. Она была принята командующим соединения капитаном Масуда Сего, узнавшим, что она является женой Кусанаги Мисао — судьи Верховного Суда района Тохоку. Она передала капитану Масуда шарф и прядь волос, попросив, чтобы кто-нибудь из летчиков отряда спецназначения взял их с собой в бой. Ее сын студент умер от болезни до окончания завершения тренировки, и, как она чувствовала, его желание исполнится, если то, что от него осталось, все же побывает в бою. На шарфе была надпись с подписью матери: «Молюсь о прямом попадании. МИСАО». Капитан Масуда принял вещи и, когда воздушный отряд спецназначения передвинулся из Кидзина на ближнюю к боевым действиям базу, передал их командиру группы. Они были с ним, когда он спикировал на вражеский корабль. (Иногути, с. 128.)
По мере того, как в армейских и военно-морских частях стали все больше применяться методы камикадзе, личному составу этих частей давался выбор: продолжать обычные операции или принять участие в самоубийственных миссиях. В этих случаях на людей не оказывалось никакого «формального» воздействия с целью заставить вступить в спецотряды, и, похоже, также не было никакой дискриминации тех, кто отклонял эту честь. Так, в учебном центре по управлению торпедными катерами в местечке рядом с Симоносэки директор собрал четыреста курсантов и проинформировал их о новом типе военно-морской самоубийственной тактики, которую планировалось ввести в конце октября 1944 года: [818]
818
Millot, L'Epopee Kamikaze, pp. 266-67. Ёкота приводит схожие слова командовавшего офицера, предлагавшего ему и его друзьям летчикам вступить в отряд «Кайтэн»:
Если кто-либо среди вас действительно горит желанием спасти свою страну, управлять этим новым оружием и принять участие в крупном наступлении на приближающегося противника, он может стать добровольцем. Я не могу вам сказать ничего больше, за исключением следующего. Сейчас командиры эскадрилий раздадут вам по листку бумаги. Если вы особо желаете управлять этим новым оружием, напишите в верху листа ваше имя и номер эскадрильи, а внизу нарисуйте два круга. Я повторяю — два круга, если вы действительно очень этого желаете. Если, однако, в вас нет особо сильного желания, но вы готовы принести эту жертву, если будете избраны, нарисуйте только один круг. Это очень важно, поэтому повторяю еще раз: два круга, если вы очень сильно желаете, и один — если просто готовы исполнить долг. Те же, кто вообще не хотят ничего подобного, но желают продолжить тренировки для обычного боя, должны уничтожить выданную бумагу… Последнее, что хотелось бы добавить перед раздачей листков. Я должен вам сказать, что это — такое оружие, что кто бы ни отправился с ним против противника, не вернется живым. Он наверняка сможет причинить противнику большой урон, однако при этом он отдаст свою жизнь. Поэтому хорошенько подумайте, прежде чём решить. Перед тем, как вызваться, будьте совершенно уверенными, что вы действительно готовы к этому. И, прежде всего, будьте уверены, что потом вам не будет жаль всего, что вы оставляете за собой. Ваше сознание должно будет быть совершенно ясным в любое время, дабы вы были способны полностью концентрироваться на предстоящем. (Yokota, Suicide Submarine! p. 11.)
В данном случае я не могу отдавать вам никаких приказов… [В этой школе] вы находитесь для того, чтобы обучаться обычным операциям торпедных катеров; новая же тактика настолько отличается от вашей специальности, что я, пожалуй, не могу обязать вас принять участие в ее проведении в жизнь. Вы можете вызваться участвовать во взрывных запусках (синъё), или для операций «лягушек» (фукурю), либо же вы можете продолжать иметь дело с обычными торпедными катерами. Вы должны сделать свой выбор совершенно свободно, и я обещаю, что никакого воздействия или давления не будет оказано на того, чье сознание не позволяет записаться в участники этих новых атак. Вы будете по-одному заходить ко мне в кабинет и говорить о своем решении, и я даю вам слово, что не задам вопросов и не буду требовать никаких объяснений.