Благовест с Амура
Шрифт:
— А чё с собой можно взять?
— Даже не знаю… Давайте я назову, что будет заготовлено, а вы уж сами решайте, что вам еще нужно. Ну, первым делом, конечно, семена — ржи, ячменя, пшеницы, овса, льна, гречи, картофеля, всех огородных культур…
Волконский перечислял, с указанием количества, железные и чугунные инструменты и предметы быта, виды ткани, одежды и обуви (типа сукна, шуб бараньих, рукавиц, шапок, сапог), ружья для охоты, свинец и порох, рыболовные снасти, наковальни и молоты, гвозди, оконное стекло, рубанки, струги, пилы и даже буравы… Ачинские буряты подарили большое стадо рогатого скота (500 голов) и 62 головы на племя, крестьянин Гладких пожертвовал 50
Ярофей только крутил головой и цокал языком.
— В общем, — закончил Михаил Сергеевич, порядком устав от перечисления, — продовольствием, строительством и домашней обстановкой все переселенцы должны быть вполне обеспечены. И это, несмотря на то что идет война! Вот такое значение придает генерал-губернатор заселению Амура. Не будет на Амуре русских сел и русских городов — он не будет нашей рекой. Туда ринутся китайцы.
— Да уж, верно люди говорят: свято место пусто не быват, — заключил молчавший до того Ермолай.
Много дольше обычного добирался есаул Мартынов до Петропавловска. Морской путь из Аяна оказался перерезан большими полями битого льда: всю осень и часть зимы на Охотском море бушевали штормы, не позволяя ему полностью замерзнуть. Поэтому есаул вынужден был от Аяна двигаться вдоль берега через Охотск и Гижигу до Большерецка, а там, уже по накатанной дороге, к Петропавловску.
Третьего марта Василий Степанович Завойко, теперь уже контр-адмирал, получил приказ об эвакуации.
Ему было жаль покидать Петропавловск и Камчатку, где за четыре года он успел сделать немало хорошего, заслужить авторитет у камчадалов — русских казаков и охотников-ительменов, — и прославить на весь мир этот, казалось бы, заброшенный уголок Русской земли, К тому же после ухода англо-французской эскадры он все силы бросил на восстановление укреплений и весьма в этом преуспел, так как по осени в Авачинскую губу пришли корвет «Оливуца», транспорты «Байкал» и «Иртыш», а также боты — «Кадьяк» и № 1, и команды их немедленно включились в работу. Теперь же следовало все делать наоборот: снимать пушки с береговых укреплений, перетаскивать их по льду и снова устанавливать на «Авроре» и «Двине», а на «Байкале» и «Иртыше», которые не были рассчитаны на такое вооружение, — обустраивать артиллерийские порты. Самая работа для Степана Шлыка и корабельных плотников, но им не привыкать.
Понимая, что неожиданное отыгрывание назад вызовет у людей большое раздражение и следует разъяснить сложившиеся обстоятельства, губернатор писал в специальном приказе:
«От быстрого и скорого изготовления судов к плаванию будет зависеть весь успех нашего предприятия. Союзники, как положительно известно, имеют намерения напасть на Петропавловск силами, непомерно превосходящими все наши силы, а следовательно, было бы лучшим выйти в море не позднее 1 апреля, для того чтобы сколь возможно поспешнее достигнуть места нового назначения нашего. На этом основании я покорнейше прошу командиров внушить их командам всю важность успешного производства работ по вооружению и изготовлению судов».
Место назначения в приказе не было обозначено и вообще тщательно скрывалось, даже от командиров кораблей: мало ли кто, где и кому проговорится, а от этого может зависеть сама жизнь сотен людей. Наоборот, распускались слухи, что корабли уйдут на север, к Чукотке, или в Гонолулу, а то и в Сан-Франциско… Как в сказке: пойдем
туда, не знаю куда…Впрочем, вопросов на этот счет ни у кого не возникало. Отметив награждения за оборону, все дружно засучили рукава. Хотя, конечно, затраченных трудов жаль было неимоверно.
Штабс-капитан Мровинский со слезами на глазах почти беспрерывно матерился, вынужденно командуя разрушением укреплений, которые только-только заново были возведены теперь уже по всем законам фортификационного строительства. Он попытался возразить контр-адмиралу:
— Ваше превосходительство, ну зачем все рушить? Мы же все равно сюда вернемся.
— Вернемся — восстановим, как было, и построим новые, — твердо ответствовал Завойко. — А доставлять противнику удовольствие в уничтожении русских батарей не хочу и не буду. Они же потом оповестят об этом весь мир и предъявят как свой подвиг. Нам это надо?
Комендантом обреченного города контр-адмирал назначил есаула Мартынова, его помощником — поручика Губарева. Они занимались эвакуацией гражданского населения и сами должны были остаться тут после ухода флотилии.
Жители города уводили домашний скот в селения в глубине полуострова, некоторые семьи перебирались туда же; застекленные оконные рамы снимали и грузили на корабли — стекло ценилось высоко, его привозили из Америки; грузили также и мебель, и другое имущество; кое-кто разбирал бревенчатые избы, помечая бревна в надежде вернуться и собрать, как было.
Сам Завойко руководил погрузкой на корабли такого огромного количества портового имущества, что от его разнообразия голова шла кругом. Но при всей своей занятости он ни на минуту не забывал о семье: Юлия Егоровна была на девятом месяце беременности; брать ее на борт при полной неизвестности относительно успешности похода не представлялось возможным — значит, придется всю семью отправлять в село (в ту же Авачу, где она пережидала нападение англо-французов, а может, и дальше), а потом — в Большерецк, что на другой стороне полуострова. А уж из Большерецка семейство доберется на каком-нибудь судне до Амура. Кстати, Юленьке единственной Василий Степанович открыл тайну эвакуации — куда пойдет флотилия. В ее молчании он был уверен абсолютно.
Погода свирепствовала, несмотря на то что зима вроде бы осталась позади — была середина марта. Каждый день валил снег, а за Воротами Авачи бушевали штормы. В Большой губе льда было немного, а вот в Малой толщина его достигала десятка вершков, во всяком случае, больше половины аршина [90] . С одной стороны, такой лед позволил перетащить по нему тяжелые орудия первой, третьей и седьмой батарей, с другой — держал в жестком плену корабли; для их выхода в Большую губу матросы пропиливали широкие каналы, подводя их непосредственно к корпусу корабля.
90
10 вершков равны 44,45 см. Половина аршина — 30,5 см.
Посовещавшись с командирами, Завойко решил отправлять нагруженные «под завязку» корабли по мере их готовности, не дожидаясь остальных. Это давало больше шансов уйти до прихода вражеской эскадры. Каждому уходящему командиру контр-адмирал вручал запечатанный конверт с указанием вскрыть его, лишь войдя в Охотское море. В конверте указывался пункт назначения и сбора всей флотилии — залив Де-Кастри, с заходом в Татарский пролив с южной стороны, так как Сахалинский залив и Амурский лиман в это время года обычно покрыты льдом.