Блаженство по Августину
Шрифт:
Не кажется ли мне, что вижу? Ты покажешь мне это, Свет и Истина…»
Находясь скоро второй месяц в Гиппоне, несколько раз в христианскую седмицу Аврелий регулярно заходил в Павлову базилику помолиться. На распорядок церковных служб он особого внимания не обращал, поскольку соблюдал собственное расписание удобных для вдохновения и работы часов.
Об экклесиастических и синодальных отношениях между верующими людьми он тоже тем летом немало размышлял. Думал и о священническом сане, какой ему неоднократно предлагали, наверное, еще с прошлого года.
Например, епископ Мегалий из Каламы в письме
Тем временем престарелый сенатор Фабий Атебан пишет все тому же Аврелий Августину о нехватке католических епископов в африканских муниципиях, перечисляя немалый десяток городов, нуждающихся в пастырях и проповедниках столь высокого церковного ранга.
За что Аврелий сенатору прочувственно благодарен. Стало быть, эти города кое-кому, не желающему становиться священником, вовсе не стоит посещать. Ему также совсем не к лицу выпрашивать епископское назначение у кесарского викария Африки, как предлагает декурион Фабий.
Более всего в ту пору Аврелий не желал личной ответственности за множество разумных душ. С одной чьей-нибудь душой он всегда не против иметь дело, но выйдет совершенно иная перипетия в их разноречивых и противоречивых толпищах-толковищах. От этого, простите, извольте-позвольте его уволить. Не его это занятие — вживе изустным словом соборно назидать, экклесиально наставлять, синодально управлять верующими, предстоятельно увещевать коллегиально их скопища и сонмища.
К слову сказать, он им не военачальник, направляющий воинов к победе или к поражению. В истинной победоносной вере каждый сам за себя; один Бог предстательствует за всех…
В конце августа центуриону Горсу Торквату предстоит отправляться к новому месту кесарской службы в Адрианополь. По такому случаю он уговорил Аврелия пожаловать к нему сегодня к обеду.
Аврелий и сам уж подумывал: не пора ли ему покинуть Гиппо Регий и гостеприимство Оксидрака? Прохиндей с виду вполне оправился, поздоровел, хотя пользуясь осторожностью лекарей, очевидно, лишь прикидывается смертельно больным. И от того, чтобы записаться на крещение к епископу Валериусу, увиливает, шельмец…
В таком деликатном вопросе давить на этого пройдоху Аврелий не давил. Никаких ложных клятв тот не давал, а с увещеваниями своего духовного врачевателя политично соглашается, не спорит, как и с предписаниями ученых медиков. Видимо, не испытывает большого желания как-либо дословно исполнять и то, и другое, и третье, заключающееся в поездке в Медиолан для должного отчета перед вышестоящими.
Болезнь у него, видите ли, политическая у прощелыги… Отпусти, Господи, Отец наш, долги наши, как и мы отпускаем должникам нашим…
И за здоровье отпущенника Оксидрака молился Аврелий весьма усердно, когда они с Горсом после терм перед обедом по обыкновению и по дороге зашли в гиппонскую базилику Святого апостола Павла. Вдруг притихшему многолюдству собравшихся перед самым повечерием они оба не придали какого-нибудь значения, немедля углубившись в себя, обращаясь к Богу хоть и соборно во внешнем присутствии, но все же во внутреннем одиночестве из глубины души.
Должно
быть, из-за того не только Аврелий, но и неустрашимый воитель Горс, оба они вздрогнули, оторопели, опешили, когда под сводами базилики раскатился гулкий бас могучего диакона Турдетана:— Вот он, квириты!.. Нумидийский муж Аврелий, известный праведной и блаженной жизнью, среди нас!.. С нами Бог, и Он дарует нам милостиво нового святейшего пресвитера!!!
Аврелия, не успевшего опомниться от безвозвратно прозвучавших слов, мгновенно обступило со всех сторон почтительное собрание прихожан. Немного погодя к ним содружно присоединились почти все находившиеся в церкви.
— Избрание нового клирика состоялось вне жребия, квириты, — непреклонный диакон не оставил Аврелию ни малейшей возможности возразить и оспорить единодушный выбор паствы.
— Возложим на праведного избранника руки! Ведите же поскорее нареченного нами к святейшему прелатусу Валериусу для принятия апостолического таинства рукоположения и священного назначения служителем Божиим, как соработником Его!
В благоговейном, умиленном содружестве, окружившем Аврелия, ему вдруг нестерпимо захотелось заплакать, и слез своих он сдержать не сумел, не смог.
Да будет воля Твоя, Господи, Отец наш, как на небесах, так и на земле… Fiat voluntas Tua…
Старый епископ Валериус не замедлил произвести церковное таинство хиротонии над вновь нареченным пресвитером, взамен ушедшего, оставившего юдоль земную неделю назад после тяжкой и продолжительной болезни.
Пресвитер Аврелий Августин вышел из алтарных врат и низко поклонился своей нынешней многочисленной пастве. Среди склонившихся перед ним в глубоком ответном поклоне он тотчас разглядел Оксидрака Паллантиана и Скевия Романиана.
Друг Скевий выпрямился, словно бы намеком, еле заметно подмигнул другу Аврелию, зажав довольную улыбку в уголке губ. Мол, знай наших…
В ту же минуту Оксидрак столь же многозначаще надел, проныра, ни дать ни взять окаменелую личину форумной статуи. Только мраморной древнеримской тоги не достает для пущей важности.
Вот так, прости, Господи! Посреди высокого тут как тут и низкое тебе объявляется, выныривает, шныряет вам от первородно согрешившего ветхого Адама…
Через пару дней ушлый Оксидрак, отбросив околичности, притворные хворости и болести без обиняков признался отцу Аврелию, что не вынашивает намерения креститься в ближайшем обозримом будущем.
В первом числе статус катехумена его как нельзя лучше посильно устраивает в имперских и торговых делах. Во втором причислении он суеверно боится, будто, окрестившись душой и телом, неминуемо вскоре умрет в силу возвращения болезни, Божьим чудом его благополучно оставившей.
Ну что ты тут с ним будешь делать!..
Вместе с тем подозревать Скевия и Оксидрака в том, словно бы они изобретательно, насильно лишив выбора, подстроили его избрание гиппонским пресвитером, у Аврелия не было веских причин. Потому как на всякое политическое хитроумие человеческое непреклонно найдется Провидение Божие. Человек лишь временно, конъюнктурно кое-чего для себя и других предполагает, волеизъявляет, тогда как Бог предвечно и бесконечно располагает всеми нами, соизволяет править всем сущим, сущным и насущным.