Блаженство по Августину

Лошадку Горму он хорошо приручил и приучил. Резво взбрыкивая спутанными ногами, она сама подбегает на выпасе, едва завидев хозяина с куском ячменной лепешки в руке. Послушно, не в поводу, идет рядом и покорно дает себя обихаживать, седлать. По всему видать — смиренно подчиняться заботливому хозяину-человеку ей доставляет радость и умиление дикой, малоукротимой от естества скотьей натуры.

Один раз Аврелий съездил к отцу в дальнее имение, взяв с собой для порядка и безопасности Нуманта на старом кауром жеребце Юба Второй. И Юба Первый и Юба Второй когда-то возили Патрика, а потом состарившийся конь с царственным именем и хорошей родословной перешел в распоряжение его сына.

Юбу и Горму ставший у Аврелия домоправителем-виликом Нумант холит и бережет, строго присматривая за двумя конюшенными тунеядцами, оттого что к лошадям он относится лучше, чем к людям или рабам.

Поразмыслив над отношениями между людьми, животными и рабами, Аврелий вновь обратился к детским впечатлениям и заново поразился, насколько же все вокруг предстает маленьким и близким, хотя раньше казалось таким большим и далеким.

И верхом на Горме до Мадавры, оказывается, совсем недалеко, куда он два-три раза успел съездить повидаться с Кабиро. Даже к Палланту ему удалось выбраться. Провел три дня там у него в деревне и четыре дня в дороге с Нумантом.

Оба хорошо вам вооружились на всякий разбойный несчастный случай. Хозяин со щитом и копьем. А его раб отправился в неблизкое странствие с окованной железом шипастой дубиной, какой можно славно раскроить и шлем и череп. В Мадавре за три года посещения гладиаторской школы Нумант прекрасно поднаторел в кое-каком боевом искусстве и в технике боя, что в плеоназме одно и то же, если брать филологически по латыни и на греческом научном языке.

Когда Аврелий на августовские иды побывал в гостях у Палланта, они снова обсуждали их давнюю совместную мечту — завести в каком-нибудь нумидийском городе грамматическую школу с начальным обучением грамоте и счету совсем маленьких детей. Мечтать друзьям почти всегда полезно, если они с Паллантом безусловно намерены претворить в жизнь задуманное.

В другой раз друг Аврелий проведал дальнего друга Палланта уже на октябрьских календах. Паллант Ситак по-прежнему помогает своему отцу-вилику в виноградном хозяйстве, днем очень занят, но все свободное время по вечерам до глубокой петушиной пополуночи уделял дорогому гостю.

Как водиться, друзья говорили о чем угодно, но только не о забавных любовных приключениях двух мифологических героев, хотя вполне реальных эвгемерических протагонистов — Аврелия Купидона и Скевия Ганимеда. Добродетельному Палланту Цензору о том знать никак не следует.

Зато на сей раз Аврелий, сызнова трясясь от неудержимого хохота, поведал другу, как недавно они со Скевием и толстым Сундуком-Аркой, еле-еле удерживая смех, в глухую темнейшую полночь начисто отрясли и обобрали соседское грушевое дерево, неприкаянно выросшее на самой меже. Чуть дотащили до дому богатейшую добычу. Сами кислятину есть не стали, даже вечно голодный Сундучище, который подрос, похудел и стал меньше жрать. Груши-дрянь отдали рабам — эти все тебе слопают, что им ни дай, проглотам.

К огромному удивлению Аврелия, друг Паллант его сурово выбранил, назвал их компанейскую шалость недостойным непростительным воровством, за которое вилик или хозяин грушевого дерева обязательно жестоко накажет недосмотревших за урожаем рабов.

Стыд и срам вам, нечестивцы! Негоже заставлять страдать ни в чем не повинных созданий Господних!

Получается двойной грех, если самоличное бессовестное злодеяние некто злоумышленно перекладывает на других. Ибо перед Богом все равны: что рабы, что свободные квириты. Он каждому воздаст по делам и по грехам людским.

Благочестных этических рассуждений Палланта Аврелий ничуть не понял, недоуменно поднял брови, однако ссориться с другом по такому ничтожнейшему поводу и помыслить себе не мог. Потому он ему клятвенно пообещал больше так никогда не делать, а бедняку-соседу из малоземельных колонов как-нибудь потиху возместить ущерб и урон. Пусть, мол, правая десница ведать не знает, какие глупости и безумства враз может сотворить левая шуйца.

Ораторской, почти евангельской эмфазой, уснащенной уместными латинскими архаизмами, Аврелий сразил и покорил Палланта. И они вместе наново принялись приятно фантазировать, воображать о том, что будет, когда Аврелий завершит высшее обучение риторике и литературе в Картаге.

Паллант Ситак нисколько не питал низкую зависть или ревность к другу Аврелию Августину, если тот всему, чего вскоре узнает сам, потом обязательно научит и его. Дайте только срок и необходимые деньги, какие нужно собрать и накопить, чтобы им вдвоем достойно открыть свою собственную прекрасную школу.

КАПИТУЛ XVI

Годы 1125-1128-й от основания Великого Рима.

От 7-го по 10-й годы империума Валентиниана, кесаря и августа Запада. От 7-го по 10-й годы империума Валента, кесаря и августа Востока.

Годы 371-374-й от Рождества Христова.

Юность в Картаге и в Тагасте в разные дни, месяцы и времена года.

Достойнейший тагастийский куриал Патрик Августин сполна заплатил за год вперед за обучение старшего сына в риторской школе почтеннейшего картагского профессора Эпистемона Сартака.

Возможно, отец что-то предчувствовал, — позднее решит Аврелий. Разом вложил в сына все свободные деньги.

Потому что в февральские иды отец Аврелия скоропостижно скончается. В три дня Патрика унесла злокачественная лихорадка; сгорел в бреду, в беспамятстве от страшнейшего жара. Искусные ученые лекари с их ледяными примочками и обтираниями холодной водой ничего не могли поделать. Под конец они набожно воздели руки к небу, если на все воля Божья, властная в жизни и в смерти.

Моника не озаботилась послать раба-гонца в Картаг, чтобы немедленно известить Аврелия о кончине отца. О состоявшемся подобающем христианском погребении Патрика она сообщила лишь с попутной оказией через своего брата, почтенного торговца Дефила, кому она поручила присматривать за старшим сыном в большом городе, полнящемся мерзкими искушениями и греховными соблазнами.

Нераспорядительность в отношении смерти отца и отсутствия основного наследника на похоронах она объяснила тем, будто не желала надолго отрывать сына от школьных занятий. Письменные объяснения матери Аврелий прочитал, принял к сведению, пожал плечами и особо не намечал съездить в Тагасту, например, на пасхальных каникулах.

Чего ему там делать, если еженедельных денег на повседневные расходы ему выделили в два раза больше обычного? Отцу, конечно же, царствие ему небесное… Бог дал, Бог взял… Зато у кого-то на поясе полновесно зазвенели только что полученные серебряные денарии.

Зачем ему Тагаста, коль скоро его туда покамест не зовут? И отца ему не воскресить, если он не Иисус из Назарета и даже не Аполлоний из Тианы, а школяр-ритор в достопримечательном столичном городе Картаге. И заняться ему тут есть чем, вместо того, чтобы дураком сидеть с постной рожей за поминальным обедом с родственниками.