Бледная графиня
Шрифт:
Когда произвели обыск в доме лесничего, то нашли записку, выражавшую его волю. По следам было видно, что беглец простился с могилами своих родителей. Дальше следы вели в лес, затем к торной дороге, где и терялись под свежевыпавшим снегом.
XXXIV. ДОРА
— Что прикажете, сударыня? — спросил директор больницы для умалишенных, когда графиня Варбург вошла в его кабинет.
Она была одета в черное шелковое платье и бархатную ротонду,
Директор двинулся к ней навстречу.
При разговоре присутствовал Гедеон Самсон, а на заднем плане безмолвной тенью маячила Дора Вальдбергер, сиделка-надзирательница, лишенная многих человеческих качеств, — таких как доброта, сострадание, участие, — зато обладавшая столь незаурядной физической силой, что могла справиться с самыми буйными пациентами, нимало не задумываясь о средствах, которые приходилось применять для этого. Ни крики, ни мольбы не могли тронуть и смягчить ее сердце. Она испытывала редкую радость лишь тогда, когда смерть избавляла от страданий какую-нибудь из ее подопечных, что большей частью случалось именно вследствие больничного ухода. Словом, место этого дьявола в юбке было бы, скорей, в каторжной тюрьме для самых отпетых преступниц. Однако Дора пользовалась доверием и расположением и директора, и врача-психиатра Гедеона Самсона, так как на нее вполне можно было положиться.
— В вашем заведении, господин директор, находятся две пациентки, в которых я принимаю участие, — сказала графиня. — Одна из них поступила совсем недавно, и ее зовут София Бухгардт.
— Совершенно верно, сударыня.
— Другая находится здесь уже некоторое время и выдает себя за мою падчерицу…
— Да, сударыня, мы занесли ее в книгу под именем мнимой графини Варбург, — отвечал директор. — Несмотря на все наши усилия, мы не смогли узнать ни ее настоящего имени, ни положения. Не так ли, коллеги? — обратился он к Самсону и Доре.
— Именно так, — подтвердили оба в один голос.
— Врач-психиатр и мой помощник в трудном деле ухода за нашими пациентами, — представил директор Самсона, затем указал на Дору: — А это наша лучшая сиделка Дора Вальдбергер.
— Я очень рада познакомиться с людьми, которым поручен непосредственный уход за двумя несчастными, интересующими меня, — сказала графиня. — Я приехала, чтобы лично убедиться, в каких условиях они содержатся и не испытывают ли в чем-нибудь нужды. Скажите, есть ли какое-нибудь улучшение состояния у больной, выдающей себя за мою дочь?
— Это очень трудная больная, — отвечал Самсон, — психика ее совершенно нарушена. Впрочем, во всем, что не касается пункта ее помешательства, она сохраняет здравость рассудка.
— А София Бухгардт? — спросила графиня. — В каком она состоянии?
— Ей, к нашему величайшему сожалению, помочь также пока невозможно. Минувшей ночью с ней случился припадок бешенства, и нам пришлось применить смирительную рубашку, чтобы предупредить нежелательные последствия. Что она теперь делает? — обратился Гедеон к сиделке.
— Теперь она поспокойнее, — отвечала Дора своим низким голосом. — Дай Бог, чтобы
она подольше находилась в таком состоянии. Я молю об этом Создателя, потому что ужасно видеть подобные страдания.— Больная все еще привязана к стулу? — спросил директор.
— Да, господин директор, мы были вынуждены это сделать, чтобы она полностью успокоилась. Если сейчас развязать ее, то припадок может возобновиться. Тогда с ней будет еще труднее справиться.
— Вы видите, — заметил директор, обращаясь к графине и кивком указывая на сиделку, — какая у нас трудная и опасная работа. Сумасшедшие, приходя в бешенство, ничем не отличаются от диких зверей. Прошу прощения, графиня, за подобное сравнение, но это действительно так. Во время припадка у них появляется сверхъестественная, нечеловеческая сила, зато после того, как припадок кончится, наступает полнейшая слабость.
— В таком состоянии и находится сейчас София Бухгардт? — спросила графиня.
— Да, ваша милость, у нее сейчас полный упадок сил, — отвечала Дора.
— А другая больная. Она с ней в одном помещении?
— Что вы, графиня, как можно! — ответил вместо Доры директор. — Буйно помешанные содержатся в особых палатах, специально для этого предназначенных. Мнимая же графиня содержится в маленькой отдельной комнатке, которую она получила благодаря заботам доктора Самсона.
— Могу я видеть обеих больных, господин директор? — спросила графиня.
— Видеть вы можете обеих, но говорить — только с мнимой графиней. Могу я иметь честь проводить вас?
— Благодарю за любезность, господин директор, но у вас, без сомнения, есть более важные занятия. — Графиня посмотрела на Дору и проницательным взглядом угадала в ней именно того человека, который ей нужен. — С вашего позволения, я предпочла бы, чтоб меня проводила сиделка.
— Как вам угодно, сударыня. Дора Вальдбергер, проводите графиню.
Директор и психиатр вышли вместе с графиней в приемную и раскланялись с ней. Дальше ее сопровождала только Дора.
Сиделка отворила дверь, ведущую на лестничную площадку, и предложила графине подняться этажом выше.
— Какое мрачное здание, — заметила графиня, когда они вошли в темный длинный коридор. — Тяжелая у вас работа, очень тяжелая. Что заставило вас заниматься ею?
— Нужда, ваша милость. Нужда и чувство сострадания. Ухаживая за этими несчастными, я тем самым служу Богу.
— Весьма похвальное стремление, — одобрительно сказала графиня. — Вероятно, вы получаете здесь приличное жалованье?
— Так себе… Но я не ропщу я довольствуюсь тем, что имею.
Они поднялись этажом выше, и Дора подвела графиню к массивной двери, в которой находилось маленькое окошко. Через него, не входя внутрь, можно было видеть все, что происходит в комнате.
— Больная здесь, — сказала Дора. — Извольте взглянуть в это окошечко.