Блеск жемчуга
Шрифт:
На какой то чудесный миг ее глаза осветились ярким светом, и она ответила так нежно, как могла:
– Да, пожалуй, теперь мне хотелось бы стать.
Когда Тайлер заметил ее из окна своего офиса, он решил, что это ожившая мечта. Последние несколько недель он часто стоял у этого окна, созерцая перспективу залива Виктории и, поднимая взор выше, к Замку, думал о ней, тревожился о ней, надеясь, что она счастлива в браке, и подозревая, что это не так.
«С чего ты взял?
– в тысячный раз спрашивал он себя.
– Разве ты видел более внимательного мужа, чем сэр Джеффри? Никто не сомневается, что он обожает ее. Тогда почему у Ив, когда
Тайлер надеялся, что сможет увидеть ее снова. И вот леди Ллойд Аштон здесь, так далеко от своего Замка, стоит на краю залива, наблюдая за суетой на причале «Гран При». Разгружали «Ле Ман», новое приобретение в составе океанских фрейтеров Тайлера. С удивительной легкостью мощные краны выносили из его недр огромные - каждый величиной с вагон - красные, зеленые, оранжевые контейнеры.
Ив ничего не грозило. Собственно, она стояла не на самом причале, а на примыкающей к нему эспланаде, где заканчивалась почти двухмильная освещенная фонарями дорожка, можно было любоваться признанными достопримечательностями Гонконга: Башней Виктории с часами, Культурным центром с замысловатой черепичной крышей, строительством «Нефритового дворца», отелем «Риджент», торговым центром «Новый мир» и наконец, Восточным паромным причалом Цзинь Ша Цзуй.
Эта дорожка была популярным местом прогулок, отсюда открывались великолепные виды. На рассвете, по холодку, тут собирались любители физических упражнений - от местных жителей, совершающих грациозные размеренные движения тайцзи, до иностранных приверженцев бега трусцой. По вечерам, в туманном свете фонарей, дорожка принадлежала романтически прогуливающимся влюбленным.
Однако в дневную жару дорожка была чаще всего пуста, и практически никто, кроме Тайлера, жившего в «Риджент» и ходившего по ней на работу, не доходил до ее дальнего конца, где начинались доки и причалы.
Но в этот июльский день тут оказалась леди Ллойд Аштон - одна, укрытая ото всех, кроме него.
Уже начиная со второй недели их брака с Джеффри принцесса из Замка на Пике появлялась на публике каждый понедельник и четверг, независимо от того, как сильно болели ее тело или душа. Джеффри считал, что два раза в неделю - наиболее приемлемая частота, обеспечивающая должный компромисс между необходимостью сохранения царственной таинственности и светскими приличиями.
Иногда в такие дни Ив просто бродила по городу, заходя в храмы и церкви, посещая музеи, но чаще всего ее путь был предопределен Джеффри: «Ив, отправляйся на Нефритовый рынок, купи какую нибудь безделушку, небольшую, но обязательно подлинную. Не советую огорчать меня».
«Тебе нужно встретиться с женой губернатора у «Пьеро» в час. Не опаздывай, и если будет поднята тема воспитания детей, ты должна высказаться в пользу домашнего воспитания с гувернанткой».
«В три тебя ждет доктор Кингсли. Тебе снова пора вернуться к противозачаточным пилюлям. Надо выяснить, как избавиться от сильных головных болей».
Ив была рада, что Джеффри настаивал только на двух днях; за исключением работы в госпитале и примерок в «Жемчужной луне», она не могла думать об этих выходах без отвращения и страха. К ней, разумеется, всюду относились хорошо, но Ив терпеть не могла быть выставленной на всеобщее обозрение, словно кукла, и жила в постоянном страхе совершить какой нибудь неправильный поступок, который рассердит мужа.
В том, что Джеффри непременно узнает об этом, она не сомневалась:
за каждым ее шагом наблюдало пять миллионов пар восхищенных глаз. Все ее появления фиксировались репортерами местной прессы, а затем в малейших подробностях расписывались в колонках светской хроники. С самого начала сэр Джеффри распорядился, чтобы все статьи и фотографии его принцессы предъявлялись ему и публиковались только по его разрешению. Это было серьезное нарушение свободы гонконгской прессы, однако когда приказывает самый могущественный человек города, ему подчиняются даже журналисты.Таким образом, только в госпитале и с Джулианой Ив находила отдушину в этих отлучках; и вот сегодня она нашла это место на дальнем конце залива… оно тоже показалось Ив безопасным убежищем.
– Леди Ллойд Аштон?
Ив повернулась.
– Мистер Вон?
– Подумываете о том, как отсюда улизнуть?
– Это была невинная шутка, но она смутилась так, словно и в самом деле подумывала о бегстве. Тогда он спросил уже серьезным и более мягким тоном: - Вы часто бываете здесь, леди Ллойд Аштон?
– В первый раз. У меня был ленч в «Пининсуле», а потом я решила посмотреть на стройку, а потом… Я просто шла и шла.
– Она пыталась объяснить свое появление здесь простой случайностью. Посмотрев ему в глаза, она тихо попросила: - Зовите меня Ив.
– А вы зовите меня Тайлер. Ив - это сокращение от Иванджелин?
– Нет, просто Ив.
– В ее блестящих глазах промелькнуло выражение надежды.
– Но я бы не возражала против Иванджелины.
– Я тоже. Мне кажется, это вам подходит.
– Спасибо, - тихо поблагодарила она.
Она снова смутилась, словно идея называться Иванджелиной дало ей право надеяться на что то; но потом она поняла, что для нее существует только имя Ив.
– Сегодня вы не работаете в госпитале?
– Нет, только по утрам в понедельник.
Вспомнив презрительное замечание Синтии о том, что для леди Ллойд Аштон работа в госпитале - просто показуха, Тайлер спросил:
– Вам нравится эта работа?
– Да, конечно.
– Смущение прошло, и ее глаза наполнились радостью.
– Я бы работала там каждый день, если бы… - Ив вдруг замолчала.
«Если бы что?
– удивился Тайлер.
– Если бы твои дни не были наполнены более важными вещами, вроде ленчей и файф о клоков с другими гонконгскими тай тай?
Нет, - решил он, посмотрев в ее глаза, - редкие светские встречи приятней для нее, чем дежурства в госпитале».
И вдруг ему пришла в голову другая, потрясающая мысль: «Если бы ты была моей женой, Иванджелиной, и если бы что то доставляло тебе радость, я перевернул бы небо и землю, чтобы предоставить это тебе».
Моей женой. До этой секунды это словосочетание отсутствовало в словаре Тайлера Вона. Но теперь, и только из за нее, он внес его туда. Очень тихо и нежно он спросил:
– Что «если», Ив?
Возможно, именно из за этой нежности, звучавшей в его голосе, возможно, потому, что она прочла его необычную и запретную мысль, Ив внезапно отвернулась к заливу, чьи воды уже позолотили лучи заходящего солнца.
Ей пришлось отвернуться, потому что… потому что ей захотелось внезапно признаться ему во всем, рассказать все стыдное и мучительное.
«Что, если так и сделать?» - подумала она. Что, если признаться Тайлеру, что она нужна Джеффри только как напоминание о прекрасном и дерзком призраке? Что ему наплевать на ее душу? Что он никогда не думает, что у нее на сердце? Что тогда?