Блестящая будущность

На что могъ я надяться, продолжая сидть около миссъ Гавишамъ? Мн удалось обезпечить Герберта, миссъ Гавишамъ сказала мн все, что знала объ Эстелл, я сказалъ и сдлалъ все, что могъ, чтобы успокоить ея душу.

Теперь все было сказано, и мы разстались.

Сумерки сгущались, когда я спустился по лстниц и вышелъ на дворъ. Я сказалъ женщин, отворившей мн ворота, что хочу побродить здсь, прежде чмъ уйти. У меня было предчувствіе, что я никогда больше сюда не вернусь.

Побродивъ но двору и по саду, я, остановился въ нершительности не зная, позвать ли мн женщину, чтобы она меня выпустила изъ воротъ, ключъ отъ которыхъ былъ у нея, или еще разъ подняться наверхъ и поглядть самому, все ли благополучно у миссъ Гавишамъ, посл того, какъ я ее оставилъ.

Я выбралъ послднее и поднялся наверхъ.

Я заглянулъ въ ту комнату, гд ее оставилъ, и увидлъ, что она сидитъ на оборванномъ кресл, около камина, спиной ко мн. Въ ту минуту, какъ я уже собирался тихонько уходить, я замтилъ большую полосу пламени. И въ тотъ же самый мигъ, миссъ Гавишамъ бросилась ко мн, вся объятая пламенемъ.

На мн было большое пальто съ двойнымъ воротникомъ, а на рук висло другое толстое пальто. Я снялъ ихъ, набросилъ на нее и завернулъ ее какъ можно крпче, затмъ схватилъ большую суконную скатерть со стола, и мы стали кататься по полу, борясь другъ съ другомъ, точно отчаянные враги.

Чмъ крпче я завертывалъ ее, тмъ яростне кричала она и старалась освободиться; я длалъ все, что могъ, не отдавая себ отчета, безсознательно, пока не понялъ, что мы находимся на полу, подъ большимъ столомъ, и что въ дымномъ воздух носятся полуобгорлые клочья того, что за минуту было ея подвнечнымъ нарядомъ.

Тогда я оглядлся и увидлъ встревоженныхъ таракановъ и пауковъ, бгавшихъ по полу, и слугъ, сбжавшихся съ громкими криками. Я все еще насильно удерживалъ ее въ своихъ рукахъ, точно узника, который можетъ убжать; и я сомнваюсь, сознавали ли я и она, зачмъ мы боремся, и то, что она охвачена пламенемъ. Наконецъ оно погасло, и я увидлъ обгорлыя клочья ея платья, которые больше не свтились, но падали вокругъ насъ чернымъ дождемъ.

Она была безъ чувствъ, и я не позволилъ ее трогать. Послали за докторомъ, а я держалъ ее все время, точно боялся, что если я ее выпущу, то огонь снова вспыхнетъ, и она сгоритъ. Когда я приподнялся съ полу по прибытіи врача, то былъ удивленъ, замтивъ, что об мои руки обожжены.

Осмотрвъ миссъ Гавишамъ, докторъ ршилъ, что ожоги хотя и серьезные, по сами по себ не представляютъ опасности; опасность заключается главнымъ образомъ въ нервномъ потрясеніи. Разспросивъ прислугу, я узналъ, что Эстелла находится въ Париж, и взялъ слово съ доктора, что онъ напишетъ ей съ первой же почтой. Семью миссъ Гавишамь я взялся извстить самъ, намреваясь увдомить одного только м-ра Матью Покета и предоставить ему, если онъ сочтетъ нужнымъ, извстить остальныхъ. Я такъ и сдлалъ на слдующій же день, черезъ Герберта, какъ только вернулся въ Лондонъ.

ГЛАВА XVI

Руки мои были перевязаны. Лвая рука обгорла до локтя довольно сильно; выше локтя до плеча ожоги были слабе: мн было очень больно, но я былъ благодаренъ, что не случилось худшаго. Волосы мои тоже обгорли, но голова и лицо были невредимы.

Когда Гербертъ създилъ въ Гаммерсмитъ и повидался съ отцомъ, онъ вернулся назадъ на нашу квартиру и сталъ ухаживать за мной. Онъ былъ нжнйшей сидлкой и въ опредленное время снималъ повязки, обмачивалъ ихъ въ прохлаждающую жидкость, стоявшую наготов, и снова накладывалъ повязку съ терпливой нжностью, за которую я былъ ему глубоко благодаренъ.

Моимъ первымъ вопросомъ было, конечно: все ли благополучно на рк?

— Я видлъ Провиса вчера вечеромъ, Гендель, — отвчалъ Гербертъ, — и говорилъ съ нимъ добрыхъ два часа. Знаешь ли, Гендель, онъ исправляется!

— Я уже говорилъ теб, что мн показалось, что онъ смягчился, когда я видлъ его въ послдній разъ.

— Да, это правда. Онъ былъ очень разговорчивъ вчера вечеромъ и разсказалъ мн еще многое изъ своей жизни. Помнишь, какъ онъ упоминалъ про женщину, съ которой ему было много хлопотъ. Что, теб больно?

Я вздрогнулъ, но не отъ его прикосновенія, а отъ его словъ.

— Я забылъ объ этомъ, Гербертъ, но теперь ты мн напомнилъ. Передай мн все, что онъ теб сообщилъ. Каждое слово.

— Ну, вотъ эта женщина судилась за убійство, и защищалъ ее м-ръ Джагерсъ, и благодаря слав, которую онъ заслужилъ этой защитой, имя его стало извстно Провису. Жертвой была другая и боле сильная женщина и между нею и убійцей происходила борьба — въ сара. Какъ она началась, неизвстно, но конецъ былъ печаленъ: женщина была задушена.

— Она была признана виновной?

— Нтъ, она была оправдана. — Мой бдный Гендель, я опять причинилъ теб боль!

— Нтъ, Гербертъ. Что же дальше?

— У этой оправданной, молодой женщины и у Провиса, — продолжалъ Гербертъ, — былъ маленькій ребенокъ, котораго Провисъ чрезвычайно любилъ. Вечеромъ, передъ ужасной ночью, когда произошло убійство, молодая женщина приходила на минуту къ Провису и побожилась, что изведетъ ребенка. и никогда больше къ нему не вернется; посл этихъ словъ она исчезла. Дурно или хорошо онъ обращался съ матерью своего ребенка — этого Провисъ не говоритъ, но она раздляла съ нимъ четыре или пять лтъ той злополучной жизни, которую онъ намъ описывалъ тогда у камина, и, повидимому, онъ относился къ жен съ жалостью и терпніемъ. Боясь, чтобы его не вызвали свидтелемъ по поводу убійства ребенка, онъ прятался, пока продолжался судъ. Посл оправданія женщина исчезла, и такимъ образомъ онъ лишился и ребенка, и матери этого ребенка.

— Я хотлъ спросить…

— Погоди минутку, дорогой мальчикъ, — сказалъ Гербертъ, — и я сейчасъ кончу. Его злой геній, Компейсонъ, негодяй изъ негодяевъ, зная, что онъ прячется, и зная, почему онъ это длаетъ, воспользовался впослдствіи этой тайной, чтобы держать его въ нищет, и заставлять работать на себя, какъ негра. Мн стало вчера вечеромъ ясно, что это и есть причина ненависти къ нему Провиса.

— Я бы особенно желалъ знать, Гербертъ, говорилъ ли онъ теб: когда все это случилось?

— Постой, дай вспомнить. Онъ выразился такъ: добрыхъ двадцать лтъ тому назадъ и почти сейчасъ же посл того, какъ я связался съ Компейсономъ. Сколько лтъ теб было, когда ты встртился съ нимъ на кладбищ?

— Думаю, что мн шелъ седьмой годъ.

— Ай! Это случилось значитъ три или четыре года передъ тмъ; по его словамъ, ты напомнилъ ему маленькую двочку, таинственная потеря которой такъ его огорчила; она была приблизительно твоихъ лтъ.

— Гербертъ, — сказалъ я, посл краткаго молчанія, торопливымъ шепотомъ, — посмотри на меня.

— Гляжу, милый мальчикъ.

— Дотронься до меня.

— Дотронулся, милый мальчикъ.

— Ты не боишься, что я въ жару, или что моя голова разстроена происшествіемъ прошлой ночи?

— Н-нтъ, милый мальчикъ, — отвчалъ Гербертъ, зорко взглядываясь въ меня. — Ты возбужденъ, но въ полной памяти.

— Хорошо, что я въ полной памяти. — Знаешь ли ты, что человкъ, котораго мы укрываемъ на берегу рки — отецъ Эстеллы?!

ГЛАВА XVII