Близнецы на вкус и ощупь

Было весело и красиво: никто не тыкал ей фактом принадлежности к проигравшим, но становилось очевидно, что быть на вечеринке, на которой присутствует Фред, и при этом не иметь возможности быть с ним рядом — фикция праздника.

Подушечки её пальцев хранили прощальный поцелуй, когда ранним утром она покидала комнату трёх спящих парней, а четвёртый провожал её до спуска, одетый в одни лишь белые боксеры. Она тогда не боялась потерять его, потому что была наполненной. Это было «пока», а не «до свидания». И даже если на самом деле это было «прощай», для неё его губы на пальцах навсегда — «до скорой встречи».

На сиденье рядом плюхнулась завсегдатая ранних завтраков (правда, вечно опаздывающая) Пэнси.

— Это случилось, — сказала Холла плоско, без всякого предисловия, и сменила вилку на ложку, потому что омлет перестал уже держать любую форму.

— Да ты что! — ударила себя по щекам Пэнси в волнении. — Вчера?!

— Нет, раньше…

Пэнси засуетилась:

— Ты… да ты просто обязана мне всё рассказать!

Холла тряхнула хвостом, неожиданно открывая для себя неприятные чувства от идеи проговаривать их совместную ночь.

— Да что тут можно описать, Пэн. Это было словно… — она подняла глаза куда-то наверх, к погашенным ныне свечам, подбирая слова — …словно мы обменивались клетками в теле, и теперь каждая моя знает каждую его.

Глаза подруги романтически-восторженно заблестели, а мягкая бумажная салфетка стремительно теряла форму, сжимаясь в ее пухлых ручках.

— О, Хэлл, вы теперь вместе?

— Конечно, нет, — она лишь на секунду представила себе эту возможность, но тут же разумно отмела.

— Он так сказал?

— Да боже, вернись ты на землю, — Холла кивнула в сторону хаффлпаффского стола, у самого края которого сидела Лайза, не спускавшая глаз с двери.

— Ей такое только снится, — ухмыльнулась Пэнси и жадно оглядела накрытый стол в поисках своей первой закуски. Глаза упали на миску с салатом из рукколы, креветок и яиц, которую слизеринка тут же придвинула поближе: она старалась похудеть к купальному сезону.

— Если честно, — сказала девчонка сквозь жующийся салат. — Я знаю, что ты любишь Фреда, но мне кажется, что Джордж как-то добрее, что ли.

— Сомневаюсь, — Холла зачерпнула ещё омлета. — Они два дьявола в одном обличии.

Новая порция проснувшихся в этот момент хлынула в Большой зал. Во главе колонны из Слизерина, несущей на себе разной степени горделиво-недовольное выражение (ещё бы, спать на протяжении года в подземельях, когда остальные наслаждаются видами из башен… Приходится строить важное лицо) не то шёл, не то летел профессор Снейп, исполняющий роль чёрной дыры в любом жизнерадостном помещении.

В нескольких метрах позади, контрастируя с профессорским мраком, шагала Имоджен, чьи блестящие прямые волосы сегодня были заплетены в тугую косу рыбий хвост. Белый мягкий свитер, скрывающий своей длиной львиную долю стандартной юбки в зелёную клетку, окутывал стройную фигуру, которая читалась лишь намёком. Голова была обращена к Крэббу, шедшему подле, его рот открывался, а руки летали вокруг, словно не принадлежащие мозгу.

Третьим рядом, усиленно изображающим безразличие, но тем не менее, легко и свободно двигающимся, ступал Драко. Никто и никогда не видел его в футболке, так и сегодня рубашка кремового цвета была небрежно расстёгнута на горле, но белые ключицы скрывал платок цвета вечерней трясины, заколотый слизеринской брошью со змеей.

Несмотря на идеальный стан, ясный взгляд и чёткую поступь, почти никто, включая Холлу, не обратил внимания на Имоджен.

— Какая-то в ней есть дьявольщина… — сказала задумчиво Пэнси, кладя голову на руку с застывшей в воздухе вилкой салата, когда процессия приблизилась к их участку стола.

— В ком? — не поняла Холла. Пэнси мотнула головой.

— Ну… обычная симпатичная девочка.

— Это ты — обычная симпатичная девочка, — саркастически сказала Пэнси, — а она — совершенна.

Вдруг всевидящий профессор резко остановился, подозрительно скосив глаза на уже пройденный участок в двух метрах позади. Из-за этой внезапной остановки всей колонны Гойл влетел в спину Малфою, и тот, развернувшись, отвесил ему затрещину, сопровождая её нелестными комментариями о матери своего пажа.

Снейп повернулся на каблуках блестящих ботинок с острыми носами и тремя широкими шагами преодолел расстояние до девушек. Если бы он не был деканом одной и учителем любимого предмета другой, кровь бы уже застыла в их жилах. Сложно было найти сейчас в этом зале ещё двух человек, вынесших бы случившееся так спокойно.

— Мисс Паркинсон, как долго вы ещё собираетесь злоупотреблять гостеприимством Рейвенкло и моим терпением? — спросил он, едва превышая порог слышимости. Его глаза цвета переспелых оливок буравили Пэнси.

— Профессор, зал же наполовину пуст — сказала она, разводя руками, пытаясь изо всех сил не пялиться на Малфоя, который осматривал её столь же скептически, как если бы застал за столом Гриффиндора.

Снейп, не удостоив ответом, а лишь слегка недовольно сощурившись, развернулся, откинув полы своей длинной пыльной мантии, и оказался лицом к столу Слизерина.

— А ну прочь отсюда, — гаркнул он каким-то первокурсникам, плотно сидящим на скамьях. Напуганные ребята разъехались по сторонам, и образовалось четыре свободных места. — Первая госпожа Стреттон, затем вы, оболдуи, — произнёс он, делая нелепо-грациозный жест в сторону скамьи. Будучи первыми в строю, Имоджен, Крэбб, Малфой и Гойл заняли освободившиеся места. Прочие последовали за профессором к следующему свободному участку.

— Я ревную, — прошептала Пэнси.

— Чего ты боишься, он даже не рядом с ней сидит.

— Если ей кто-то нужен, то она его и из другого флигеля захомутает…

***

Джордж пересёк порог зала и остановился у дверного косяка, бегло осматривая присутствующих. Дженни дружелюбно махнула ему со своего места, он ответил лёгким мановением руки и ничего не значащей улыбкой.

«Не так уж я и голоден», — подумал он, заметив тут же, что недалеко от их отсека рассадки сегодня непривычно сидит слизеринская кодла, да еще и с его феей ночи в составе.

В груди неожиданно неприятно потянуло за какие-то ниточки, о существовании которых Джордж и не подозревал: он скучал по ней. Точнее, по её лицу и телу, такому податливому и покорному, всегда по наивному раскрытому, которое как будто не знало, кто он и что он.

Изгиб всегда идеально ложился в его пальцы. Шоколадный запах волос, прикус мочки уха, все эти ритуалы были уже частью его. А как же она произносит его имя, словно оно само — заклинание, и не хватает только взмаха палочки, чтобы вкупе с ним спасти мир.