Близнецы на вкус и ощупь

Сладкая.

Но не сегодня, потому что Браун теряет устойчивость в ногах, отчаянно напирая на пальцы Джорджа, прося быстрее и больше. Здесь, в роще, её искусным стонам завидуют даже певчие птицы, а Джорджу — заменяют всю его любимую музыку разом. Челюсть напряженно стиснута, он сдерживает себя, чтобы отдать всё ей. Лаванда молчит, но просит кончить, и средний с безымянным пальцем лишь на треть погружаются в сжимающееся лоно, теребят, выныривают и повторяют по кругу.

Собственные руки гриффиндорки ползут на помощь, желая окончить пытку огнём Уизли, но он уверенно ловит их на полпути и отстраняет.

— Мы закончим, когда я скажу, — шелестит баритон в ушную раковину, и ответом ему вылетает лишь сдавленный всхлип и новая волна влаги внизу. Бедренные мышцы сводит, а в голове пустота. Я твоя безвольная бесчестная бескрайняя… Скользи, двигайся.

Ещё мгновение! Нет, подушечки отказались от своих обязательств, уехав с клитора вниз, отгоняя волну к влагалищу.

— Я, кажется, тебе уже объяснил, — едкий смешливый комментарий долетает до остатков сознания.

— Как ты это делаешь, дьявол? — и снова протяжённый стон распугивает белок на окрестных берёзах. Наглые пальцы возвращаются, но вместо того, чтобы привычно наращивать темп, лишь один из них невесомо начинает поглаживать чувствительную распалённую точку мерными движениями, словно кого-то подзывая… раз… два… три… четыре… пять…

— Можно.

Лаванда задыхается, не в состоянии неожиданно выдавить ни звука, тело трясётся, как под разрядом тока, вылетая с вершины воображаемого Эвереста, пока Уизли продолжает свои изощрённые ласки под материалом трусиков, мокрых уже по совсем иной причине. Это концентрированное касание вбирает в себя весь запал распалённых тканей, от этого превращая оргазм девушки в взрыв без начала и конца: он так протяжен, что во вселенной Браун кончилось время.

Острые коленки сводит к центру, и поток сладкой смазки, которую Джордж так любит на вкус, высвобождается, добавляя влажности. Он держит её практически на весу, пока девушка насаживается на его пальцы, не имея возможности выпросить ничего большего. Если бы можно было создавать крестражи оргазмами, сейчас один бы создался, потому что в каких мирах находится душа Лаванды — неизвестно, но точно не здесь.

Близнец вынимает руку и с наслаждением вдыхает терпкий сладковатый запах, а затем переносит пальцы в рот. В плавках тесно, но он хочет приберечь это на вечер. У Лаванды, видно по глазам, особые планы. Она без колебаний совершит сегодня всё, что он любит.

…

«Ну конечно же», — добродушно вздохнул Фред, подняв голову с полотенца и увидев, как две высокие фигуры с отсутствующими в реальности лицами, шатаясь, вышли из тени на вытоптанную тропу из гущи рощи. Он поднялся, ощутив приятные мурашки и, разбежавшись по раскалённому песку, занырнул в прозрачную воду с головой, сбрасывая накопленный солнечный жар.

Гребя широкими ладонями под себя, он плыл под поверхностью, не размыкая глаз, позволяя лишь игре света с плёнкой воды рисовать на веках бело-голубые полосы-блики. Невесомое тело забыло тяжесть согбенного сидения над письменным столом и острое древко метлы между бёдер, позвонки расправились, пересчитавшись, но не покинуло чувство лёгкого предвкушения ветра, развевающего чёлки, врывающегося в приоткрытое окно Хогвартс-Экспресса.

Завершённость.

Он всплыл, оставаясь по плечи в воде, обратив взор к берегу. Град капель стёк со щёк и кончика носа, возвращаясь в исконную обитель. Там, в паре десятков метров от него, заняв освободившееся место на подстилке, сидел Джордж. И он был счастлив. Фред это ощущал. Лаванда опустила губы на его плечо подле и так замерла, Фреду показалось, что его собственное отдалось лёгким немеющим покалыванием.

***

— Ты не помнишь, кто такой Бертрам Косматый? — спросил Фред, озадаченно листая учебник истории магии, сидя на полу подле кровати брата.

— Какой-то хрен из восстания против закона о пытках Нуменгарда, — бросил Джордж. Он собирал свой чемодан вручную, в отличие от всех остальных, предпочитавших махнуть палочкой и освободиться до конца дня. В углублении лежали стопками цветные футболки поло, рубашки с нагрудными карманами, джинсы, шорты и пара курток.

Небольшая связка комиксов занимала почётное место у крышки, где шансы смяться стремились к нулю. Между тканью были рассованы два хрупких полупустых флакона парфюма, пенал с инструментами для выкапывания ценных ингредиентов для зелий из земли, расчёска и несколько пустых мензурок Фреда из пакета Пэнси.

Сбор вещей умиротворял его. Касаясь предметов, Джордж оживлял воспоминания, и часто они были ярче фактических событий, ведь в те времена он ещё не был чувствительной антенной, улавливающей нюансы эмоций, зато ныне проживал их сполна. Хотя, казалось бы, это словно верить в то, что крутят в кинотеатре.

— Подай, там у тебя под кроватью мои вторые кеды, — попросил Джордж, и Фред не глядя потянулся под нависшее покрывало. Пара сильно потрёпанных кед, частично расшнурованных, показалась из-под завесы.

— Фу, не хочу я больше носить это дерьмо, — покривился Джордж от жалкого вида обуви. — Сорти их в порошок.

— Постой, — Фред присмотрелся к чему-то, что выехало из-под кровати вместе с кедами.

Это была небольшая бумажка-кандидат Хогсмид-дейтинга. Уизли развернул её, и глаза его округлились. Джордж вопросительно мотнул головой вверх. Фред протянул руку развёрнутой частью пергамента к младшему. На записке наклонным почерком значилось: «Лаванда Браун».

Им прилетело три записки, две для Фреда, с Лайзой и Холлой, и одна с той, которая искала потерянный контакт, способы, выходы. Была отметена по воле странной судьбы, отложена, но не готова отречься, пока не использовала свою попытку на разговор. Смелая бумажка победила с десяток иных претенденток, но всё равно окончила жизнь на ковре, оставшись незамеченной. Она боролась.

…

— Лаванда Браун, — произносил Джордж игриво, когда она сидела в ночной сорочке на нём верхом в его постели и почти смущённо улыбалась.

— Мне так нравится, как ты произносишь моё имя, солнечный.

— Лаванда… Браун… Ты поэтому носила сиреневый шарфик? Потому что как лаванда?

— Наконец-то додумался, — смеялась она. — И как ты вообще аттестацию прошёл? Скажи ещё раз.

Джордж притянул её за талию к себе, заставляя нагнуться, и произнёс в ухо:

— Лаванда Браун, ты моя девушка.

Гриффиндорка посмотрела в столь близкие глаза невероятной глубины при свете этого ночника в стеклянной колбе. «Как тебя можно не любить, мой волшебный искристый мальчик? Как не захотеть именовать каждую твою веснушку над упрямой тонкой губой?»

Она прижалась губами к скату его носа, и Уизли в истоме закрыл глаза. Кисти скользили по шёлку короткого ночного бордового платья. Он не хотел оставаться без неё даже на неделю.