Близнецы на вкус и ощупь

— Ты не уйдёшь отсюда, пока я не отпущу, — шепчет Уизли в ухо уже вслух, и дрожь возбуждения заставляет низ живота девушки спазматически сжаться.

До сих пор никто никого не касался ниже пояса, но электричество пары вот-вот превратит бассейн, полный воды, в смертельно опасный резервуар.

Сири, как вторая кожа, прилегает к его груди, слизывая с неё круглые капли воды по сантиметру, а гениталии, плотно прижатые друг к другу под водой, разделяют лишь два отрезка ткани. Они ведь уже делали это, почему именно сегодня она вибрирует внутри от мысли о проникновении?

Джордж не хочет спешить, его новые чувства так сладки, что сами практически — секс. Радужные сполохи мелькают за закрытыми глазами, она пьёт его радиацию сквозь поры, как нектар, невероятная, космическая девочка.

Искусанные губы Сири не могут заставить себя оторваться от полотна бликующей груди, ищут повод переместиться, лишь бы не отделяться насовсем. Но Джордж сдаётся первым, желая вложить бьющую через край энергию в наслаждение волшебницы.

Дойдя до открытого участка, он ссаживает Сири на край бассейна, быстрым движением спуская с неё трусики купальника и однократно касается губами внутренней чувствительной стороны правого бедра. Ноги девушки частично в воде, он разводит руками колени, и рыжая голова, минуя расстояние, припадает к набухшим губам, зарываясь глубоко языком в сладкое и скользкое. Сегодня он немного Фред — чужие стоны ласкают уши сильнее, чем отвлекает собственный нетерпеливый стояк.

Вокруг коленей по полукругу, к животу, к которому прилипла мокрая футболка, под неё ползком двигаются руки парня, он не позволяет Сири расслабить позвоночник ни на секунду, напористо, но нежно исследуя её лоно то кончиком, то всей поверхностью гибкого языка, иногда подключая губы, практически впиваясь в набухшие ткани. Она мокрая, как русалка, и терпкая, как утренний эспрессо, который они теперь обязательно должны испить вместе по утру.

Вид его рыжей макушки меж собственных ног дополняет горячую волну, что и без того идёт от клитора, ласкаемого так опытно. Джордж то прикрывает в наслаждении глаза, то смотрит прямо в зрачки из-под опущенных бровей, наращивая ненадолго темп в самый правильный момент. Никогда ещё не была способна Сири кончить так быстро, и ей приходится полностью лечь, уставившись в фигурный потолок, чтобы оттянуть момент волшебного взрыва.

Ты — мальчик-фейерверк. Никогда не соглашайся на меньшее.

В отказ, в отрицание, в зажмуренные глаза, ничего не помогает, потому что ничего не способно отсрочить беспамятство захлёстывающего, как цунами, оргазма в его руках, губах меж коленей. Так мощно, что до слёз, и кислород прекращает поступать в кровь, потому что дыхание остановилось. Её пальцы тянут рыжие пряди, царапают гладкий кафель по краям. Швырни меня в вечность, Джордж.

Твёрдый ствол проникает внутрь ещё до того, как ослабли последние пульсации, и сладкая пытка заходит на второй круг.

— Я не выдержу! — пищит Сири на издыхании. Джордж наваливается на неё, погружаясь уверенно на всю длину, отдавая себя со всей искренностью, которой он и не подозревал, что обладает.

—Ты выдержишь всё, пока я здесь, — низкий тембр, нехарактерный для Фреда, лишь для Джорджа, резонирует в ушах, пуская ударную волну мурашек от уха во всех направлениях, Сири сцепляет ноги за его бёдрами, вторя движениям, и словно тлеет нежная девичья кожа там, где он её касается.

Руки сжимают холмики груди сначала плавно, потом сильнее — на чувствительных кончиках — и тянут. Джордж вышиб из неё всё, что только могло встать на их пути. И больше невозможно называть её Сири, какая ты Сири? У тебя есть имя, настоящее, и я буду шептать его в твои уши ещё сотни раз, назови мне его, назови…

Девушка вскидывается в повторном оргазме, сжимаясь так сильно, что кафель оставляет синяки на её лопатках и бёдрах. Словно подбитая птица, стонет она под тяжёлым мускулистым телом Уизли в его приоткрытые губы, сгорая в огне его души, том самом, который виден только ей.

Джордж видит её лицо, и готов забыть его навсегда. В следующий раз это будет её настоящее лицо, он клянётся, что не будет скучать по «Сири». Придавливая её все ниже к плитке, он отпускает все страхи, все тормоза и открывает себя с чистого листа. Он имеет право на доверие, он чист и солнечен, и прощён. Рыча, словно зверь, он финиширует, заставляя кристаллы на канделябре дрожать. Я жив. Я здесь. Я вернулся.

***

— Ш-ш-ш, — приложила палец к тонким губам тайная гриффиндорка, — завтра, я обещаю.

— Но!

— Прошу, — кристаллики глаз дрожали в немом извинении, когда Сири отняла палец от губ Джорджа и нагнулась, чтобы зашнуровать кеды. — Пожалуйста, не следи за мной. Сегодня я переночую у подруги из другого факультета, я её предупредила.

Джордж был раздосадован. Вот так вот снова отпустить её, когда всё, чего он хочет, — это говорить до утра, положив её настоящую голову с не-знаю-какими волосами на плечо в профессорском кресле забытого быть запертым на ночь кабинета чар.

— Ты не обманешь меня? — прозвучал искренний вопрос, когда они стояли на пороге снова потухшей купальни, запирающейся на волшебные замки, пока они разговаривали.

— Ни за что, я клянусь, — Сири нужно было встать на цыпочки, чтобы дотянуться последний раз на сегодня до его губ, и она поднялась на доступное ей расстояние, предоставив возможность Уизли покрыть остаток наклоном.

Печальный, он шёл без особой опаски назад, не зажигая Люмос. Благодаря неоднократным ночным вылазкам и Карте мародёров ему был известен каждый поворот за пределами башни старост. Шероховатый камень стен под пальцами левой руки иногда предсказуемо пропадал, обозначая дверной проём, иногда превращаясь в дерево какой-нибудь картинной рамы. Казалось, замок сегодня решил Джорджа поберечь, увлекая аккуратно мимо глаз миссис Норрис в ходы и арки, приближая уютную гостиную факультета, где всегда горел огонь, и где она, Сири, сегодня не появится.

Волосы всё ещё были влажны и щекотали шею, когда Джордж нырнул в туннель за портретом Полной Дамы. Пустая гостиная безмолвствовала. Близнец практически без сил упал в кресло, откинувшись на подголовник, и досада от того, что и сегодня ему придётся засыпать в неведении, не позволяла отключиться прямо здесь. Неподалёку в камине, с которого сколдовали тепло по случаю жаркой погоды, потрескивая, прогорали щепки.

«Разве это справедливо? Малышка… Пока ты боишься, я и сам не могу прийти в себя». Её вкус всё ещё оставался на губах, он слизывал по сантиметру, падая в собственноручно расставленный капкан из сегодняшних воспоминаний.

Через несколько минут Джордж, осознав, что витание в омуте прошедшего лишь разжигает чувство несправедливости, встал и вяло направился в спальню в надежде, что темнота и тишина сыграют свою роль, а завтра, с обещанной ему ослепительной информацией, настанет быстрее.

Мимо трёх мирно спящих друзей прошёл он к своей кровати, на которую, как и на все прочее, была накинула ночная синева, расстегнул несколько пуговиц у горла, достал из кармана палочку и выдвинул ящик, чтобы убрать её. Поверх бардака, сложенная в несколько слоёв, внутри лежала давно ненужная Карта мародёров.

Несколько секунд Джордж, замерев, смотрел на пергамент, проникаясь. Впуская синапс за синапсом на поверхность сознания то, что поняло его бессовестное подсознание мгновенно при виде артефакта.

Он схватил карту и, порывисто развернув, раскинул её на покрывале. Маленькие шаги от ванной старост вовсе не удалялись в сторону любого из оставшихся факультетов. Они упорно шли в Гриффиндор, и до портрета оставалось каких-то двадцать метров. Увидев имя, левитировавшее над отпечатками ступней в рамке, Джордж практически воскликнул от неожиданности.