Блокшот
Шрифт:
– Ты что? Просто хотела пошалить с каким-нибудь крутым хоккеистом? Стать следующей хоккейной зайкой в его постели? Ты ему не нужна, Монтана. Ты никому не нужна. Ты жалкая. Просто посмотри на себя.
– Эндрю пинает меня в живот, и я сжимаюсь в комок, чтобы хоть как-то смягчить удар.
– Нет… Пожалуйста, прекрати, - кричу я.
– Эндрю, пожалуйста, я не хотела. Мне жаль.
– Тебе жаль? Ты всегда, блядь, извиняешься, Монтана, - шипит он мне в ответ.
–
– Монтана, это всего лишь сон. Проснись.
Я задыхаюсь, когда мои глаза открываются. Кто-то кричит. Не кто-то. Я. Я кричу.
– Все хорошо. Я с тобой. Ты в безопасности, - повторяет Люк снова и снова.
Я поднимаю на него глаза. Крики прекращаются, и у меня наворачиваются слезы, когда мои глаза мечутся по комнате, которую я не узнаю. Он был здесь. Эндрю был здесь. Куда он делся?
– Танна, ты в порядке. Я рядом, - снова говорит Люк, а затем поднимает меня.
– Что ты делаешь?
– спрашиваю я, осознав, что на нем нет футболки только в тот момент, когда моя рука оказывается на его голой груди.
– Несу тебя в свою комнату. Я не позволю тебе спать одной, - говорит он, укладывая меня на кровать, которая, как я понимаю, принадлежит ему. Здесь все пахнет им.
Я замираю, когда он забирается рядом со мной, а затем натягивает на нас обоих одеяло.
– Что ты делаешь?
– Собираюсь стать тем другом, которым я должен был быть последние четыре года.
– Он протягивает руку и обхватывает мою.
– Я никуда не уйду, Танна. Теперь я с тобой, и никто больше не причинит тебе вреда. Я клянусь.
Я знаю, что он верит в то, что говорит, но я не могу. Я не могу позволить себе такую роскошь. Я не могу снова попасться в эту ловушку. Я уже пыталась уйти от Эндрю, и это не слишком хорошо для меня закончилось. Почему сейчас должно быть по-другому?
– Не думаю, что Шон одобрил бы мое присутствие в твоей постели, - шепчу я в тишину комнаты.
– Шона здесь нет. И, честно говоря, сейчас мне плевать. Я не оставлю тебя одну.
Я позволяю словам Люка проникнуть в меня. Он впервые сказал, что ему все равно, что подумал бы мой брат. Неужели он это серьезно?
– Ты когда-нибудь думал о том, как бы он жил, если бы все еще был здесь?
– Я стараюсь не думать, - говорит Люк.
– Хотел бы я знать… Хотел бы я помочь ему.
– Никто не знал, что он собирается сделать.
– Я вздыхаю.
– Не было никаких признаков. Я знаю, все думают, что были. Что это должно было быть очевидно. Но это не так. Я проанализировала последние несколько месяцев и до сих пор не могу вспомнить ни одного момента, который бы указывал на то, что он испытывал какие-то трудности.
– Я жил с этим парнем. Он хорошо это скрывал, Танна, - говорит Люк.
– Я никогда бы не подумал…
– Да… я тоже.
– Постарайся заснуть.
– Люк слегка сжимает мою руку, прежде чем опустить ее. Я снова протягиваю руку и беру его ладонь. Я не хочу ее отпускать.
– Это странно, но, когда держу тебя за руку, я чувствую какое-то умиротворение, - признаюсь я.
– Это не странно, и ты можешь держать меня за руку столько, сколько захочешь, Танна.
– Он придвигается ко мне поближе на кровати.
Я закрываю глаза и глубоко вздыхаю.
– Спасибо.
–
Монтана…– Ммм, - стону я, переворачиваясь и натягивая на себя одеяло. Каждая часть моего тела болит, когда двигаюсь, поэтому я замираю и не шевелюсь.
– Мне пора идти на утреннее катание, - шепчет Люк, и я открываю глаза. Я даже не почувствовала, как он встал.
– Хорошо. Ты хочешь, чтобы я… - Я не понимаю, о чем спрашиваю. Я не знаю, чего он ждет от меня.
– Засыпай, - говорит Люк.
– Я вернусь через пару часов, но сюда заедет сестра Грея, чтобы привезти тебе кое-какую одежду.
– Ты не должен этого делать, - говорю я ему, пытаясь подняться с матраса. Мои руки дрожат, и у меня ничего не получается.
– Я хочу, - говорит Люк, а потом добавляет: - С тобой все будет в порядке, Танна? Может, хочешь пойти со мной на каток? Или я могу позвонить тренеру и сказать, что заболел?
– Нет. Иди. Со мной все будет в порядке. Кроме того, я не смогу порыться в твоих вещах, если ты останешься здесь.
– Я улыбаюсь в подушку и наконец-то переворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.
– Я не это имела в виду. Я не буду этого делать. Прости, неудачная шутка. Я ничего не трону. Обещаю.
– Дурные привычки так быстро возвращаются. Например, говорить то, что я не имею в виду. Особенно когда рядом Люк. Он вытаскивает из меня ту девушку, которой я была раньше. Лгунью, по словам Эндрю. А я не хочу быть такой.
– Танна, ты можешь делать все, что душе угодно. У меня нет от тебя секретов, - говорит Люк.
– Я не буду шпионить.
– Я качаю головой и тут же жалею об этом. В висках стучит.
– Я вернусь сразу после окончания тренировки.
– Хорошо.
Люк осторожно закрывает дверь, и я пытаюсь снова заснуть, но мне не удается. Пролежав около тридцати минут в его постели, я встаю. Иду в ванную и включаю душ. Мне требуется немного времени и усилий, чтобы раздеться.
Когда мне это удается, я смотрю на себя в зеркало и ахаю. Я привыкла видеть все эти отметины. От красного, там, где были повреждены некоторые из моих капилляров, до темно-фиолетового, почти черного, там, где образовались самые глубокие синяки. На шее видны свежие отпечатки пальцев, а на лице - и того хуже.
Я отворачиваюсь, встаю под теплую струю воды, льющуюся из душа, и позволяю ей успокоить мои ноющие мышцы. Затем я наношу на руки немного геля для душа, который использует Люк, и намыливаю все тело. Я хочу пахнуть как он. Это успокаивает.
Вымывшись, я выключаю воду и аккуратно вытираю тело насухо. Это не первый раз, когда мне приходится восстанавливаться, и, вероятно, не последний. Я точно знаю, что чем больше я буду двигаться, тем быстрее поправлюсь. Если я буду лежать весь день, мои мышцы будут болеть только сильнее.
Я смотрю на штаны и худи из больничного магазина, брошенные на полу, и вспоминаю, что мне больше нечего надеть. Но я не могу просто залезть в шкаф Люка. Поэтому я решаю натянуть их обратно. Так безопаснее.
Как только одеваюсь, я выхожу из ванной и направляюсь к кровати. Там я разглаживаю простыни и расправляю одеяло. Затем я делаю то же самое в гостевой комнате, после чего беру чашку и тарелку и спускаю их вниз.
У меня уходит добрых пять минут на то, чтобы найти дорогу на кухню. Этот дом огромен, с чертовым лабиринтом коридоров и дверей. Я выбрасываю остатки сэндвича в мусорное ведро и мою тарелку. Когда я выливаю остатки чая в раковину, то замечаю на столе записку. На ней написано мое имя, поэтому я беру ее и разворачиваю.