Блондинка за окном

Петр, прикрыв за собой скрипучую калитку и накинув самодельный крючок из проволоки, пошел по дорожке к дому. На веранде и на кухне горел свет, а незашторенное окно в спальне было распахнуто настежь.

У крыльца его снова встретил сидящий на цепи пес Полкан. Он приветливо и лениво помахивал хвостом и был благодарен за кусок колбасы, специально привезенной для него сегодня из города и завернутой в белый лист бумаги «снегурочка» формата А4. Полкан за этот месяц к Петру уже привык и не лаял, и не хватал зубами за штанину, как раньше.

Месяц назад Петр, проезжая с друзьями на своей «Тойоте» через Калиновку (они ездили порыбачить на озера), остановился у придорожного продуктового магазина, чтобы купить минералки или сока. И вот теперь он катался в Калиновку почти каждый день, потому что влюбился с первого взгляда в одну из продавщиц – эта была Катенька, Катюша, как нежно и ласково теперь назвал ее Петр. Благо до города, где жил Петр, было всего лишь тридцать километров. У Катеньки были удивительно синие, выразительные, большие глаза, нежный бархатный голос и большой, пышный бюст… «А может, про бюст не стоит? – подумал Петр. – Хотя что в этом плохого?»

И неудивительно, что за этот месяц он не написал ни строчки – Петр был писателем. Писателем хоть и молодым, но уже довольно-таки известным, особенно среди дам, увлекающихся любовными романами. Катенька, правда, ни одного из его романов не читала.

Шаркнув пару раз туфлями по влажной половой тряпке, аккуратно разложенной на крыльце, Петр прошел на веранду и снова, правда, с некоторой долей неуверенности, постучал в дверь.

– Да входи же, входи! – раздался за дверью голос Екатерины. – Что ж ты так долго? – спросила она, когда Петр вошел.

– Ты же сама просила, – пожал плечами Петр. Ох уж, эти женщины с их капризами!

– Иди ко мне! – выдохнула Екатерина и притянула за рубашку к себе Петра.

Что происходило дальше, мог бы рассказать молодой месяц, который спрятался в кустах сирени, что росла напротив распахнутого настежь окна спальни, но в этом рассказе нет пометки «18+».

«А что, Катенька может читать мысли?» – ехидно или недоуменно спросит читатель, прочитав этот рассказ.

Может. Что, наверно, следует добавить к описанию ее больших синих глаз, нежного бархатного голоса и большого, пышного бюста. Ведьма, одним словом. Ведьма, которые иногда встречаются в селах и деревнях типа Калиновки даже в наше время.

Только вот, на ком?

Александр Григорьевич считал себя человеком интеллигентным, культурным, начитанным. К этому еще можно добавить, что он был не женат, ему недавно исполнилось сорок три года и он подумывал жениться. Только вот, на ком?

– Светочка, а вы не помните, с чего начинается роман Пушкина «Евгений Онегин»? – спросил он Светочку, когда они прогуливались вечером по городской набережной.

– Кажется, «Я вам пишу – чего же боле? Что я могу еще сказать? Теперь, я знаю, в вашей воле меня презрением наказать», – вспомнила Светочка, хоть и не сразу, еще не выветрившиеся со временем из ее симпатичной головки строчки письма Татьяны к Онегину.

Светочка без колебаний в это же вечер была отвергнута Григорием Александровичем.

– Людочка, а вы не помните, с чего начинается роман Пушкина «Евгений Онегин»? – спросил он Людочку, когда они прогуливались под зонтиком по городскому парку.

– Конечно, помню! – уверенно ответила Людочка. – Мой дядя самых честных правил…

Но Александр Григорьевич перебил ее:

– С этих строчек начинается первая глава романа, но не сам роман.

– Ксения, а вы не помните, с чего начинается роман Пушкина «Евгений Онегин»? – спросил он Ксению, когда они сидели в кафе.

– С посвящения: «Не мысля гордый свет забавить…». Ну и так далее, – ответила Ксения, выпуская тонкую струйку сигаретного дыма.

Но Ксению затмила Софья, прочитавшая эпиграф:

– Проникнутый тщеславием, он обладал сверх того особой гордостью…

– Браво! Браво, Софья! – восхитился Александр Григорьевич.

На этом, точнее, на Софье можно было бы и остановиться, но Эльза, с которой Александр Григорьевич недавно познакомился в театре, прочитала эпиграф уже на французском – как в оригинале!

Выбор был сделан. Осталось сделать предложение – конечно, Эльзе.

– Лидочка, – от нечего делать, спросил Александр Григорьевич Лидочку, которая хлопотала на кухне, – а вы читали «Евгения Онегина»?

– Читала. В школе.

– А вы не помните, с чего начинается этот роман? С каких строчек?

– Я вам… Я вам… Александр Григорьевич, я вам варю, стираю, глажу, убираюсь – чего же боле?

Александр Григорьевич подумал и вскоре сделал Лидочке предложение.

Старая туфля

Субботним днем пенсионер Сидякин с газетой в руках, которую он только что вытащил из своего почтового ящика, вышел из подъезда и присел на скамейку. На скамейке лежала большая старая мужская туфля. Поворчав по поводу туфли – Сидякин ревностно следил за порядком в своем подъезде, – он надел очки, раскрыл газету и принялся ее просматривать. Газета попалась скучная и неинтересная. Поворчав еще раз по поводу туфли: «Ну что за люди! Свинство! Рядом урна стоит – так нет, на скамейку надо бросить!» – Сидякин обхватил туфлю газетой и выбросил в урну. После чего отправился в магазин.

Утром в понедельник дворник Орехов стал выгребать из урны скопившийся за выходные дни мусор.

– Ну что за люди! – рассердился он. – Есть мусоропровод – выброси туда! Так нет, сюда притащили! Мне окурков с бумажками хватает! Еще и в газеточку завернули – культурные какие! А вот мы сейчас по газеточке-то и определим, в какой квартире вы такие культурные живете! Ага, двадцать седьмая!

Орехов закинул газету в мешок, а туфлю не поленился утащить на пятый этаж и поставить к двери квартиры №27, где проживал пенсионер Сидякин.

Негодованию и возмущению Сидякина не было предела, когда он, выйдя из своей квартиры, запнулся о знакомую уже ему туфлю.

Рассказ для лета

– Что у вас? Рассказ? На какую тему? – спросил меня редактор, вытирая платочком с лысины пот и расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.

– На летнюю.

– Если на летнюю, то пойдет. Сейчас лето.

Редактор взял листок с текстом и стал читать:

– В выцветшем небе над городом застыл раскаленный, желтый диск солнца.