Блудное художество

– Гутен таг, герр Шварц!
– воскликнул Левушка. И, балуясь, полез обниматься. Немец перенес это стоически, почитай что героически.

Бесстрашный Левушка четыре года кряду все не мог придумать, чем бы допечь Шварца. Черная душа имела для таких молодецких наскоков непоколебимое спокойствие - спокойствие крупного пса, чью тяжелую лапу избрал для своих упражнений месячный котенок.

Архаров обычно наблюдал за Левушкиными проказами с любопытством - ссоры он не желал, но ссоры бы и не вышло, а посидеть зрителем в партере при этаком поединке занятно.

– А я анекдот вычитал, - похвалился Левушка.
– Словно для нас напечатали. Про прусского короля Фридриха, которого мы еще при Елизавете Петровне били.

Архаров посмотрел на Шварца - нет, немец вроде не был пруссаком и не должен был обидеться. Хотя еще его деды русскому трону служили, но черт ли эти национальные обиды разберет…

– Как-то Фридрих вздумал посетить берлинскую тюрьму. Там, надо полагать, такие же застенки, как у нас - по двадцать арестантов в каморке с конское стойло, мужики с бабами вместе, - начал Левушка.
– Взял с собой тюремного коменданта, пошел, вошел в камеру. Преступники его узнали, попадали на колени и наперебой завопили, что невиновны, что попали сюда ошибкой или промышлением злых врагов, и все они - люди верноподданые и порядочные.

– Дело знакомое, - согласился Шварц.

– Наслушались, - подтвердил Архаров.

– А один разбойничек стоит себе в сторонке, ни о чем не просит. Фридрих подходит к нему и спрашивает: «Ты, поди, тоже белокрылый ангел, а попал сюда по ошибке?» «Никак нет, ваше величество! Я лесной налетчик, сижу за грабеж!»

Почему-то Левушка отрапортовал за грабителя примерно как солдат на плацу, браво и с веселой гордостью за свое звание.

– Тут Фридрих обернулся к тюремному коменданту и говорит… - Левушка сделал паузу, чтобы собрать внимание и преподнести неожиданный выверт прусского короля во всем его блеске: - «Немедленно вышвырните отсюда этого негодяя, чтобы он не оскорблял своим присутствием порядочных людей!»

Архаров расхохотался, да так, что Шварца несколько накренило от него - двигаться вместе со стулом от заржавшего, как стоялый жеребец, начальника он не мог, открыто шарахнуться - тоже.

Приступы хохота с Архаровым случались именно в таких случаях - когда являлось на свет нечто вовсе неожиданное.

Левушка был доволен беспредельно.

– Что, Карл Иванович, не проделать ли такое и у нас в полицейско й конторе?
– спросил он.

Архарову понравилось это «у нас» - юный друг не корчил из себя столичную райскую птицу, залетевшую случайно в московский курятник. И вообще он несколько изменился - лицо суше стало, что ли, юношеский голос - гуще?

Шварц понял подначку.

Вся Москва толковала, что у него в застенках и невинные сидят. Что бывают наказуемы до тех пор, пока не возведут на себя поклепа - лишь бы спустили наконец с дыбы. Что и сам кнутобойничает в охотку.

Ответить нужно было и так, чтобы не поссориться с Архаровым.

Вся Москва и о другом толковала - что новоявленный обер-полицмейстер навербовал полицейских из всякого сброда, среди которого бывший мортус - отнюдь не редкость, а обычное явление. Шварц же знал, как все это происходило, - те же Федька и Тимофей не корчили из себя невинных, прямо выложили свое прошлое - чтобы с облегченной душой честно служить тому, кто их признал достойными службы. Брякнешь сдуру о налетчике, которого Фридрих неосмотрительно выпустил на свободу, - три года не расхлебаешь, потому что бывший преображенец Архаров не по-дворянски злопамятен, это за версту видно.

– Такое могло быть совершено только раз, - сказал Шварц, обдумав ответ.
– И только для того, чтобы разнеслась весть. Выгоднее говорить о себе правду даже в застенке, нежели лгать, полагая своего государя глупее себя, - вот что хотел сообщить верноподданным его величество. И ради этого был выпущен на свободу один человек, который, возможно, раскаялся и стал полезным членом общества.

Левушка и Архаров переглянулись. Похоже, Шварц действительно считал такое чудо возможным.

– Скучно ты растолковал, Карл Иванович, - только и заметил Архаров, и тут же перешел к иным делам. Левушка же засобирался - он положил себе до вечера проехаться с визитами. Уговорились ужинать вместе у Архарова, и поручик Тучков отправился развлекаться.

Некоторое время спустя прибыл Клашка Иванов - но без Марфы. И выглядел весьма смущенным.

– Ваша милость, Марфы дома не случилось, да это еще полбеды.

– А в чем беда?

– А она теперь дома почитай что не живет, все в гостях пропадает. Порой с утра увеется - вечером на извозчике приезжает.

– От скуки, что ли?
– вспомнив вечную Марфину беду, спросил Архаров.

– А кто ее разберет…

– Плохо. Вот черт, не додумал - записку надо было ей послать, чтобы сама сюда притащилась.

Архаров желал поручить Марфе разведать, с кем там на самом деле согрешила дочка подрядчика Курепкина Фимка. Она нередко выполняла такие задания, где нужна бабья хитрость и разговорчивость, а за это обер-полицмейстер сквозь пальцы смотрел на ее грешки - она все еще промышляла скупкой краденого, а будучи прихвачена на горячем, клялась и божилась, что вещицы-де - не шуровской слам, а ручной заклад, под который ею выданы деньги, да и предъявляла свою тетрадку с записями - кто, когда и на какой срок заложил ей свое имущество.

– Ладно, беги сам на Якиманку. Попытайся хоть что-то разведать.

– Так не вышло же, ваша милость.

– Не вышло, когда ты пытался в том купидоне кого-то из наших опознать. А ты знай, что то был не наш служащий. И тогда тебе совсем другие вопросы в башку придут. Теперь пошел вон, - так Архаров напутствовал Клашку. И занялся прочими делами.

О визитере с тетушкой он вспомнил, когда уже был подан экипаж, чтобы ехать к князю Волконскому. Он искренне хотел развлечь княгиню с княжной, заодно и девицу Пухову, но, разумеется, никакой «явочной» о купеческих шалостях в канцелярии не оказалось. Жалобщик попросту сбежал. Нетрудно ему было догадаться, что обер-полицмейстер уловил мысль своего приятеля с полуслова, и дивный документ окажется предъявлен хотя бы князю Волконскому и его супруге, даме настолько светской, что через сутки над тетушкой будет потешаться вся Москва.

Но и без «явочной» Архаров порядком повеселил общество. Москвичи сию купеческую затею знали и порадовались тому, как опозорилась столичная жительница. Петербуржские же гости Елизаветы Васильевны посмеялись в меру - хоть они и избежали такого пресмешного срама, однако поди знай, какие еще пакости готовит Москва.

А вот Варенька с чего-то огорчилась, слушая, как незнакомая ей тетушка едва с ума не сбрела, приняв близко к сердцу проказы московских купцов. И тем Архарова озадачила - ненадолго, впрочем, поскольку он не стал засиживаться у Волконских и отказался от домашнего концерта и от ужина. У него собственные гости дома сидели и хозяина ждали.

Архаров колыхался на мягком каретном сидении, думал о Тучкове, который наверняка уже вернулся на Пречистенку, и в лад мыслям одобрительно покачивал крупной головой.

Левушка несколько изменился - был не столь шумен, как обычно, почти перестал размахивать руками и, показывая высочайшую степень удивления, таращить большие темные глаза. Похоже, он наконец повзрослел и стал менять повадку. Это радовало - теперь Архаров и Левушка могли, наплевав на разницу в возрасте, быть совершенно на равных.