Блудное художество
Шрифт:
– Нет, ваша милость.
– То бишь, ты видел высокого человека в полицейском мундире? Прелестно! Пошел прочь с глаз моих…
Много всяких пакостей преподносили шуры и мазы московскому обер-полицмейстеру. Но вот архаровцами еще не рядились.
Коли они возьмут себе такую моду, в Москве вообще все кубарем пойдет, всякая сволочь начнет колобродить, а валить все станут на архаровцев…
Позвольте… Было же не так давно нечто весьма похожее! Но что, но что?…
Раздумья были подобны тому, как если бы кто шарил шестом в заросшем пруду, надеясь добыть со дна нечто ценное,
Архаров мучительно вспоминал - и вспомнил-таки вспомнил брюхатую девку и как с хохотом выходили из шеренги полицейские. Что-то тут было не так, он еще тогда подумал - странно, что девка рыдает, но имени соблазнителя не называет. И тут же явилась в памяти смущенная рожа Клашки.
– Иванова ко мне!
– приказал Архаров.
– Которого, ваша милость?
– спросили в приоткрывшуюся дверь.
– Клашку.
Несколько минут спустя обер-полицмейстер уже имел перед собой сильно растерявшегося подчиненного.
– Девку помнишь? Подрядчикову дочь, что приходила на вас, дармоедов, просить?
– Помню, ваша милость…
– Кто ее обрюхатил?
– Не знаю, ваша милость.
– Врешь. Ну, чьих трудов дело?
– Не знаю, ваша милость.
– Врешь.
Клашка стоял перед обер-полицмейстером, повесив голову.
– В глаза гляди, скотина, - беззлобно приказал Архаров.
– Ты потрудился?
– Христом-Богом - не я!
– Клашка, выпалив это, перекрестился на Николая-угодника.
– Прелестно… А кто же?
Полицейский молчал.
– Слушай, Иванов, ты не девка, чтоб тебя уговаривать. Кто этой дуре брюхо набил - ты знаешь, да выдавать не желаешь. Говори добром - не то скажешь у Шварца в подвале.
– Не я, ваша милость!
– Знаю, что не ты. А кто?
Клашка уставился в пол.
– Ты ведь не из мортусов, - подумав, сказал Архаров.
– Это их круговой порукой повязали. Чтобы все за одного были в ответе. Ты уже потом пришел. И коли ты полагаешь, будто сейчас совершаешь подвиг, так это вранье… Говори живо, что про это дело знаешь, не то… И Шварца не понадобится - прямо тут с тобой и разделаюсь. А кулак у меня тяжелый.
Клашка вздохнул и засопел так, что Архаров встревожился - не зарыдал бы этот вертопрах и не пришлось бы его холодной водицей отпаивать!
– Сгинь с глаз моих, - приказал он.
– Подумай в коридоре четверть часа. Более я ждать не намерен.
– Ваша милость, это кто-то из наших, да только я сам не доберусь никак, кто именно!
– воскликнул Клашка.
– Прелестно. Теперь докладывай вразумительно. Ты девку давно знаешь?
– Давно… соседями были, потом в чуму наш дом сожгли, я к крестному ушел…
– Далее, - приказал Архаров.
– Я к ней открыто приходил! Все видели, вся улица, - мы у калитки стояли! И дядька Трофим меня не гонял! А потом мне Ванюшка Портнов и говорит - ты, Клашка, говорит, с ней не водись, Фимка твоя с другим сговорилась и все там сладилось, а бегают на сеновал к дяде Фаддею. А было это уже осенью…
– А у тебя с ней?…
– Не было ничего, я жениться на ней, на дуре, хотел.
Клашка не врал, хотя менее опытный дознаватель, чем Архаров, вряд ли поверил бы ему. Летнее
стояние у калитки, пряники и ленточки в подарок, вызывание свистом к забору известно чем кончаются. Опять же, и сеновал дяди Фаддея близко.– Так. Значит, осенью ты понял, что девка твоя уже под ракитовым кустом повенчалась, дальше что было?
– Перестал туда ходить.
– Потом?
– Потом случайно узнал - что забрюхатела Фимка. И сказывали, от кого-то из наших.
– Ванюшка Портнов донес?
– Ваша милость, он того человека сам не видел, а соседки приметили - в полицейском мундире.
– Так, - Архаров кивнул, ощущая даже некоторое удовлетворение от того, что наконец все стало складываться.
– С девкой не говорил?
– А что толку? Коли она уже порченая?…
– Дурак. Сейчас беги… где этот подрядчик квартирует?
– На Якиманке.
– Беги на Якиманку, выспроси всех соседей. Стой. Максимку-поповича с собой возьми. Он бабам нравится, ему они поболее расскажут… Стой! Никуда бежать не надо…
Архаров крепко задумался. Клашка смотрел на него исподлобья.
А тут было над чем поразмыслить. Репутация у архаровцев сложилась лихая - и если двое из них пойдут выспрашивать о неком третьем, то наслушаются самого непотребного вранья: кому охота мешаться во внутренние затеи полицейской конторы?
– Иванов, лови сейчас же извозчика, поезжай в Зарядье, привези Марфу. В кои-то веки и от нее польза будет.
Клашка, видя, что ему более неприятности не угрожают, резво поклонился и выскочил из кабинета.
Архаров расположился было хорошенько обдумать свои дальнейшие действия - в частности, призвать канцеляристов, чтобы раскопали ему все жалобы на полицейских за последние полгода. Но тут доложили о визите почтенного гостя - коли судить по кафтану, не ниже графа. Его прозвание было Архарову памятно еще по Санкт-Петербургу - сей господин, несколько послужив для приличия в Конногвардейском полку, вышел в отставку и выгодно женился. Кроме того, они встречались и даже раскланивались в Пречистенском дворце.
Встав из-за стола, обер-полицмейстер пошел навстречу недовольному гостю. И вдруг встал столбом - над плечом этого господина светилась восторгом круглая рожица Левушки Тучкова.
Не сказав ни одного приветственного словечка, Левушка проскользнул в кабинет. Был он, как всегда, щегольски одет, изящно причесан, чистенько выбрит - да там и брить-то было нечего, борода и усы у него росли слабо и негусто. Вот разве что не соответствовала модному наряду длинная шпага - так ведь стыдно гвардейцу носить легкий игрушечный клинок, славный только тонкой работы эфесом.
– Что это у вас, господин Архаров, купцы совсем распоясались?
– не перекрестя лба на образ Николая-угодника и не поздоровавшись толком, начал гость.
– Сговариваются и обижают дам совместно!
Архаров, удивившись такому приступу к беседе, даже не произнес обычного «добро пожаловать».
Левушка же, видя, что Господь послал невежу, отошел к окошку. Он был готов и поклониться, и поздороваться с этим господином, коего встречал в петербуржских гостиных, однако не хотел потворствовать недостойному обхождению.