Блудное художество

А ведь Архарову именно такого человека недоставало - с кем можно быть на равных.

Уже предвкушая приятную мужскую беседу с серьезным и деловитым Левушкой, Архаров выбрался из кареты и вошел в сени.

И тут же к нему, оттолкнув сооружившего приятную улыбку камердинера, устремился повар Потап.

– Батюшка барин, прикажите их милостям колоду возвернуть.

– Какую тебе еще колоду?

– Господин Тучков изволили колоду мою взять в свои покои, на которой мясо рублю… нарочно со двора притащить велели… прикажите обратно ее возвернуть!

– О Господи… - только и мог сказать Архаров.

– Да на хрена ему?!.

Потап развел руками.

– И давно он ее у тебя забрал?

– А как приехали с господином, не знаю как по прозванию, с Федей Савиным и господином Клаварошем, так тут же за колодой послали.

– Меркурий Иванович!
– Архаров повернулся к вышедшему навстречу домоправителю.
– Что это за хренотень с колодой?

– Велели взнести наверх, ваша милость, - отвечал домоправитель, - в залу бальную, и там запершись второй час сидят.

– Сидят вчетвером, и колода - пятая?

– Втроем, ваша милость. И от поры до поры кричат, как ежели бы их резали.

Архаров повернулся спиной к Никодимке, скинул ему на рука кафтан и пошел к лестнице. Ему было страх как любопытно, что там затеял повзрослевший и поумневший поручик Тучков.

Но обер-полицмейстер чуть не оступился на лестнице и не клюнул носом ступеньку, услышав дикий вопль из залы - вопль исступленого и беспредельного восторга.

Он в два прыжка оказался у самой двери и треснул в нее кулаком:

– Отворяй! Отворяй, Тучков! Сдурел ты, что ли?

Дверь распахнулась, Федька со шпагой в руке отступил назад и обер-полицмейстер ворвался в бальную залу.

Это помещение особняка не было еще убрано должным образом - до него княгиня Волконская пока не дотянулась. Разве что стулья, бывшие ранее в большой и малой гостиных, были сюда сосланы и стояли вдоль стен, столик какой-то ободранный, комод, длинный и узкий диван - на таком тощему Левушке впору спать, и то, гляди, свалится во сне. Посреди залы действительно стояла широкая колода, а рядом с ней - коленопреклоненный Клаварош. Возле Клавароша обретался Левушка с обнаженной шпагой. Все три проказника были без кафтанов и в расстегнутых камзолах.

– Что вы тут затеяли?
– спросил ошарашенный Архаров.

– Иван Львович парижскому шпажному бою учит, ваша милость, - первым ответил Федька.
– Насилу уговорили.

– А колода для чего? Мусью, опять твои разбойничьи штучки?
– уже догадавшись, в чем дело, полюбопытствовал Архаров.
– Ну-ка, показывайте.

Клаварошева манера фехтовать с применением не только шпажного клинка, но и собственных длинных ног была ему в общих чертах известна, он только не мог взять в толк, для чего ограбили повара Потапа. И минуту спустя все понял.

Француз поднялся с колена, взял у Федьки шпагу. Клаварош и Левушка отсалютовали обер-полицмейстеру, встали в правильную позитуру - оба высокие, тонкие, изящные, и особо Архаров позавидовал тому, как красиво держат на отлете левую руку. Они начали бой с неторопливого обмена выпадами, не ставя целью хотя бы задеть противника, а лишь подготавливая Клаварошев коронный номер. Левушка перешел в наступление, отогнал француза к колоде, как бы случайно открылся, тут же Клаварош кинулся в глубокий выпад, бедром впритирку к колоде, но не так стремительно, как следовало бы, и выкрикнул какое-то французское слово.

Левушка довольно грубо отбил его клинок, устремился вперед - и, прыгнув левой ногой на колоду, поверхность которой была вровень с Клаварошевым коленом, правой с победительным воплем решительно лягнул воздух перед собой и тут же соскочил на пол.

– Это что?
– спросил потрясенный Архаров.

– Это манера такая - коли в драке один противник со шпагой, а прочие с ножами, к примеру, вот так на его колено прыгнуть. Мусью наш утверждает, что до плеча взбежать можно, да только у нас другой колоды, чтобы учиться, нет, - объяснил Левушка.
– Федя, давай, твой черед!

– Так комод тащите!
– приказал Архаров.
– С колоды - на комод, понял?

– Так развалим же!

– Туда ему и дорога!

Федька и Левушка вытолкали на середину залы старый и, возможно, трухлявый комод. После чего Клаварош перед тем, как продолжить урок, стал объяснять Федьке его ошибки, а Архаров с Левушкой отошли в сторонку.

– Федьке с детства бы шпажному бою учиться, - восторженно сказал Левушка.
– Фехтмейстером мог бы стать! И быстрота, и взгляд точный, и азарт! А рука - гляди, какова!

Архаров посмотрел на его возбужденное лицо, опять - мальчишеское, как много лет назад, и ничего не ответил. Левушкина юность все не желала и не желала иссякать. А вот его собственная кончилась, поди, когда он только получил первый свой чин. Невместно было вести себя, как дитя неразумное,- вот сам себе и приказал присмиреть…

Клаварош поставил Федьку в позитуру и лепил из него фехтовальщика, как ваятель из глины, - разворачивал ему плечи, помещал в нужное место пространства локти. Наконец ихящным жестом пригласил всех к колоде и комоду.

Левушка проделал хитрый прием парижских налетчиков и завопил от восторга, но, уступив место Федьке, он уже был почти спокоен и с некоторой ревностью наблюдал - не окажется ли полицейский более ловок, чем он, гвардеец и лучший в полку фехтовальщик.

Федька же с клинком в руке совершенно обезумел - отрабатывал каждое движение с упорством необыкновенным и был счастлив оттого, что знатоки и мастера взяли его в компанию, учат, школят, и тем самым словно бы поднимают из простых полицейских служителей в какие-то высшие сферы. Он скакал с колоды на комод, воображая, что брыкает и лягает не ждущих такого сюрприза неприятелей, соскакивал на пол и несколько дивился тому, что не видит раскинувшихся по паркету покойников.

Наконец Левушка предложил Федьке и Клаварошу вдвоем на него нападать - с условием, понятно, что Клаварош не пустит в ход своих разбойничьих ухваток. Архаров сел прямо на колоду и следил за Левушкиными маневрами, подбадривая его противников, а потом сам потребовал шпагу. Свою он цеплял не каждый день - да и с кем драться обер-полицмейстеру в палатах Рязанского подворья? Клаварош, устав от поединков, охотно отдал ему свою - и Архаров, сопя, вволю потопал, попрыгал, даже весьма удачно отпарировал два Левушкиных штоса.