Блудное художество

– К моей славе и чести взывала! К прямому нраву и справедливому уму! Театральная девка, откупщика улещая, чтобы колечко подарил, не столь нагло кумплиманы рассыпает…

До Архарова дошло - граф пересказывает первое послание самозванки. А до Дуньки ничего не дошло, но она внимательно смотрела в лицо статного кавалера, не смущаясь страшноватым шрамом - Марфа научила ее, какие особенности мужской внешности имеют смысл, а какими можно пренебречь. К тому же, по всей повадке Алехана было видно, что он привык нравиться дамам. Архаров рядом с ним отнюдь не казался ядреным кавалером - в необъятном своем шлафроке, почти лежа на столе, он гляделся старше Алехана, хотя старше как раз был Орлов - и на целых пять лет.

– А я не откупщик, слава Богу… Превосходство моего сердца! Там, Архаров, только превосходства моего кляпа недоставало, в том манифесте! Но это еще что! Писалось, якобы сия дама владеет подлинным завещанием покойной государыни. Тут я так хохотал - до икоты дохохотался. Однако что-то следовало предпринимать, коли на меня сия морока свалилась. Ты-то хоть меня разумеешь? Более-то разгребать новоявленную кучу дерьма некому.

Архаров кивнул дважды. Так, по его мнению, офицеру низшего чина полагалось соглашаться с офицером высшего чина. И, хотя Алехан никогда ему прямым начальством не был, а был его старший братец Григорий Орлов, Архаров ставил Алехана на куда более высокую ступеньку в своей воображаемой лестнице. Даже теперь, когда звезда братьев Орловых, можно сказать, закатилась, Архаров оставлял Алехана на той ступеньке, потому что сам, без подсказок, знал ему цену.

– Стал я разбирать - уж не та ли авантурьера, что прибыла из Константинополя? Про ту сказывали, будто живет на острова Парос и поселилась на аглицком судне. Что делать - посылаю на Парос майора Войновича с наказом - переговорить, и коли просто дура - послать ее сам ведает куда, а коли нечто сомнительное - звать ее ко мне в Ливорно. Оказалось, там иная дура подвизалась… И тогда же я писал государыне - буде потребуется, заманя авантурьеру на корабль, отослать прямо в Кронштадт, пусть с ней в столице разбираются. А будь моя воля - навязал бы ей камень на шею да и в воду…

Архаров несколько нахмурился: выходит, выдумка с ловушкой на корабле все же принадлежала Орлову…

– А откуда она, бывши в Турции, могла знать про маркиза Пугачева? И с чего ей вздумалось объявлять его своим братцем?
– спросил он. Для него Турция была невообразимо далеко - вести из России, по его разумению, туда три года брели, однако то, что турецкие вести долетали куда быстрее, его почему-то не смущало.

– Вот и я о том же задумался. Это, брат Архаров, и есть самое неприятное - что мы имеем дело не с сумасшедшей и не с мошенницей, обирающей богатых дуралеев, а с происками государства, уже много лет к нам недоброжелательного. Не уразумел?

– Французы, что ли, в дело замешались?
– вдруг вспомнив почему-то, как Федька заколол ножом мнимого аббата, спросил Архаров.

– Грешил я и на турок, и на Польшу. Ты не забудь - по моим сведениям, авантурьера из Турции явилась. А тогда же мне парижские газеты показали. Знаешь «Французскую газету»? Ну так в ней и напечатано было, что при дворе маркиза Пугачева есть два турецких советника, и оба ходят в масках. Однако я нюхом чуял французов, сударь мой. Было сие сперва таким… как бы поделикатнее… никчемным подозрением было, что вилами по воде писано…

Архаров всегда был далек от политики. Смолоду она вроде ни к чему - знай себе служи, а теперь и без нее забот хватало. Коли начнешь ломать голову над загогулинами и выкрутасами межгосударственных отношений, то на службу уже ни умственных способностей, ни памяти не хватит. Князь Волконский - и то не слишком обременял себя политикой. Одна Москва со всеми ее затеями трех Европ стоит…

Но сейчас что-то было в словах Алехана, зацепочка некая, вроде рыболовного крючка, да и не в словах - в самом голосе, не тревога, а горестное предчувствие тревоги - то бишь, ощущение, весьма известное подозрительному Архарову. Слово «французы» вызвало у него отклик - пока лишь кивок да беззвучное «угу». И, как Шварц прибирал к себе в чулан все, что могло со временем пригодиться, так Архаров прибрал в кладовые памяти своей даже не слово - интонацию, коей оно было окрашено.

– Не у нас сия интрига вызрела - и на том спасибо. Коли бы у нас - поменее нагородили бы врак. И заметь, Архаров, когда она вызрела! Как с туркой благополучный мир заключили и победителями пред всей Европой явились. Ни цесарцы, ни французы нам в войне победы не желали, и прусский король - та же бражка… Прискорбно французам, что понапрасну яд против нас источали. Я государыне писал - нашего Пугачева не они ли нам подсунули? Писать я не мастак, да вроде внятно все изъяснил. Французы, правда, на словах от авантурьеры нашей отреклись, поддерживать ее-де отродясь не собирались, консул французский в Рагузе господин Дериво прямо ее обманщицей назвал. Так велика ли тому цена? А ты что об этом скажешь, брат Архаров?

– У нас и своих подлецов довольно, - отвечал Архаров.
– Слыхали, небось, ваше сиятельство, что у Пугачева было найдено голштинское знамя Дельвигова драгунского полка? Коли угодно, расскажу, как оно к бунтовщикам попало. Самолично сей клубок распутывал. Вот и Фаншета подтвердит, как Оперный дом приступом брали.

Дунька улыбнулась - выходит, он помнил, как она выскочила на сцену, размахивая этой самой шпагой, которой только что гоняла его сиятельство графа Орлова.

Архаров редко хвастался своими удачными розысками - да и перед кем? В кои-то веки приехал человек, который мог понять его - и он не смог удержаться. Предложил, стараясь соблюсти достоинство, без суеты, с той тихой гордостью, какую, по его мнению, должен испытывать офицер, превосходно исполнивший свой долг.

Алехан посмотрел внимательно на Дуньку, на Архарова, отпил из стопки, усмехнулся.

– Сказывай, Николай Петрович.

Обер-полицмейстер изложил экстракт дела (Дунька вмешалась, когда он забыл название трагедии), причем в его изложении главным виновником заговора был Брокдорф. Как-то оно само собой получилось, хотя следовало бы и князю Горелову должное воздать, и Мишелю Ховрину.

– Хотел бы я знать, где прошатался Брокдорф все эти годы, - только и ответил Алехан.
– Я тут, с авантурьерой этой, уже во всяком деле двойную, а то и тройную подоплеку ищу. За нашими ротозеями стоял Брокдорф, а коли и за Брокдорфом кто стоял?

– В столице есть кому его допросить с пристрастием, - сказал Архаров.
– Но коли велят - могу кое-что разведать. Известно, с кем он сожительствовал, где жил, можно сыскать разбежавшуюся из того дома прислугу, а вот с дворовыми господина Горелова все не так просто - кому-то наверху страсть как не хочется, чтобы княжеские шашни всем ведомы учинились. Может статься, тех дворовых людей не то что в Москве - а и на свете более нет.

– Хочу убедиться, что между маркизом Пугачевым и авантурьерой доподлинно никакой связи нет… - тут Алехан засмеялся.
– А лихо твой дьячок голштинца оглоблей поперек спины оплел!

Архаров улыбнулся. История, как Устин расправился с Брокдорфом, и в доме Волконского также всем весьма понравилась.

Они вернулись к авантурьере.

– С чего эти умники Разумовского к бунту приплели, я уж потом догадался. Фамилия в Европе известная - племянников гетмана Кирилы Григорьевича туда на ученье отвозили, да и сам он с детьми дет десять назад за границу ездил. Начали строить турусы на колесах - а не покойной ли государыни от Андрея Григорьевича детки? Она ж и не скрывала особо своих амуров с Андреем Григорьевичем…