Блудное художество

Феклушка за это время так и не появилась. И потому, когда Федька принес Скесу одежду, оба оказались в превеликом затруднении - как быть с детьми? Не тащить же их с собой в полицейскую контору!

Они уже поняли, что с Феклушкой стряслась какая-то беда.

– Ты Зарядье лучше моего, поди, знаешь, - сказал Федька.
– У кого тут детишек с дюжину? Мы этих туда отнесем, дадим бабе пятак - она ж еще за нас Бога молить будет. А к вечеру, может, твоя кубасья сыщется.

– Да какая она моя?
– разумно спросил Скес, натягивая чулки.
– А детишки есть у Марьи Легобытовой. Дюжина не дюжина, а душ десять будет.

Легобытовы жили у Варварских ворот. Вроде и недалеко, однако тащить туда перепуганных ревущих детишек - удовольствие сомнительное. Да еще со всех сторон народ орет: «Ишь, архаровцы-то! Уж и младенцев к своему душегубу в подвал тащат!» Даже солнышко было Скесу не в радость - у него хватило дури после подвального сидения забраться в Феклушкин дом, а не пристроиться греться хоть б на завалинке, и он поминутно чихал.

Наконец дошли.

Марья Легобытова, как всякая баба, нарожавшая детей, счет деньгам знала и за пятак присмотреть не согласилась, хотя Федька клялся - это лишь до вечера!

– Да где ж ты цену-то такую взял - пятак?!
– сердито спрашивала она.
– Такой цены отродясь не бывало! Пятак - что? Калачей пару купить! Сам за пятак дитя пеленай!

Переговоры эти она вела, стоя в раскрытой калитке и загораживая вход во двор, где и точно с визгом носилась целая рота детишек. Двое парнишек сунулись было к ней, она повернулась к ним, внезапно разозлясь:

– Купаться? Какое еще купаться?! Утонуть захотели, как Фомка Шкуриных?! Вон, по сей день утопленничка-то ищут! Не пущу!

– До вечера-то за ними посмотреть! Ты их и не заметишь, они с твоими бегать будут!
– спорил Федька.
– Да коли не хочешь - я вон у паперти их посажу, у Всехсвятского храма, за ними старушки приглядят и пятак получат!

– За пятак-то?
– баба призадумалась. Когда дома такая орда - всякая копейка в дело идет, а жилось семейству Легобытовых несладко - были они мастеровыми, и то не московскими, а пришлыми. Купец Пивоваров сперва в селе Кунееве Алатырского уезда завел фабрику по выделке лосиных и замшевых кож, дело пошло успешно, он и вздумал, что нет смысла те кожи продавать - а умнее на Москве завести перчаточную фабрику, благо рабочих рук много - после чумы немало мануфактур позакрывалось, обученные мастеровые, что выжили, без дела сидят. Но, рассудив здраво, он не стал брать балованых москвичей, а привез своих, кунеевских, которые против него и пикнуть не смели, сколь мало бы ни платил.

– Ну, еще копейку накину, - опрометчиво пообещал Федька и вовремя поймал за плечо Феклушкину девчонку, попытавшуюся сбежать. Яшка ткнул его в бок, но было поздно - баба учуяла слабинку.

– Копейку? Сдурели вы, молодцы! Знаете, сколько теперь платят, чтобы дитя нянчить? За одно в день - пятак!

– Это кто тебе наврал?
– возмутился Скес и звонко чихнул.
– Вот уж таких цен точно не слыхано.

– Ты той бабе скажи, что дурища она стоеросовая, - добавил Федька.
– Сама не знает, какую околесицу несет.

Марья Легобытова сильно возмутилась.

– Околесицу? Да сама же я условилась по пятаку в день за дитя, и на моих хлебах, и мне же обстирывать! А вы мне за двоих пятак сулите!

– Так ведь не на весь день!
– воскликнул Федька, и тут Скес перебил его:

– Каких это ты детей взялась на своих хлебах обихаживать? Покажи - тогда поверим!

Федька удивился - можно было подумать, что Скес знал в лицо всех парнишек и девочках в коротких рубашонках, что превесело галдели на дворе, играя с собачонкой, перекидываясь тряпичной куклой и гоняясь друг за дружкой. Но рыжий архаровец глядел на бабу с какой-то неожиданной тревогой.

– Детей как детей - парнишку и девочку…

– Давай-ка их сюда!
– потребовал Скес.

Тут и до Федьки дошло - парнишка и девочка! Не те ли, что пропали вместе с Федосьей Арсеньевой! Так Федосья-то сыскалась - в подвале, заколотая украденным ножом, а дети - нет…

– А какого лешего я стану вам их выводить? Или я у себя на дворе не хозяйка?
– спросила Марья Легобытова.
– Пошли вон отсюда! Соседей вон позову! Слыхано ли дело - архаровцы уж детей хватают!

Она захлопнула калитку и пошла загонять детишек в дом.

– Скес, стой тут, - сказал Федька.
– Гляди, как бы не увела. У меня ноги длиннее, я вмиг до конторы добегу!

И отскочил, потому что Яшка тут же попытался всучить ему завернутого в одеяло Феклушкиного сынишку. Дитя, успокоившееся было, от резкого движения опять заревело.

Федька опрометью кинулся бежать.

Он ворвался в полицейскую контору, все снося на своем пути, и был остановлен у самых дверей архаровского кабинета невозмутимым Тимофеем.

– Да пусти ж ты!
– закричал Федька.
– Я детей твоих сыскал! Пусти! Нужно взять наших, идти вызволять их!

– Что ты врешь!
– возмутился Тимофей.
– Как ты мог их сыскать?! Ты за Скесом же отправился!

– И Скеса сыскал, и детишек сыскал! Пусти, Христа ради! Спешить надобно!

На шум вышел сам Архаров, выслушал доклад и послал вместе с Федькой Максимку-поповича, Клашку Иванова и Евдокима Ершова.

– Еще будешь так вопить - к Шварцу вниз отправлю, - пригрозил он беззлобно.
– Знаешь ведь, что шума не люблю.

– Шума более не будет, ваша милость!
– отрапортовал Федька. И соврал.

Когда полчаса спустя Архарову пришлось вдругорядь выйти из кабинета, гомон стоял - как будто Рязанское подворье загорелось.

– Это что еще такое? Ты Воспитательный дом налетом брал, что ли?
– возмущенно спросил Архаров, указывая на Федькиных пленников.

Пленников было тринадцать человек - Марья Легобытова и дюжина детишек, из них трое - на руках у Скеса, Евдокима Ершова и самой Марьи.

– Чертова баба не признается, кого ей дали на кормление! И детям велит молчать! Говорит - архаровцы-де пороть будут!
– отвечал Федька.

– Так они ж не молчат, они ревут, как телята! Во двор их всех веди, а бабу - ко мне.

Марья так и рухнула на колени - уж больно свирепо на нее поглядел обер-полицмейстер.

– Ваша милость, может, Тимофей своих признает?
– спросил Скес. И тут же Тимофей явился - взволнованный и грозный.

– Разбирайся с ними сам, - сказал ему Архаров.
– Батька, любить бы тебя конем!

Из дюжины ребятишек трое по возрасту худо-бедно годились в Тимофеевы сыновья, четыре девчушки - в дочки. Одна из них, правда, была Феклушкина Настя, и Скес отвел ее в сторонку.