Блудные братья

– Конечно!

– Подумайте еще раз, и в более спокойном ключе. Исходя из допущения, что наши оппоненты не только сообразительны, но и дальновидны.

– Вы переоцениваете их дальновидность. Обладай они ею в достаточной мере – и война бы давно прекратилась.

– Хорошо, сделайте поправку на эхайнский менталитет… но все же не сбрасывайте со счетов.

– Ну, попробуем. Так, так… Террористы из числа Красных Эхайнов, Черных или, там, Лиловых, разумеется, могут уничтожить Озму. – Кратов страдальчески поморщился. – Отвратительно даже думать о том, что кому-то взбредет на ум уничтожить юную и совершенно очаровательную женщину…

– Допустим все же, что таки взбрело.

– Ладно, допустим… В результате весь Эхайнор просто наживет еще одного врага. Только будет это не деликатное, щепетильное в вопросах прав личности Галактическое Братство. А будут это такие же отчаянные головорезы, как и они сами. Причем в чрезвычайно скверном расположении духа!

– Угу, – Понтефракт довольно зачмокал сигарой. – Нет ничего более злобного, чем возомнивший о себе вассал… Светлые Эхайны уже привыкли к Озме, – сказал он, изрыгая клубы дыма. – Не слишком удачный пример, но вспомним из классики – крыса с рычагом, который через электрическую цепь раздражает участок наслаждения в ее мозгу.

– А раз они привыкли к Озме – значит, привыкнут и к нам, – продолжил его мысль Кратов. – И начнется нормальный, столь милый сердцу истинного ксенолога процесс культурной интеграции. Все же мы – братья. Пусть давно и несправедливо разлученные, пусть порядком отвыкшие друг от друга, но – братья.

– Блудные братья, – сказал Понтефракт. – Этот ваш еще один чрезвычайно удачный образ… И если, боже сохрани, Озмы не будет – они снова обратятся к нам, не упуская при этом чесать своих бывших сородичей в хвост и в гриву. И мы непременно отыщем им новую сирену.

– Ой, отыщем ли?

Понтефракт таинственно ухмыльнулся и поколдовал над пультом видеала. На экране всплыла загорелая веснушчатая девичья мордаха. Широко расставленные серые глаза, едва уловимо косящие. Жесткая соломенная челка. Оттопыренные уши с простенькими сережками. Рожица из тех, каких полно на улицах земных городов, на какие даже не сразу и обращаешь внимание, а то и вовсе не обращаешь.

– Например, это юное дарование, – сказал Понтефракт. Он слегка поморщился. – Ну, дарование – это чересчур сильно сказано… Так, крохотные задатки на дворовом уровне. Это Аида Карнера, исполнительница песенок в стиле «кантри» из Техаса. Что в Северной Америке. Что на Земле.

– Если мне объяснят, что такое стиль «кантри»… – произнес в пространство Кратов.

– Неважно. – Кратов зашипел, и Понтефракт поспешно проговорил: – Песни дикого Запада эпохи индейцев и ковбоев… Божественной Озме эта девочка и в подметки не годится. Но замечательно то, что мы искали ее ровно двадцать минут.

– У вас такой совершенный аппарат отбора? – усмехнулся Кратов.

– Нет, мы просто ткнули пальцем наугад. На Земле чертова прорва девичьих голосков с «доминантой Озмы». Так уж сложилось. На Эльдорадо должно быть меньше – у нас другие природные условия, – но тоже наверняка есть. На Титануме, очевидно, нет вовсе. Ну, Магию мы пока не изучали, хотя вряд ли там иная картина, нежели на Земле. Все же, это родина нашей Озмы…

– Отрадно слышать, – сказал Кратов. – Но это вовсе не значит, что мы должны оставить Озму одну перед лицом угрозы.

– Во-первых, по нашим прогнозам, ей ничего и не угрожает. Во-вторых, никто не собирается ее оставлять. Эрик Носов – господин малоприятный, но очень предусмотрительный и расторопный. И, самое главное – сведущий в своем деле. – Понтефракт иронически улыбнулся. – Так где же мы нынче живем? В Галактическом Братстве или в Каганате?

– В каком еще Каганате?! – удивился Кратов.

– Это я ваши же слова припоминаю, когда давеча Эрик предложил устроить показательную военную операцию. А ведь он своего добился! И операцию провел, и эхайнам нос утер, и вас фактически вызволил.

– Да мы бы уж и сами как-нибудь… – проворчал Кратов.

– А по-моему, пускай и Каганат, – рассуждал Понтефракт. – Лишь бы защищал собственных подданных от всяких межзвездных террористов, а не изнывал от прекраснодушия, не строил из себя кисейную барышню. Мне как-то спокойнее жить, зная, что за Озмой в ее предсвадебном путешествии откровенно и внимательно присматривают…

– Эрику придется встать в очередь, – хмыкнул Кратов. – Нынче за ней присматривают пятнадцать процентов всех эхайнов нашей Галактики.

Понтефракт ткнул пальцем в пульт, изображение ожило. Карнера пела хрипловатым ломким голосом, неряшливо выговаривая слова и глотая окончания:

…Many times I've lied Many times I've listened Many times I've wondered How much there is to know… [17]

– Архаичный репертуар, – сказал Понтефракт, словно извиняясь. – Двадцатый век. Акустическая гитара. Какие-то барабаны… Ну, вы сами слышите.

17

«Over The Hills and Far Away» (Над горами, над долами), слова и музыка – Джимми Пейдж, Роберт Плант (1973).

– Мне нравится, – рассеянно отозвался Кратов. – Можете известить эту девочку, что она будущая баронесса. – Он поразмыслил. – Но все же пусть научится петь, авось и в герцогини выйдет…

10

Когда на башне Магистрата колокола старинных часов пробили девять, Кратов вышел на крыльцо бара.

На набережной Тойфельфиш не было ни души. За дальним парапетом, вечно невидимый, вечно всем недовольный, привычно гудел океан. Из узких проулков ему согласно подвывал ветер. Дождь закончился, на темном небе не осталось ни единой тучки, все три луны представали во всем своем сомнительном великолепии, словно чересчур высоко подвешенные уличные фонари. В теплом влажном воздухе пахло свежевымытой листвой.

«Спасибо, матушка Тритоя, – с умилением подумал Кратов. – Хотя бы раз ты встретила меня добром и лаской, а не окатила из тазика с головы до ног! На сей раз ты нарочно подготовила прекрасный вечер в романтическом духе. Сейчас ко мне придет любимая женщина, и мы будем гулять по набережной всю ночь и любоваться звездами. Что может быть романтичнее? Для чего, в конце концов, существуют океанские набережные и звезды?.. А может быть, мы просто добредем твоими улочками до ближайшего отеля, где и останемся до рассвета – что не так романтично, но не менее приятно».

Над мокро поблескивающими крышами со стрекотом пронесся гравитр и канул в сторону площади Морского Змея. «Вот и она, – внутренне затрепетав, отметил Кратов. – Боже, наконец-то… На Юкзаане я и не вспоминал о ней, а теперь считаю мгновения до встречи. И трясусь от страсти, как сопляк на первом свидании».

Призрачная, хрупкая фигурка в тонкой черной накидке возникла из-за поворота.

«Идменк, я иду!»

Она тоже увидела его. Войдя в пляшущее пятно света под фонарем, Идменк откинула капюшон. Он успел разглядеть смеющиеся фиалковые глаза в ореоле фантастических сиреневых волос…