Блудные братья

«Женщин с сиреневыми волосами не бывает. Я не женщина, я юффиэй».

Странный, чужеродный звук мимолетом вплелся в заунывное пение непогоды. Словно хрустнула надломленная сухая ветка.

Идменк остановилась на полпути, натолкнувшись на невидимое препятствие…

Он был уже рядом и успел подхватить ее прежде, чем тело ее коснулось брусчатки.

И отчетливо, как никогда в жизни, до рези в глазах, увидел, как теплый свет ее живой ауры стремительно тает в черной пустоте.

Мир застывал, делался плоским, словно рисунок в две краски – черную и серую…

– Нет! – пробормотал он. – Не надо!

Выпрямился, бережно прижимая свою невесомую ношу к груди. Опрометью кинулся к дверям бара, откуда струился рассеянный свет.

Уже на пороге, ощутив что-то враждебное, какую-то смутную угрозу, бессознательно оглянулся.

…Почти сливаясь с серыми сумерками, лишенная объема и цвета, приземистая тень возникла перед ним на малую долю секунды. Короткая рука выпросталась из бесформенного плаща и угрожающе воздела несуразно длинный корявый палец. И сгинула…

Может быть, ему это показалось.

Чужие голоса и лица внезапно врывались в его сознании, чтобы тут же уйти прочь и исчезнуть. И снова смыкалась сплошная серая пелена (однажды он уже видел такую – в дальней, прошлой жизни, на борту рушащегося в великое Ничто, без берегов и пределов, мертвого космического корабля), а посередине этой серости – бледное, застывшее, едва узнаваемое лицо. Восковая маска с погасшими глазами, скорее похожими на два осколка цветного стекла – такими же прозрачными и безжизненными.

Кто-то попытался разжать его руки.

– Константин, – услышал он голос Понтефракта. – Это медики… позвольте им.

Он наконец выпустил ее. Лицо-маска отдалилось от него и пропало. Серая пелена схлопнулась перед глазами, как прореха, стянутая невидимой нитью.

Откуда-то с того света до него долетали обрывки фраз и долго носились в ватной пустоте:

– …психодинамический шок… женщина-юфманг… через полминуты будет в порядке…

– Костя, – снова пробился голос Понтефракта. – Вы меня слышите? Считайте до тридцати, и вам будет легче. Это чары, они скоро пройдут…

«Я не хочу, чтобы они проходили», – подумал он. Это была первая связная мысль с того момента, как Идменк умерла у него на руках.

Серый туман понемногу рассеивался, наполняясь призрачными, нелепо дергающимися контурами человеческих фигур. Голоса сливались в общий невнятный шум. Сделавшийся в одночасье плоским и черно-белым мир оживал, обретая объем и цвет. А с ним оживала и замороженная боль.

Он сидел привалившись к стене, в руке у него был стакан с водой, напротив стоял Понтефракт, бледный и еще сильнее всклокоченный против обыкновенного, а за ним толпились какие-то совершенно незнакомые люди.

– Где она? – услышал Кратов собственный голос, доносившийся словно со стороны.

– Наверное, уже в клинике, – сказал Понтефракт. – Здесь недалеко есть прекрасная муниципальная клиника. Но надежды нет, Костя. Она умерла сразу. Стрела из арбалета в основание черепа, какой-то варварский яд… – Он нахмурился и замолчал.

Высокий, изможденного вида человек в мокром плаще, навис над Кратовым.

– Ферн Брайс, – назвался он. – Я комиссар континентальной полиции города Тритоя. Вы должны дать показания…

– Что я должен дать? – вяло переспросил Кратов.

– Ничего, – быстро проговорил Понтефракт и оттер явно недовольного комиссара плечом. – Я позже сам все объясню полиции. Преступник известен, мотивы ясны…

– Юфманги? – с горькой миной осведомился комиссар Брайс и, получив утвердительный кивок, удалился.

– За что? – спросил Кратов. – Почему ее, а не меня?

– Это же юфманги, – словно извиняясь, промолвил Понтефракт. – У них свои законы. На Яльифре, где они живут, убийства за измену семейным узам в порядке вещей. Да что я вам рассказываю, вы же знали, на что шли. Наверное, он… супруг вашей женщины… уже сдался своему консулу. Ему ничего не грозит. Вот если бы он вас задел – тогда конечно…

Стакан с тонким звоном выпал из онемевших пальцев.

Кратов обхватил голову руками, уткнулся лицом в колени. Огромный ржавый и совершенно тупой нож где-то глубоко внутри пытался распилить его сердце на две половинки.

– Почему, почему, господи?!

Понтефракт торчал над ним истуканом, беспомощно шевеля конечностями.

«Время закончилось», – сказал прорицатель Вижу Насквозь.

«Я ее потерял. Потерял навсегда и безвозвратно. Я никогда больше не увижу ее. У меня ничего не осталось. Ничего… У меня не осталось даже ее портрета, даже самой пустяковой графии. Я обречен на то, чтобы с каждой минутой все сильнее забывать ее. Чем дольше я живу, тем сильнее от нее удаляюсь. У меня больше никогда ее не будет. Никогда, никогда, никогда…»

– Я не смогу жить без нее.

– Сможете, – покачал головой Понтефракт.

– Я не хочу жить без нее.

– Думаете, вы на Эльдорадо первый, кто связался с этими… сиреневыми феями?

– Я найду его, – проронил Кратов. – И, может быть, убью.

– Бросьте, – отмахнулся Понтефракт. – Что еще за галактическая вендетта! Даже и не думайте.

– Все равно, – упрямо сказал Кратов.

– Лучше еще разок сосчитайте до тридцати, – печально проговорил Понтефракт.

Кода

Спирин и Торрент уже куда-то исчезли. Пустая лужайка производила обманчивое впечатление тишины и покоя. Лишь со стороны Оронго доносился приглушенный расстоянием и пышными кронами Садового Пояса гул бурной и полнокровной городской жизни. Над головой, словно гигантские насекомые, проносились гравитры, а затем, едва не касаясь верхушек деревьев, медлительно и степенно проплыл рейсовый «огр» до Абакана, а может быть – до Иркутска. («Иркутск меня бы тоже устроил», – мечтательно подумал Кратов.) При небольшом напряжении глаз можно было различить выражения лиц пассажиров, облокотившихся о перила нижней палубы, и даже расслышать их голоса.

Вздохнув, он потащился в направлении дома. Его энтузиазм таял с каждым шагом. Не доходя до посадочного пятачка, он постыдно отвернул в заросли крыжовника. Пригибаясь и ступая бесшумно, приблизился к опасной зоне, раздвинул колючие ветки…

– Да я вам глаза выцарапаю, мадам! – взвинченным тоном говорила Марси.

– Не мадам, а мадемуазель, дитя мое, – с нажимом возражала Рашида. – И не стыдно ли будет лезть со своими коготками к женщине, которая годится тебе в матери?!

– Ах, простите, бабушка! – издевательски пропищала Марси. – Но разве пристало вам отбивать мужчину у внучки?!