Боевая горничная госпожи Лешей

Рука горничной тем временем привычно потянулась к сигарете во рту некромага, но схватила лишь воздух: пан Маллой на время позабыл об игре в борьбу с курением, и сейчас просто разводил руками, в которых, собственно, и удерживал сверкающую глянцем пачку да простенькую белую зажигалку с принтом фривольно одетой красотки.

— Приятно слышать, — вещал старик, — что мне удалось повлиять на этот мир. На своих потомков. И даже на людей со стороны. Из таких вот фразочек по кирпичикам строится мировоззрение.

Гиацинт прищурилась.

— Но вы ведь не только из-за своего мировоззрения решили опровергнуть слова о невозможности магии подменышей, дедушка? Вы что-то знаете об этом, так ведь?

Пан Маллой вернул девушке прищур. Только у него это вышло как-то более лукаво, а не подозрительно. Дворянка считала, что от неё что-то скрывают. Старик знал, что это он скрывает нечто от окружающих.

— Та-а-а-ак.

— Чтение мыслей или удача? — не сдавалась блондинка.

— Удача. Если можно так выразиться, конечно. В конце концов, удача — это интеллектуальное контекстно-зависимое управление вероятностями в рамках одного заранее определённого заклинания, не меняющегося в зависимости от внешних факторов. Мы там, на Южном Полюсе, конечно, не удачу качаем, но вот биоконструкта, который занимается интеллектуальным контекстно-зависимым управлением вероятностями в рамках бла-бла-бла мы слепили.

— Биоконструкт… — многозначительно повторила Гиацинт.

Илега тоже обратила внимание на это слово. В конце концов, именно созданием биологических конструктов ещё во времена античности прославился Ганнибал. И именно такими конструктами являлись дриады.

Но озвучила остроносая попаданка слегка иной вопрос:

— Управление вероятностями? Вы освоили управление вероятностями?

Старик махнул рукой.

— Вся магия на свете — суть управление вероятностями. Тут вопрос не в том, чтобы повлиять на вероятность, а в… ладно, не забивай этим свою милую русую головку: вряд ли тебе будут интересны эти технические подробности. Поэтому, упрощая весь маготрёп, я отвечу лишь “да, магия подменышей существовать может”.

— Но не при текущем уровне магического прогресса, — подняла палец Гиацинт. — Не стоит забывать, что Антарктида обгоняет весь остальной мир, а своими знаниями ваш брат делится не то, чтобы охотно. Я не так давно пробовала читать Анастасию Романову. Там прямо виден момент в публикациях, после которого начинается тёмный провал замалчивания, — некромагичка лихо рубанула ребром ладони по воздуху. — Р-р-раз! И никаких магических формул: сплошь философщина о том, насколько мир плох и почему.

Старик ехидно изогнул бровь.

— А что? Ты в этих философствованиях не разглядела описание причины, по которым Антарктиде нельзя сливать тайных знаний форгерийским некромагам?

Гиа поморщилась.

— Я бросила где-то на второй или третьей главе: такая муть самодовольная!

Старик хмыкнул, а затем наконец вновь обхватил губами сигаретный фильтр и чиркнул зажигалкой. Исход такого действия был немного предсказуем и вскорости на стене рядом с мусоркой появилась ещё одна чёрная отметина, ждущая ремонта.

Традиционно пана Маллоя это ничуть не смутило, и он продолжил разговор, как ни в чём ни бывало.

— Самодовольства там много, но ты бы прислушалась к тому, что тебе старшие, имеющие доступ к тайным знаниям, втирают. Антарктидяне не просто так отказываются от идеи учить шляхту за пределами Южного Полюса. Не из-за обиды, что их в двести лет погнали в резервацию — хотя исключать подобное нельзя — но из-за того, что особо продвинутые магические формулы могут серьёзно навредить миру, если окажутся в руках у людей, не имеющих достаточного гуманитарного прогресса.

Илега задумчиво кивнула.

— Но разве у вас там не либеральная утопия?

— Либертарианская. Либертарианская утопия, — поправил её некромаг. — А что?

По хитрому взгляду серых глаз было видно: он отлично понимает, к чему клонит собеседница. Просто хочет услышать это из её уст. И он не думает давать даже минимальных подсказок.

— Не важно! — отмахнулась горничная. — Это ведь та, которая, по сути, анархия, верно? Нет государства, которое следит за исполнением закона. То есть, каждый делает, что хочет?

— Если сильно упрощать, то да. “Каждый творит, чего хотит”. Хотя, конечно, совсем без надзора оно не обходится. Но у нас там такой народ, что попытка применить к нему любые меры пресечения может окончиться опустыниванием Амазонии. Поэтому уж лучше как-то на доверии, — он усмехнулся. — Представляю, как оно звучит в вашем социуме, который, потеряет минимальную функциональность, если убрать из него полицию и пенитенциарные учреждения.

Гиацинт закатила глаза, а вот Илега отнеслась к сказанному со всей серьёзностью.

— Иными словами, нет законов, есть предписания. И если кто-то пожелает слить продвинутые магические техники “отсталому люду”, никто ему не помешает? Просто пальчиком погрозят, и всё?

Улыбка некромага стала широкой. Возможно даже чересчур. Это была самая граница того, как широко может улыбаться человеческое существо.

— А ты шаришь.

Мозг, который доселе беспокоил девушку своим отсутствием, вдруг решил заболеть. Только появился в черепушке, как уже перетрудился, бедняжечка.

— А есть кто из антарктидян, кто трудится над вопросом чтения и перезаписи чужих мыслей?

— Сколько угодно! — нарочито беспечно взмахнул рукой собеседник. — Думаю, минут десять наедине с поисковиком выдаст тебе не менее трёх десятков имён и не менее полутора десятков фамилий.

Васильковые глаза внимательно следили за малейшими особенностями мимики пана Маллоя. Всего за несколько секунд пофигистичный, но безобидный с виду старичок обратился в жестокого трикстера, несколько отстранённо, но с азартом наблюдающего за суетой простых смертных.

Он не мог просто так сделать акцент на том, что имён больше, чем фамилий.

— Эти исследования стали семейным делом?

— Это так удивительно?

Как он умудрился улыбнуться ещё шире?

— Это верный признак того, что исследователи решили замкнуться в себе. В своём клане.

— Ну, да.

Ещё шире? Как так-то? Как это лицо вообще не треснуло от такого напряжения?

Жуть-то какая! И ещё хорошо, что пан Маллой ничуть не угрожает маленькой скромной любимой горничной богини. Кажется, он её даже симпатизирует.