Бог бабочек

Протыкаешь меня странным тяжёлым взглядом. Что это, ненависть?..

Сглатываю в пересохшее горло. Нельзя отвечать. На эту твою фразу точно нельзя ничего отвечать – я уже слышала её раньше и представляю последствия.

В нашем напряжённом молчании на табло загорается «15», и двери лифта мягко разъезжаются.

– «Устрой дестрой, порядок – это отстой»… – напеваешь ты себе под нос, когда в прихожей из пакета вываливаются сыр, банка сметаны и пёстрые пакетики приправ.

Вздыхаю. Уже вечер; самое время приготовить ужин, включить какой-нибудь фильм – и постараться хотя бы сегодня не ссориться, бередя друг другу души.

– О, Noize MC… Школьные годы, – бормочу я, расставляя продукты в холодильнике. Боковым зрением вижу, что ты удивлённо вскидываешь бровь.

– Ты его слушала?

– В школе – да, немного. – (Включаю воду: горка немытой посуды ждёт обряда очищения). – Мне всегда казалось, что это какой-то не-совсем-рэп.

– Ну, в принципе, так и есть. – (Сбросив куртку и джинсы, ты утомлённо падаешь на диван). – А наизусть что-нибудь помнишь?

Убавляю воду. Светлая печаль вдруг окутывает меня – что-то щемящее. Хочу крепко-крепко тебя обнять – но знаю, что сегодня мне не позволено. Ты наверняка меня оттолкнёшь, и я вряд ли смогу не разрыдаться. Это рассердит тебя – и хрупкое равновесие вновь будет уничтожено.

Как Атлантида, уйдёт под морские волны.

Повинуясь внезапному порыву, пытаюсь «зачитать». В последнее время отрывки в ритме рэпа стали лучше мне удаваться. Ещё один пункт из тех, которые я сама себе обещала усовершенствовать – тебе в подарок.

– «Моё море, пожалуйста, не выплюни меня на берег

Во время очередной бури твоих истерик.

Я так давно тебя искал по грязным пресным руслам –

Зубами сети рвал, напрягая каждый мускул;

И я готов сожрать пуды твоей горчащей соли

За то лишь, что ты здесь остаться мне позволишь»…

Восьмой-девятый класс, мучительные нормативы на физкультуре, пыльный запах книг в школьной библиотеке, многочисленные пересматривания «Гарри Поттера» с мамой по вечерам, разговоры о политике и истории с дедушкой…

Отворачиваюсь к раковине, чтобы ты не видел моё лицо. Сейчас это ни к чему.

– Ого… Как атмосферно, – улыбаясь, переворачиваешься на живот и зорко смотришь на меня. – Ты её перед поездкой ко мне летом слушала, что ли? Так вписывается.

Быстро понимаю, о чём ты. Я и правда похожа на рыбу, безнадёжно поглощённую тобой-морем и немо, нудно взывающую о помощи, трепеща жабрами на берегу. «Чистый воздух, как едкий дым, совершенно не пригоден для дыханья. Рыбы не живут без воды и не ищут почвы под плавниками…»

Под моими плавниками давно нет почвы.

Улыбаюсь тебе в ответ.

– Вроде бы нет. Давно, лет в четырнадцать. Так сказать, в период формирования личности.

– Эх… Так и знал! – (Одним упругим движением ты снова садишься и грустно закуриваешь). – Значит, ты сама себе давно всё придумала, а я просто под руку подвернулся… Попался вовремя. Да? У вас, маньяков, всегда так.

– «У вас»?.. – рассеянно переспрашиваю я).

*

…Когда мы всё-таки выбираемся за добычей, военный городок выглядит неприветливым в молочно-серой пелене дождя; но мне всё равно нравится. При дневном свете новенькие пятиэтажки оказываются красно-жёлтыми, а трёхэтажные дома – розовыми; эта неуместная пряничность почему-то меня умиляет. Возле КПП курят двое мужчин в форме, дорожку у общежития подметает несколько солдат – сейчас, в рабочее время, когда большинство военных в части, только это и напоминает об истинной природе городка. В остальном всё мило и пасторально: местные дамы, которые в солнечный час степенно прогуливались с колясками, скрылись – по-видимому, ожидая шанса повторить променад; из чьей-то припаркованной «Лады» доносится незатейливая ретро-попса; немногочисленные ребятишки (наверное, самые храбрые и устойчивые к простуде) обследуют лесенки и качели на детской площадке. Девочка лет семи, замершая у фигурки серо-голубого китёнка, смотрит на нас широко распахнутыми глазами – то ли потому, что увидела совсем незнакомую тётю, то ли потому, что при ходьбе ты всё же чуть-чуть покачиваешься.

Лесистые горы, испачканные редкими пятнами солнца, подступают к городку со всех сторон, словно сине-зелёные великаны. Отсюда, при взгляде с земли, в них есть что-то угрожающее. Поёжившись, вспоминаю, как ты пересказывал мне байки пожилых сослуживцев о встречах с медведями и волками… Однажды, правда, добавил: «А ты знаешь, Тихонова, что я тебя боюсь больше, чем возможности встретить медведя по дороге из части?»

Я ответила, что знаю.

– Ну вот, прошу! – (Любезно придерживаешь передо мной дверь магазина). – Тебе придётся часто посещать сие место.

– Спасибо, – улыбаюсь под звяк колокольчика над входом. – Без тебя дальше сего места я точно никуда не ногой. Ну, может, ещё мусор вынести.

– Да почему? – меланхолично пожимаешь плечами. – По посёлку-то можно прогуляться.

Посёлок ещё ближе к лесу… Я решаю промолчать.

Полноватая матрона, оказавшаяся перед нами в очереди, сканирует меня настороженным взглядом, а потом с провинциальной неспешностью размышляет вслух, сколько же ей взять баклажанов и какую выбрать колбасу. Попутно ругает с продавщицей погоду, жалуется на затянувшийся ремонт, долго ищет мелочь в кошельке… Незаметно закатываешь глаза. Ты ненавидишь очереди – и бытовую медлительность как таковую. Не понимаешь, почему другие не могут жить так же, как ты – стремительно и математически-чётко.

После матроны к прилавку, слегка робея, подхожу я. Ты ещё вчера официально объявил кухню моей вотчиной и дал мне полную свободу действий – поэтому мы поспешно закупаем побольше мяса, овощей, круп и другой необходимой для жизни пищи, которой у тебя дома не наблюдается (в изобилии наблюдаются разве что пельмени – а ещё сигареты и алкоголь).

Румяная улыбчивая продавщица тоже не противится соблазну «просканировать» меня и – как бы случайно – скользит взглядом по моему безымянному пальцу. Когда я напоследок вспоминаю про сыр, она подбоченивается и уточняет: «Российского дать или голландского?» – с гордостью подчёркивая, что сортов сыра имеется целых два.

Выходя, я выдыхаю с облегчением. Ты совершенно невозмутим.

– Что, слухи теперь поползут? – спрашиваю, как только мы направляемся к дому. Улыбаешься.

– А как же! Думаю, уже поползли. Резонанс будет в дамском обществе, – покосившись на меня, успокаивающе добавляешь: – Но ничего страшного быть не должно – пара осторожных вопросов, не больше. Лидочка у нас довольно тактичная. Вот тётя Катя из другого магазина – потом его тебе покажу, он подальше, – это да-а… Более опасный феномен! – (Перехватываешь пакет поудобнее). – Ну что, занесём это – и покормим наконец-то ярцевских котиков?

– Конечно! – соглашаюсь с готовностью. Кошки – это свято. Голодных кошек не должно существовать.

…Ты ещё не успеваешь вставить ключ в скважину – а из-за двери Ярцевых уже доносится жалобный мяукающий хор. У меня сжимается сердце.

– А сколько их?

Дразняще улыбаешься.

– Сейчас увидишь.

Дверь распахивается, и к нашим ногам бросается живой пушистый клубок; хвосты, лапы, усатые мордочки – ничего не разобрать. Опускаюсь на колени, машинально начиная что-то ворковать, и запускаю пальцы в гладкую шерсть.