Бог-без-имени

— Пошли.

Они двинулись (незнакомец, изображающий поводыря, и Фьольвир с рукой на чужом плече, изображающий слепца) в дальний конец зала. Сверху, с отдушин под крышей, должно было тянуть свежим воздухом, но Фьольвир чувствовал лишь тяжелый кровяной дух. Капли разбивались о незнакомца.

Первый труп им попался через четыре шага. Маленькая девочка лет пяти-шести в красной фенрике лежала под лавкой. На высохшем личике провалились глаза и щеки, ручки были прижаты к груди.

Дальше трупов стало больше. По двое, по трое они кукожились у стен, обнимали друг друга и вздергивали головы к закрытому крышей небу. Бледные, тощие, словно заморенные голодом. Везинги, штаны и рубахи, казалось, были им велики.

Кааряйны.

Незнакомец провел Фьольвира мимо очаговой ямы и замер, приподняв ногу.

— Так, не двигайся, — прошептал он.

Свет впереди тускнел, а в самом конце зала, там, где находились место и стол вождя, и вовсе обращался во тьму. Тьма была красноватая и пульсировала, будто дышала. Из-за плеча незнакомца Фьольвир разглядел, что на подступах к ней неподвижными тенями стоят люди. Тонкие красные нити отходили от их голов.

— Видишь? — спросил Унномтюр.

— Да, — ответил шепотом Фьольвир. — Они живые?

— Нет, — сказал незнакомец. — Но держат тонкий путь.

— Зачем? Для нас? Как ловушку?

Незнакомец фыркнул.

— Не думай, что Мтагу есть до этого дело.

Он опустил ногу и мягко повел ладонью. Жест напомнил Фьольвиру движение юркого маюса в воде. Завеса из капель, уплотняясь, разошлась в стороны и приподнялась пологом вверх.

— Мтаг не рассчитал, — сказал незнакомец, перешагивая через опрокинутую лавку. — Он раньше не работал без незримой помощи Хэнсуйерно. Поэтому и собрал здесь всех, кого смог. Не был уверен, что справится малой кровью.

Держа руку у него на плече, Фьольвир последовал за спутником. Осторожно, стараясь не задеть, он обогнул сначала мертвую старуху, прикорнувшую у котла с красной похлебкой, а потом слипшихся, схватившихся друг за друга мальчишек-близнецов. Один из мальчишек при этом жмурился, другой, наоборот, широко распахнул пустые глаза.

— Но это нам же лучше, арнасон, — сказал Унномтюр, подвигая стол. — Так как крови много, тонкий путь открыт и для нас.

— А если бы нет? — спросил Фьольвир.

— Мне пришлось бы взять твоей крови.

Место вождя находилось на небольшом возвышении, несколько каменных ступеней к нему плотно заняли мертвые кааряйны. Смутно видимые, они стояли, воздев вверх худые руки. Свет проливался на них багровыми отблесками. Тьма дышала все громче, ее пульс давил на уши. Внутри тьмы, казалось, колышется, готовясь выплеснуться, живой воздушный пузырь.

— Значит, так, — сказал незнакомец, останавливаясь у ступеней, — когда мы пойдем, кааряйны на время оживут. Тебе, главное, не дать им утащить тебя от меня. Понял?

— Да, — кивнул Фьольвир.

— Тогда пошли.

Унномтюр шагнул вперед, корпусом, бедром, локтем заставляя потесниться двух близко стоящих мертвецов. Фьольвир пролез следом, сквозь одежду ощущая холод тел. Кто-то за его спиной опрокинулся. И тут же словно порыв ветра качнул светильники. Тонкие красные нити над головами кааряйнов дрогнули.

— Быстрее! — прошипел Унномтюр.

Он оттолкнул кааряйна-воина, заступившего ему путь, и неожиданно получил в ответ толчок с другой стороны. Фьольвир почувствовал, как его хватают за штаны и ворот рубахи, холодные пальцы царапнули оголившийся бок. Плечо спутника неожиданно ускользнуло из-под ладони.

— Не теряй меня! — крикнул Унномтюр.

Сам он воевал с четырьмя или пятью мертвецами, которые тянули к нему свои руки и раскрывали рты в беззвучных криках. Богатые везинги, меховые олькафы. Фьольвир лягнул кого-то, решившего обнять его со спины. Ему вцепились в волосы.

— Ах, ты!..

Фьольвир вспомнил про топорик в руке. Бум! Бум! Бум! Лезвие входило, будто в дерево. Изворачиваясь, он выдергивал его со скрипом из чужих рук и тел и вонзал вновь. Рубаха треснула. Слепые лица громко щелкали зубами. Кровь пятнала одежды и сухую кожу. Слетела свейка.

Теперь и искать нечего!

— На!

Фьольвир попытался раскроить череп какому-то не в пример настырному кааряйну, но лезвие пошло вкось, отхватив мертвецу щеку и нос. Нога нащупала ступеньку. Ну-ка, толчок вверх!

— Руку! — крикнул Унномтюр.

Фьольвир боднул кого-то, заставив двоих или троих нападающих неловко завалиться к стене, темная лавка, встав вертикально, с грохотом обрушилась вниз, что-то прогремело еще, раскачивающийся светильник плеснул светом.

— Руку! — повторил незнакомец.

Фьольвир — на голос — вскинул пятерню. Незнакомец поймал его пальцы, отесанный край стола больно стукнул в колено. Фьольвир оттолкнулся от холодной, подкатившейся к ногам спины и запрыгнул на крепкие доски.

Кровь оросила лицо и бороду. Тьма неожиданно оказалась в одном шаге. Жуткая, очерченная багрянцем арка выгнулась над головой. Унномтюр, оказывается, исчез в ней почти полностью.

— Давай!

Незнакомец дернул Фьольвира. Тьма вздулась, готовая принять арнасона в себя. Стол взбрыкнул под напором кааряйнов, и в голую, без свейки, ногу чуть не вцепились чужие зубы. Только Фьольвиру было не совсем понятно, куда он собирается шагнуть. Тьма казалась куда опасней мертвецов.

— Я не думаю…

— Хайя тебя забери! — Унномтюр неразличимым лицом всплыл из тьмы, как из воды, вставшей торчком. — Нет времени думать!

Он заставил Фьольвира сделать шаг, и Большой Дом пропал за зыбкой серой завесой, а впереди проступила чуть светящаяся, уходящая вдаль, сквозь стены, тропка.

— Иди за мной, — мрачно приказал Унномтюр.

— След в след? — спросил Фьольвир.

— По-другому не получится.

Незнакомец двинулся вперед, и тропка засветилась ярче. Фьольвир вздохнул и пошел за спутником. Унномтюр не оборачивался. Тропка дрожала под ногами, и скоро Фьольвиру стало казаться, что они пробираются подземной штольней, а где-то рядом волшебный молот Калнира бьет в волшебную наковальню. Бум! Бум! Волшебные вещи на то и волшебные, что могут работать и без богов.

— А почему Хайя? — спросил Фьольвир.

— Что? — не понял незнакомец.

— Почему меня должна забрать Хайя? Она же — богиня милосердия. А еще богиня-врачеватель.

— И богиня сомнений.

Фьольвир качнул головой.

— Не знал.

— В этом многие сомневаются, — сказал незнакомец.

Если изначально сквозь тонкий путь, пусть и смутно, но было видно окружение, то через десяток крафуров все застил мрак, вырос стеной, и единственным ориентиром стала сама тропа. Извивы ее были столь причудливы и прихотливы, что через непродолжительное время Фьольвиру стало казаться, будто они уже раз двадцать сменили направление движения. Унномтюр, видимо, не считал это проблемой.