Бог Боли

Моя грудь выскальзывает из встроенного бюстгальтера, платье падает на пол, и я остаюсь в одних трусиках.

Абсолютно мокрых трусиках.

Как могло хватить нескольких шлепков и изменения его тона, чтобы превратить меня в такое месиво?

Крейтон отталкивает меня, и мою кожу покалывает там, где меня касались его руки.

— Ложись на кровать.

Его властный тон не оставляет места для переговоров, и я, спотыкаясь, иду в направлении кровати, а затем ложусь на грязные простыни.

Они пахнут им, всем мужским и вызывающим привыкание. Мне требуется все, чтобы не прижать его подушку к своей груди или что-то в этом роде.

Крейтон тянется к своему шкафу, и я напрягаюсь, чтобы увидеть, что он там делает.

Он снова появляется с черной кожаной сумкой. Обычно я бы прокомментировала ее фасон и качество, но не успеваю это сделать, как он начинает доставать из нее веревки.

Его низкий, богатый и абсолютно собранный голос разносится по комнате, а затем ударяет меня по коже.

— Я планировал побольше погрузить тебя в боль, потренировать и дисциплинировать, прежде чем довести до такого состояния, но тебе захотелось пойти и спровоцировать меня, little purple.

Веревки.

Веревки.

Еще веревки.

Я сглатываю комок, собравшийся в горле, но он только увеличивается в размерах.

Крейтон бросает сумку на кровать и поднимается. Матрас прогибается под его весом, когда он опускается на середину моей спины, упираясь коленями по обеим сторонам, а одной рукой хватает оба моих запястья и поднимает их над моей головой.

Его джинсы создают горячее трение о мою обнаженную плоть, заставляя мурашки вспыхивать и множиться с пугающей скоростью.

— Крей...

— Шшш. — Он обматывает веревку вокруг одного запястья и прикрепляет его к металлическому изголовью, а затем делает то же самое с другим.

Я пытаюсь выдернуть руки, но узлы, которые он сделал, затягиваются с каждой попыткой. Черт. Он эксперт в этом, не так ли?

Крейтон отталкивается от меня, выглядя намного больше, чем я его помню, когда стоит напротив меня.

Я поднимаю голову и смотрю, как он берет меня за лодыжку и привязывает ее к изножью кровати. Затем он повторяет это движение с другой ногой, так что я полностью растягиваюсь на матрасе, и только мои трусики служат хоть какой-то преградой.

И мне это сейчас необходимо.

Пока он связывал меня, я не могла дышать. И хотя я наслаждалась прелюдией наказания и удовольствия, эта ситуация совсем другая.

Я полностью в его власти, откуда не смогла бы вырваться, даже если бы захотела.

Я в ловушке у хладнокровного, безжалостного монстра, который хочет получить фунт моей плоти.

В буквальном смысле.

Фигурально.

Крейтон роется в своей сумке, стоящей на полу, и достает оттуда повязку.

Я неистово трясу головой.

Да, я взволнована, но я бы предпочла увидеть, что он приготовил для меня, даже если это будет слишком сложно.

Он двумя пальцами приподнимает мою челюсть, затем проводит большим пальцем по моим приоткрытым губам.

— Сегодня ты будешь моей маленькой хорошенькой куколкой, Анника. Я буду использовать твою бледную плоть как холст и лепить из тебя свою игрушку, пока ты не будешь полностью заполнена моим членом, всхлипывая и выкрикивая мое имя. Единственное, чем ты сможешь меня остановить, это одно слово.

И тут он завязывает мне глаза повязкой, превращая мой мир в черный.

Мое сознание бешено несется в тот момент, когда у меня отнимают зрение.

Он прав. У меня есть это слово, и я могу остановить это.

Я могу.

Но по какой-то причине я не хочу этого делать. По крайней мере, не сейчас.

Поэтому я дышу медленно, как всегда, когда он держал меня на коленях или на столе. В каком-то смысле, это ничем не отличается. Я просто привязана к кровати.

Кроме того, он же не позволял мне двигаться раньше, даже если я не была привязана.

Это точно такая же ситуация в другой обстановке.

Мои чувства обостряются из-за потери зрения. Мои уши улавливают малейший звук, мой нос пронизан ароматом Крейтона, а кожа становится настолько чувствительной, что я едва ощущаю мягкие простыни.

Сбоку раздается какой-то звук, и я понимаю, что он снова роется в своей сумке ужасов.

Предвкушение и возбуждение смешиваются во мне, борясь до тех пор, пока я не думаю, что меня вырвет.

У меня перехватывает дыхание, когда шум прекращается, и я чувствую, что он нависает надо мной, наблюдая за мной молча, с ожиданием.

Затем что-то холодное касается моего живота и скользит вниз к поясу моих трусиков.

— К-Крейтон?

— Мне нравится, когда ты называешь мое имя таким испуганным голосом. Это меня заводит.

Дрожь пробегает по всему телу, потому что я не сомневаюсь, что мой страх — его катализатор, и что он получает удовольствие от него и моей боли.

Продолжая скользить холодной, а теперь теплой штукой по моему животу, он сжимает мои трусики в кулак, притягивая их к моему клитору.

Мое тело выгибается дугой на кровати, когда необъяснимое удовольствие омывает меня. Как могли беспомощность и темнота так сильно возбудить меня?

Я настолько чувствительна, что одного лишь движения одежды достаточно, чтобы привести меня в состояние перевозбуждения.

Звук выводит меня из задумчивости.

Воздух ударяет в мое ядро, когда с меня снимают трусики. А затем что-то пластиковое подносят к моему рту.

— Соси.

Я раздвигаю губы по его команде и обхватываю то, что на ощупь напоминает шарик.

— Хорошая девочка.

Мои движения становятся более энергичными от его похвалы, и я сосу и лижу, как будто это его член.

Слишком быстро Крейтон вытаскивает то, что он положил мне в рот, и проводит им по моему клитору, между моими складочками. Он дразнит, потирая и скользя им по моей влажности, пока я не начинаю извиваться.