Бог не Желает

Дамиск повернулся к каменной груде. Не более тридцати шагов. Как он не заметил времени? Теперь схожесть с павшей крепостью была сильнее, хотя он не видел кирпичей и блоков. Однако различил иное. На скошенные камни были натянуты какие-то шкуры, повсюду черные пятна крови. Он видел и тучи мух вокруг здания. Меж двух массивных глыб обозначился темный проход.

Шкуры оказались кожами мужчин. Саэмдов. Он видел целые тела с руками, ногами, ладонями и подошвами - даже пальцы на местах. Белесые волосы скальпов качались вокруг устья пещеры, камни были усыпаны осколками тысяч костей.

Дамиск оглянулся на саэмдов. Он понял жесты женщины-вождя. Она обещала быструю милосердную смерть, подобающую достойному врагу. Дикари застыли в пятидесяти шагах. Оружие было опущено.

В нарастающей вони Дамиск уловил и мускус волка.

Жекки.

– Ах, чтоб меня, - шепнул он.
– Смерть с любой стороны.
– Но в груди еще пылал упрямый вызов, едва он вспоминал о клятых саэмдах. Предложить быстрый нож было любезно, но тогда кто-то будет носить у пояса его скальп. Мерзость. "Отдам трофей Жеккам. Пусть моя кожа украсит скалы".

Он послал саэмдам грубый жест и развернулся, идя к груде камней.

В устье пещеры мухи почти оглушили его гудением. Дамиск видел путь, спускавшийся в непроглядную тьму, скала была истерта ногами, лапами или на чем тут ходят. Он замер, пытаясь понять, сколько столетий требуется, чтобы глубоко протоптать и отполировать камень. Издалека он счел столбы выбросами местной породы, но это оказалось не так. Глыбы не были черным базальтом с прожилками молочного кварца, нет, они были тускло-зелеными, морщинистыми и скользкими на вид. Они казались массивами серпентина или даже нефрита.

Мысль заставила его грубо рассмеяться. Перед ним было неисчислимое богатство.

Из глубины пещеры смеху ответил приглушенный рык.

– Да, - сказал Дамиск громче.
– У тебя новый гость. Очередной дурак, чтобы ободрать, снять скальп, сожрать и так далее, хотя я плохо улягусь в твоем желудке, Жекк. Горький и старый, это я, Дамиск от Серебряного озера.

Наружу выплыл женский голос: - Значит, не новый юнец-Имасс в поисках славы.

– Остаться в живых, вот что славно.

– Дамиск от Серебряного озера, твою тень отяготили духи сломленных Теблоров. И бесчисленных зверей. Вижу и других, твоего рода. Все погибли от твоей руки.

Потрясенный Дамиск облизнул сухие губы.
– Ни один Теблор не умер от моей руки.

Пауза.
– Они не согласны.

– Это были... рабы. А я лишь делал свою работу.

Тяжелый вздох, слишком тяжелый, чтобы принадлежать одному существу.
– Поразительно здравая защита. Лишь цепи, не убийство, руки чисты. Упрекнуть не за что.

– Не думаю, что ты из Жекков, - сказал Дамиск.

– Да? Кто же я?

– Теблора.

– Придет ли день, Дамиск от Серебряного озера, когда ничтожность воображения уязвит тебя самого? Не сегодня ли это случится?

Он скривился.
– Меня оскорбляет устье пещеры.

– Ты остроумнее, чем сам считаешь, - сказала она сухо.
– Для нас обоих всё, что протекло пред каменным оком Азата, едва ли постижимо. Думаю, даже бог отшатнется от воспоминаний этого места.

– Дом Азата? Их находят в городах, они сделаны из камня и кирпича. Эта груда обломков - не Дом Азата.

– Будем спорить? Почему бы. Так давно... Нет, Дамиск от Серебряного озера, это не Дом. Это Оплот, такой, какие строили до первых селений. Этот принадлежит Жеккам, и по праву, ведь они так и не выучились строить дома. Или селения.

Сухой тон превращался в насмешку.

Дамиск оглянулся на оставшихся снаружи саэмдов. Все пятеро присели на корточки. Похоже, делили пищу. Если как-то удастся избежать смерти внутри, его ждут снаружи. Долго ли они будут ждать?

– Мне нужно сесть, - произнес он.

– Твоя смелость впечатляет. Внутри ты найдешь камни, грубо отесаны, но подойдут для твоей нужды.

– Если войду в твое обиталище, - ответил он, - позволят ли мне выйти?

– Зависит от того, долго ли ты хочешь гостить.

– А если отвечу: недолго?

– Тогда, пусть ты ухитрился глубоко меня обидеть... ладно, даже тогда. Да не скажут, что моя шкура в старости стала тонкой. Что ж, тебе будет позволено выйти в любое время. И положиться на милость охотников - саэмдов, что бродят вокруг моих границ.

– А если я испытаю их терпение?

– Против моего? Как я сказала, рискованно оставаться здесь слишком долго.

– Меня сведет с ума бурчание твоего брюха?

– Наш торг уже начинает утомлять. Садись на треклятый камень или нет, Дамиск. Входи или останься там. Или залезь на самый высокий столп Оплота и сиди там.

Дамиск склонил голову набок: - Самый высокий? Зачем бы?

Долгая пауза.
– Ну, чтобы избежать самых кусачих мух.

– Последний вопрос, - не унимался Дамиск.
– Прости, но если я сяду на камень, то увижу тебя?

– Еще не решила.

– Но хотя бы назовешь свое имя?

– Оно для Жекков, ты понял, и его трудно передать вашим языком. Но я получила несколько прозваний, там и тут. Думаю, больше всего мне нравится имя Сука-Война.

И она засмеялась - звук потряс Дамиска до мозга костей. Однако она назвала его смельчаком, провоцируя это доказать. Вернув стрелу в колчан, он торопливо снял тетиву и вошел в темный спуск меж камней.

Валуны были выложены грубым полукругом, каждый едва обработан, чтобы сделать сидения. В десятке шагов, почти в полном мраке, был широкий пьедестал в окружении овальных камней, косо выросших так, что почти сплетались наверху. Это было подобие трона, но сделанного не для двуногих - пьедестал не имел спинки, холодный поток говорил, что сзади него провал.

У подножия пьедестала лежала белая волчица, изумрудно-зеленые глаза с любопытством следили, как он садится на ближайший камень. "Сука-Война. Ах, теперь вижу". – Как слова исходят из этих челюстей?

– Нет нужды, - сказала она резко и ясно, словно говорила сама пещера.
– Слова мои атакуют барьеры твоего ума, сметая всякое сопротивление, и расцветают в черепе по моей воле.

Он хмыкнул.
– Я удивлялся твоему знакомству с натийским языком.

– У склада твоего удивления низкий потолок, Дамиск от Серебряного озера, - ответила она.
– Как насчет этого древнего храма? Давно забытого звериного трона? Как насчет бесчисленных поколений, что некогда преклонялись здесь, почитали священные покои? Как насчет ледника, что однажды осадил храм - его скрипящая тяжесть громоздилась столь высоко, что поглощала горы, но не могла победить груду покосившихся камней? Ты даже не удивлен моему присутствию здесь, где я провожу годы, и одиночество мое нарушено лишь юными идиотами-Имассами, чья ненависть так стара, что забыла о преступлении, ее породившем? И чье же было преступление? Не Жекков, уверяю тебя, а мне лучше знать, я была там в момент события.