Бог всегда путешествует инкогнито

Эрик поднялся на эстраду, взял микрофон и постучал по нему пальцем, проверяя, есть ли подзвучка. В громкоговорителе тоже раздался стук. Эрик заговорил низким, приятным, прекрасно поставленным голосом. В своем деле он был мастер. Он объявил о начале занятий в новом сезоне, который обещает быть очень интересным, назначил день для взносов и напомнил, что на занятия следует приходить вовремя и по возможности их не пропускать.

— Сегодня, — сказал он в заключение, — я имею удовольствие представить вам нового участника…

Сердце у меня сжалось.

— …который сегодня скажет свою первую речь: Алана Гринмора.

Все дружелюбно зааплодировали. Я поднялся на эстраду, а Эрик уселся на табурет среди слушателей. Пульс у меня был не меньше ста пятидесяти. Все взоры устремились на меня. Черт, почему я не могу избавиться от этого проклятого страха! Просто наказанье какое-то… Я взял микрофон в правую руку, а листок с написанным текстом в левую, чтобы подглядывать, если понадобится.

Какой это ужас, сознавать, что все ждут, когда ты начнешь говорить…

— Приветствую всех…

Голос мой звучал глухо, словно застрял в горле. Губы тряслись, а тело одеревенело.

Ведь эти люди только что слушали Эрика, такого уверенного, так прекрасно владеющего и голосом, и телом. Я перед ним — просто нуль без палочки…

— Я хочу поговорить о том, что, с моей точки зрения, не относится к сфере знойного эротизма: об англосаксонской бухгалтерии.

В зале раздался хохот, а следом за ним — гром аплодисментов.

Ого!.. Что происходит?

Я был потрясен…

Я больше часа искал юмористический пассаж в американском стиле, чтобы оживить начало спича, но никак не ожидал такого успеха. Я почувствовал, как сердце накрывает теплая волна, и страх наполовину улетучился.

Ладно, продолжим… Надо более внятно выговаривать слова и поставить голос на опору…

— Я четыре года изучал этот предмет в Соединенных Штатах и… э…

Черт… что я должен сказать дальше? Опять страх. В голове полная пустота… Но я же выучил речь наизусть! Дьявольщина, значит не выучил… Скорее… листок…

— Когда я приехал во Францию в поисках работы, а по матери я француз…

— …консультант одной крупной фирмы по найму, которую знают все, сообщил мне с широкой улыбкой, что французские методы бухгалтерии резко отличаются от американских и что мой диплом годен разве что для мусорной корзины.

Снова смех. Все смотрят на меня с улыбкой и так дружелюбно… Я их обожаю.

— Он тоже смеялся, когда говорил мне все это. Но мне было не до смеха.

Снова взрыв хохота и аплодисменты. Я не мог опомниться. С ума сойти, как это здорово, заставить аудиторию смеяться! Это вдохновляет, это стимулирует… Невероятно. Теперь я понимаю, почему некоторые занимаются этим профессионально.

— И я решил выяснить, в чем же состоит различие между французской и англосаксонской бухгалтерией.

Никакого страха… Мне больше не страшно… Мне хорошо и легко… Гениально!..

— Во Франции нормы бухгалтерии диктуются государственными служащими, а в Соединенных Штатах они ведут начало от независимых сообществ, которые преследуют определенные цели. С их точки зрения, бухгалтерия призвана служить интересам инвесторов, поставляя им информацию, в которой они нуждаются, чтобы принимать рациональные решения. То есть приоритеты абсолютно противоположны французским…

Я продолжал говорить десять минут, почти не заглядывая в свои записи. Слушатели явно были захвачены темой, причем захвачены с самого начала. Видимо, мне удалось привлечь их внимание и удержать интерес. Я чувствовал себя на удивление хорошо, все более и более свободно. Я даже позволил себе роскошь ходить по сцене и смотреть в зал. В конечном итоге выступать на публике оказалось занятием вдохновляющим и возбуждающим.

Я закончил выступление под гром аплодисментов и под приветственные возгласы. Несколько человек встали, за ними еще, и наконец поднялся весь зал. Они устроили мне овацию стоя… Я опомниться не мог! Они скандировали мое имя… Я очутился в облаках, в другом измерении, я был счастлив…

Эрик поднялся ко мне на сцену, продолжая аплодировать, и попросил всех написать свои комментарии. Наступила тишина.

Спустя несколько мгновений он протянул мне кипу сложенных вчетверо листков. Я устроился в уголке и принялся с нетерпением разворачивать их один за другим. Мне очень хотелось узнать, какие ошибки я допустил и что мне посоветуют слушатели. По мере того как я разворачивал листки, мое изумление росло: все отзывы были положительные! Все как один! Сто процентов!!! Это невероятно, неслыханно… Я не мог прийти в себя. Что же, выходит, за всеми моими страхами скрывался талант, природный дар, который только и ждал, чтобы заявить о себе?

Эрик посоветовал не слушать других ораторов, а пойти домой, чтобы сохранить свое выступление и все ощущения в памяти и спокойно перечесть все комментарии.

Я попрощался с присутствующими и ушел. Меня окутал свежий вечерний воздух. На крыльях успеха я поднимался по ступеням темной лестницы, как поднимаются во дворец. На поверхность города я вынырнул, напоенный новыми силами, готовый, когда наступит день, выйти навстречу судьбе.

50

— Среди нас завелась паршивая овца!

— Простите, месье?

Эндрю опять нарисовался в проеме двери.

Дюнкер пустил ему по столу две развернутые газеты и откинулся на спинку кресла. Лицо его застыло, как обычно бывало в худшие времена.

Эндрю подошел к столу.

Заголовки «Трибюн» гласили: «„Дюнкер Консалтинг“? за фальшивыми вакансиями — фальшивые клиенты?»

«Фигаро»: «За вакансиями без вакансий — клиенты без денег».

— Это не есть хорошо для нашей антрепризы, — заметил Эндрю со своим резким акцентом.

Взгляд Дюнкера был подобен выстрелу.

— И много у вас в запасе таких потрясающих анализов, Эндрю?

Англичанин не ответил, только слегка покраснел. Надо было молчать с самого начала. Когда босс в таком расположении духа, он весь на нервах и может повернуть против вас любое сказанное слово…

— В стаде завелась паршивая овца, это очевидно! — повторил Дюнкер. — Акции опять упали…

Подкрепив свои слова выразительным жестом, он повернулся к компьютеру и нервно забарабанил по клавиатуре.