Богатство

В начале осени купеческие караваны, наконец-то, покинули Ясноград и отправились в Абрегоринаскую империю за шерстью для моей мануфактуры. Там они планировали переждать осеннюю распутицу и вернуться в Грилорию уже по снегу.

Гирем к этому времени по своим каналам договорился с чиновниками о подлоге на таможне. За подделку документов придется давать взятку на месте каждый раз когда купеческий караван будет пересекать границу. Но помимо этого нужно было платить регулярную мзду и здесь в столице, чтобы при проверке документов на проверяющих напала временная слепота.

Своих денег у меня не было, и я снова обратилась за ссудой к Гирему. Мой долг «ночному королю» рос с космической скоростью.

Весь остаток лета и начало осени я носилась в мыле между харчевней, ресторацией и купцами. Времени катастрофически не хватало. Но я все равно выделяла пару часов в неделю для занятий с Орегом. Потому что видела результат.

Когда мы с Лушкой научились брякать челюстью, Орег показал другие упражнения. На первый взгляд такие же глупые, но уже на переговорах с купцами я оценила полученный эффект. Мне, как и раньше, приходилось часами держать лицо, чтобы не выдать ушлым дельцам свои эмоции. Но теперь мне было достаточно отвернуться на пару секунд, чтобы мгновенно расслабиться и сбросить напряжение. И к вечеру не болела шея, не гудела голова, и не сводило мышцы лица судорогой от приклеенной намертво улыбки.

Однажды, в первых числах хмуреня, я сильно задержалась на переговорах и опаздывала на очередное занятие к Орегу.

Обычно детей приводил Нюнь, но как назло, накануне наша посудомойщица поскользнулась на кухне, упала и сильно подвернула ногу. Пришлось ее отпустить, кухня осталась грязной, и с самого утра Нюнь отправился в харчевню отмывать вчерашнюю посуду. Поэтому я должна была сама забрать Лушку и Анни из дома.

Я мчалась по городу, тревожно поглядывая на солнце. Уже был почти полдень, скоро у Орега начнется рабочий день, и у него не будет возможности с нами позаниматься. Лушка уже ждал меня у ворот, усадив Анни. Увидев, как я вылетела из-за угла, он недовольно завопил на всю улицу:

— Мама! Ну, где ты ходишь?! Мы же опоздаем!

— Не опоздаем, — задыхаясь от быстрого бега, ответила я, привалившись к забору, чтобы отдохнуть. — Сейчас отдышусь, и побежим.

— Может Анни соседке оставим? — вскинул бровки сын, — с ней быстро не получится. Она нам только мешать будет!

Это было разумно, но прежде чем я открыла рот, чтобы согласиться, дочка, спокойно игравшая камешками, встрепенулась.

— Неть! Анни тозе будеть учица, да, мама? — заглянула мне в глаза малышка и настойчиво повторила, — да, мама?

— Конечно, — улыбнулась я, — мы все будем учиться. Нюнь в харчевне, — обернулась я к Лушке, — он присмотрит за Анни, пока мы занимаемся с Орегом.

— Нюнь-Нюнь, — радостно захлопала в ладоши дочка, — Анни хоцеть Нюня!

Ее лепет был таким милым и забавным, что я рассмеялась. Подхватила дочку на руки и, кивнув Лушке, зашагала по улице в сторону харчевни.

Мы спешили, и поэтому почти не смотрели по сторонам. В отличие от Анни, для которой выход в город всегда был как праздник. Она вертела головой из стороны в сторону, тыкала пальцем то в людей, то в дома, то в пробегающих мимо животных… И чем ближе мы подходили к харчевне, тем беспокойнее она становилась. Начал хныкать, требуя немедленно пойти и погладить спящую на крыльце собаку, или поймать кошку, сидящую на заборе… она отвлекалась на каждый куст, на каждый цветок и тянулась к ним так, что я еле удерживала ее на руках.

Если бы у нас было время, я бы позволила ей немного погулять, но солнце неумолимо приближалось к зениту. Скоро харчевня и моя подпольная ресторация откроют двери для посетителей. Местные криминальные авторитеты пристрастились обедать наверху, и я не хотела упускать свою выгоду. Ведь в ресторации цена на те же самые блюда была выше, чем в харчевне. И мне было выгоднее нанять одного лишнего официанта, чем отправлять гостей вниз.

— Мама, я не хотю туда, — заныла Анни, когда мы вышли на улицу, на которой располагалась харчевня, — я хотю домой! Мама!

— Анни, не плачь, — попыталась я успокоить ребенка на бегу, — сейчас побудем немного в харчевне, а потом пойдем домой. Хорошо?

— Нет! — истерически завизжала дочка, — не хотю туда! Низзя! Туда низзя! Хотю домой! Мама, Луська и Анни пойдуть домой! Мама! Хотю домой! Домой! Низзя! Туда низзя!

Она вдруг забилась в моих руках, выгибаясь, и громко плача. Я испугалась. Она еще никогда не вела себя так, Анни, вообще, была очень спокойным и не капризным ребенком. А тут такое. Она дергалась в моих руках с такой силой, что я еле-еле ее удерживала.

— Анни, да что с тобой?! — я остановилась, чтобы не выронить ребенка. Лушка, бежавший рядом, затормозил тоже и застыл шагов на десять впереди меня.

— Мам! — возмущенно кричал он, — ну, идем! Опоздаем же! Мама!

— Домой, — пронзительно верещала дочка, — посли домой! Мама!

Это было похоже на дурдом. Дети орали, а я не знала что делать. Топталась посреди улицы, уговаривая Анни успокоиться, а Лушку подождать. Но непонятная истерика дочки становилась все сильнее. Она уже не плакала, только выла на одной ноте. Причем так пискляво и звонко, что в ушах звенело от криков.

— Лушка, ты беги, — велела я сыну, — а я успокою Анни и приду.

— Не-еть! — завопила она еще громче, — Луська нет! Домой! Луська домой! Низзя!

— Мам, что с ней? — Лушка тоже встревожился. Подошел к нам и с подозрением взглянул на сестру, — она что заболела?

— Не знаю, — нахмурилась я, качая визжащую на одной ноте дочь.

Мне очень не нравилось то, что происходило. Было во всем этом что-то неправильное. Не могла же Анни правда заболеть? Вот так внезапно, без всяких на то поводов? А может быть она простыла? Замерзла? Сегодня довольно прохладно, и неизвестно сколько времени они с Лушкой провели на улице у ворот.

Может и правда лучше пойти домой. Зачем нервировать малышку. А с Орегом договорюсь на другой день. Я вздохнула, — Лушка, сынок, прости, но…

Я не договорила. Со стороны харчевни к нам бежал Нюнь, громко крича свое обычное:

— Ы-ы-ы! Ы-ы-ы! Ы-ы-ы!

Анни, которая только что билась в истерике в моих руках, так же внезапно успокоилась и потянула руки к Нюню с громким ревом. Через минуту Нюнь выхватил девочку у меня из рук и прижал ее к себе. Дочка успокоилась мгновенно. Только редкие всхлипы, раскрасневшиеся щечки и блестящие глаза подтверждали, что я еще в своем уме. И мне ничего не привиделось.

Она весело засмеялась и захлопала в ладоши:

— Учица! Анни пойдеть учица! Посли мама! — обернулась ко мне и позвала брата, — Луська посли!

— Ы-ы-ы, — вздохнул Нюнь и посмотрел на меня виновато. — ы-ы-ы, — прогудел он, как будто бы прося прощение.

— Не понимаю, — сглотнула я ком в горле, — что здесь происходит?

Но мне не дали подумать, Лушка тут же схватил меня за руку и потянул к харчевне. Мы все еще могли успеть.

В общем зале было темно и прохладно. Печи еще не топили, и за ночь харчевня остывала. Только войдя внутрь, я поняла, что совершенно вымокла от пота. Платье неприятно липло к спине, волосы выбились из прически, и мокрые пряди вились вокруг лица, пух у одуванчика. Утро у меня сегодня выдалось не самое лучшее: сначала несколько часов я провела в душной комнате в лавке одного из купцов, а потом вся эта беготня, истерика Анни…