Богдан Хмельницкий

милостью о том, что нам делать» 1).

Но соглашаясь, повидимому, мириться, Хмельницкий вовсе не удерживал народа,

как писал; напротив, тогда же, ведя переговоры с Киселем, он позволил всем

новоприбывающим хлопам записываться в козаки, разделил их на полки и на сотни,

назначил начальников и разослал по разным сторонам. Хмельницкий дал волю

оставаться мужиком или делаться козаком, кому угодно. Естественно, все хотели быть

козаками. Мужики запирали свои хаты, перековали орала и серпы на мечи и копья и

спешили в войско. Хмельницкий далее не выступал, а дожидался, чтб скажут ему из

Варшавы.

Н Памяти, киевск. коми., I, 3, 142.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Неистовства хлопов.—Истребление панов.—Поругания римско-католической

святыни.— Злодеяния над жидами.—Вовгуревцы.—Взятие Нестервара.—Избиение

жидов и шляхты.-— Брак Остапа.—-Свирепства восстанцев в Подолии.—Кривонос.—

Иеремия Вишневецкий.—Казни в Погребище и Немирове.—Битва Вишневецкого с

Кривоносом.—Взятие Бара.—Возстание в Волыни.—Поход к Кодаку и взятие его. —

восстание в Литве.

Все лето 1648 года было ужасное время. Когда Хмельницкий вел лениво

переговоры с временным польским правительством, по южнорусской земле кружили

вооруженные отряды, которые назывались загонами. Встарипу это иля давалось

татарским полчищам, но теперь оно означало русских военных охотников,

преимущественно беглых и непокорных владельческих крестьян. Из нескольких

местечек и сел сбирались молодые и старые, только годные к битве мужики,

вооружались, в случае недостатка оружия, косами и дубьем, и стекались к

Хмельницкому, который записывал их по полкам, делил по сотням, назначал

начальников, часто из них же, когда они представляли ему отважную и расторопную

голову. Потом такия толпы отправлялись очищать, как выражались они, Русскую

землю. Иные же вовсе не сносились с своим «батькомъ», а просто составлялась шайка,

выбирали атамана и пускались на грабежи и убийства. Они назывались козаками, хотя

бы, организовавшись в шайки самовольно, и не были записаны в козацкий список 1);

число их увеличивалось чрезвычайно быстро, до того, что скоро они могли разорять не

только помещичьи усадьбы, но укрепленные замки и города. Обыкновенно, как скоро

козацкий загон появлялся в панском местечке и селе, подданные принимали гостей как

избавителей, соединялись с ними и устремлялись на палац или двор своего владельца.

Тогда не было пощады ни старцам, ни грудным младенцам 2): истребляли и домашних

слуг, если они были католики или униты п заранее не пристали к ним, сожигали

панское жилье, а имущество разде-

1)

О том, что случилось в Укр., 8.—Песни народные.

2)

Histor. ab. excess. Wlad., ИУ, 22.—Wojna dom. Ч. I, 14

182

ляли с крестьянами ), вознаграждая их за долговременные поборы и панщины.

Соседние дворяне, едва услышали о корсунском поражении, складывали поспешно на

возы свое имущество и бежали с одними душами, по выражению современного

дневника, из Руси в Польшу, покинув свои замки и укрепленные дворы. Но не часто

удавалось такое бегство: «каждый хлопъ—нам неприятель, каждое русское местечко и

селение—-гнездо враговъ», говорит дворянин-современник 2); на каждой тропинке

готовы были встретить беглецов недобрые гости с булатными, обоюдоострыми

саблями, или с дубинами. Нередко толпы дворян, не находя исхода и спасения,

укрывались в укрепленном замке знатного пана 3), имевшего надворное войско, и

поглядывая на зарево горевших кругом их жилищ, готовились, в виду жен и дочерей,

стоять за них до последней капли крови. Но все было напрасно 4). Еслиб козаки сами не

проведали добычи, панские слуги, обыкновенно русские, заранее подведут их, бросят в

ров или в воду висячия гаковницы и широкия смиговницы и, прежде чем паны обнажат

свои кривые сабли, в надежде показать старопольское мужество, их повяжут и отдадут

мстителям земли Русской на самые варварские истязания. Они резали, вешали, топили,

распиливали пополам, вырывали кусками мясо, буравили глаза, или обматывали голову

по переносице тетивою лука, воротили голову и потом спускали лук, так что у жертвы

выскакивали прочь глаза, сдирали с живых кожи, разбивали о стены младенцев,

насиловали женщин; нередко, в виду мужьев, отцов и братьев, по нескольку Козаков

удовлетворяли похоть над несчастною панею и потом убивали ее 5). После кровавых

сцен обыкновенно следовала гулянка: выкатывали из панских погребов бочки с

винами, пили, плясали, пели песни среди пепелищ и трупов 6). Случалось и так, что в

то время, когда козаки лежали мертвецки пьяны, в разоренный замок или местечко

вбегали дворяне с вооруженными толпами и, в свою очередь, терзали их 7). Но удальцы

мало заботились об опасности: для такого народа жизнь была копейка: « Чи умрешь, чи

повиснешь—усе один раз мсити родила!» 8)— говорили они, как до сих пор память о

способе выражения этих истребителей осталась в южнорусских песнях..

Такому же бесчеловечному приговору подвергались и жители городов и местечек,

католики, или униты, или даже православные, но чем-нибудь навлекшие на себя

негодование простолюдина. В то время работники убивали своих хозяев за то, если

когда-нибудь, как случается часто по хозяйству, по замечанию русского летописца,

хозяин ударил или побранил наемщика. Ненависть ко всему польскому простиралась

до того, что гибли православные реме-

1)

Памяти, киевск. коми., I, 3, 192, 4.—Latop. JerL, 65.