Богдан Хмельницкий

мстя на брате последнему за унию и стал у Острополя. Между тем его сообщник,

Лобода, собирал козацкое ополчение на Волыни, готовясь действовать разом с

Наливайком. Но тут король для укрощения мятежа вызвал кварцяное войско,

находившееся в Молдавии, и оно, под начальством польного гетмана Жолкевского,

поспешило к Кременцу на Волынь. Козаки, не дожидаясь его, двинулись на восток.

Лобода стал разгонять шляхту в киевском воеводстве, и сам остановился в местечке

Ногребыще, а Наливайко, уклоняясь от столкновения с польским гетманом, двинулся к

Брацлаву, а потом повернул через реку Собь в дикую уманскую степь, тогда еще вовсе

незаселенную южную часть нынешней Киевской губернии. рассчитывая на горячность,

с какою преследовал его Жолкевский, Наливайко надеялся, что польский гетман туда за

ним погонится и тогда успех был бы на стороне Козаков. Польскому войску было бы

страшно войти в безлюдную пустыню, без продовольствия, зимою, изнуряясь

переходами из яра в яр, из дебри в дебрь, и притом не зная степных примет; козакам же

степь была ведома и они приучены были сносить такия лишения, какие невозможны

были для всякого иного войска. Тут бы Наливайко нб стал бегать от польского войска, а

сам принудил бы его вступить в битву, чтоб положить в снегах, на добычу зверям. Но

Жолкевский был не из таких, чтоб можно было его провести. Он не решился следовать

за козаками в снежную пустыню, а разместил свое войско в селениях, лежащих по

рубежу степи. Войско это так своевольствовало, что князь Острожский в письме своем

выражался, что бедные поселяне терпели от яголнеров больше, чем терпели бы от

Козаков. Сам Жолкевский стоял в Пикове. Козаки стояли за Синими-Водами в пустыне;

лошадей кормили прутьями и прошлогодней травой из-под таявшего снега, а сами

продовольствовались конским мясом. В таком стесненном положении Наливайко

послал в Брацлав к брацлавскому старосте Струсю просьбу помирить козачество с

коронным гетманом и правительством. Жолкевский не считал за Наливайком значения

старшины козацкого, нризнавая его только атаманом случайно набранной своевольной

ватаги, а обратился к Лободе, как признаваемому законно старшим над всем

козачеством. Но Лобода отправил польского гонца без ответа, а сам с своим войском из

Ногребыщ двинулся на восток к Киеву. Наливайко, завязавший сношение с Струсем

только для того, чтобы скрыть от поляков свои дальнейшие движения, прошел через

степь в украинские селенияи расположился у Триполья.

В погоню за отступающим Лободою отправился князь Рожинский, толькочто с

своим отрядом прибывший в польское войско. Лобода успел уже уйти к Киеву, а

Роикинский занял Белую-Церковь и послал приглашать к рему Жолкевского. Был конец

марта 1596 года. По рассчету Жолкевскаго

надобно было дождаться полной весны н просухи, но Рожинский торопил его и

польный гетман выступил ранее, чем предполагал.

Наливайко, находившийся у Триполя, узнал о занятии Рожинским БелойЦеркви и

поспешил туда. К нему присоединился другой предводитель козацкой ватаги, Савула,

ходивший перед тем в Литве.

Вечером 2 апреля заложил Наливайко свой табор против одной из брам (ворбт)

белоцерковских. Рожинский в следующую ночь хотел сделать вылазку на козацкий

табор. Но белоцерковские мещане держались заодно с козаками, дали знать Наливайку,

и ночью в то время, когда поляки вышли из брамы на козацкий табор, мещане другою

брамою впустили в город Налнвайка. Козаки ограбили все помещения поляков и

выступили из Белой-Церкви, чтоб напасть на поляков. Между тем Савула, оставленный

в таборе когда Наливайко двинулся в город, покинул табор, чтобы полякам показалось,

что он уже совершенно опустел, а потом, когда поляки, не встретивши никого в таборе,

вышли снова, вошел в свой табор, и таким образом поляков можно было принереть с

двух противоположных сторонъ—от города и от козацкого табора. Но Рожинский сбил

в тесную кучку свое войско, пробился сквозь Козаков и вломился сиива в

белоцерковский замок. Там он заперся. Польный гетман Жолкевский был уже недалеко.

Наливайко и Савула двинулись целым табором, направляясь к Киеву. Жолкевский

догнал их. Произошла битва. Коронное войско понесло урон. Наших, говорит

современник, пало до трехсот. Биться перестали, когда уже наступила ночь. Козаки

ушли к Триполыо.

Здесь оба козацкия ополчения Наливайка и Лободы соединились, и Наливайкова

ватага, ил за что-то недовольная, сменила его, признавши своим начальником Лободу.

Жолкевский не только поправился от понесенной неудачи, но усилил свое войско; к

нему привел свежия силы староста каменедкий Потоцкий и принес известие, что и

литовское войско, в отмщение за набеги Наливайка и Савулы, вступило в Украину.

Затем вслед прибыл к Жолкевскому из литовского войска с отрядом Карл Ходкевич,

будущий гетман, тогда еще молодой человек. Жолкевский послал его вперед к Каневу,

придав ему несколько рот из своого коронного войска. Ходкевич 11 апреля в первый

день Пасхи разбил козацкого полковника Кремпского и доставил Жолкевскому

известие, что козаки собираются перейти на левый берег Днепра. Надобно было

спешить за ними в погоню: Жолкевский двинул свое войско в Киев.

Козаки предупредили его: успели переправиться на левый берег Днепра, а за собою

сожгли все челны и плоты. Жолкевский должен был стать табором йод Печерским

монастырем и дожидаться, пока изготовят все нужное для переправы войска. Послали

собирать лодки на Нрипеть и по иным днепровским притокам, а между тем жители