Богдан Хмельницкий
Шрифт:
горе, на берегу реки Дунайца. Там, вместо старосты, оставался подстароста, жид.
Напирский требовал, чтоб его впустили. Самозванец показывал грамату с подписью
короля, с большою висячею печатью. Жид сначала было-воспротивился, но вскоре
почувствовал, говорит современник, что у него недостало духу. Мятежники заняли
Чорстын 14-го июня.
Напирский поручил Радоцкому и Лентовскому, которых наименовал полковниками,
собирать охотников и приводить к нему в Чорстын. Он распустил еще универсал
своего имени, в котором, выдавая себя за королевского посланца, предостерегал всех,
чтоб не доверяли никаким другим универсалам, хотя бы с королевскою подписью и с
печатью, потому что король, находясь под страхом от шляхты, поневоле должен
издавать то, что ему прикажут. Отдавая на полный произвол хлопов их владельцев
шляхетской породы, Напирский возбранял трогать костелы и единственное лицо из
всех панов — Здановского, Новоторжского обывателя. 24-е июня было днем,
предназначенным Напирским для своего похода на Краков. Но в этот заранее
намеченный день случилось иное.
Дошла весть до краковского епископа, которому король предоставил тогда надзор за
этим краем. Он отправил шестьдесят драгун и поручил старосте добчицкому Иордану
отобрать занятый замок.
«По какому праву и по чьему приказанию занят Чорстын и что за войско появилось
в Польше?»—написал Напирскому епископ.
«Я Костка, природный дворянин Речи-Посполитой, — отвечал самозванец, — я
прислан от короля для охранения границы от неприятельских нападений. Его
величество беспокоится, что все дворяне вышли из отечества и потому прислал меня».
Иордан но был допущен занять замок и должен был вернуться ни с чем в Краков.
Видевшие Напирского сами не знали, кем следует считать его: тем-ли, за кого себя
выдает, или самозванцем, но уверяли епи-
1)
Дневн. Освец. Киевск. Отар. 1882 г. Сент., 505.
2)
Bell, scvth. cos., 209.
433
скопа, что сами видели королевскую грамату, и рассказали ему приметы нового
чорстынского коменданта.
«Не может быть, — сказал епископ,—я знаю всех Косток, сколько их есть в
Польше. Это не Костка».
Подозрение его оправдалось: в Краков привелн из отряда Напирского покупщиков
пороха и олова; они сознались под пытками, что замок занят приверженцем
Хмельницкого.
Узнал тогда епископ, что сельский люд составляет сходки и утыкает свои хаты
ветвями. Епископ понял, что затевается что-то недоброе для шляхетства. Он послал
отряд своей надворной команды и с ним хоругвь староства Опунцкого, всего около
тысячи человек, под начальством шляхтича Яроцкого, а между тем написал к королю о
случившемся.
К Напирекому в Чорстын не успели еще. собраться скопища народа, возбуждаемого
им против панов. С ним в Чорстыне на первых порах было всего
сорок пять горцев ипять девушек. То был его весь наличный гарнизон. Неожиданно явились под замком
епископские драгуны. Напирский не впал в отчаяние, приказал зажигать натертые
смолою пуки соломы и выставлять их напоказ, чтоб этим сигналом дать знак своим
единомышленникам и побудить их поспешить на выручку, а сам бодро и стойко
оборонялся против драгунов и за скудостью огнестрельных снарядов лил на них со
стен растопленную смолу и метал камни. Прошло так два дня. Ожидаемой выручки не
было. Тогда подначальные, потерявши терпение, стоя на стене замка, закричали, что
готовы выдать Напирского и его товарища Лентовского, если им даруют пощаду и
прощение. Яроцкий сразу на все согласился, опасаясь долго медлить, потому что могла
появиться многолюдная ватага мятежных хлопов, с которою не легко будет
расправиться. Горцы связали Напирского и Лентовского и выдали Яродкому. Тогда же
схва чен был и выдан произведенный Напирским в полковники Чепец. Этот человек
прежде был атаманом разбойничей шайки и пойманный был осужден на смерть в
Новом Торге в то время, когда Напирский проживал у Здановича и выдавал себя за
лицо, которому король поручил вербовать воинов. Напирский упросил городских
райцев освободить от смертной казни Чепца, дюжого молодца, и позволить взять его в
войско. Получивши, таким образом, этого Чепца в свою власть, Напирский сделал его
своим пособником в деле народного возмущения.
На третий день после выдачи Напирского ехали все трое, выданные Яроцкому, в
цепях: толпы народа с любопытством смотрели на них. Горцев, бывших с Напирским в
Чорстыне, выпустили без преследования.
Будучи под стражею в цепях, Напирский казался бодрым и веселым. На пути из
Чорстына в Краков он все пил, играл, шутил и вообще дерзкал себя так, как будто не
было повода озкидать себе чего-нибудь худого. Его ввезли в Краков на телеге в стоячем
положении; руки его были привязаны к водрузкенной на телеге лестнице. На той зке
телеге сидел Лентовский со связанными назад руками, в грязной сорочке. Его грубое
старческое лицо, окаймленное круглою седою бородою, составляло
противоположность с лицом Напирского, цветущим юностью и красотою. Всех их
подвергли допросу и пыткам. Напирского пытали, привязывая ногами к помосту, а ру-
28
Я. КОСТОМАРОВ, КНИГА IV.
434
ками к потолку, п вытягивали суставы, потом прижигали свечами бока и брызгали
горящею серою на грудь.
«Я побочный сын короля Владислава, Симон Взовский,—сказал он,— я помогал
Хмельницкому. Еслибы мне удалось и меня бы не выдали, у меня бы набралось народа