Богдан Хмельницкий

горе, на берегу реки Дунайца. Там, вместо старосты, оставался подстароста, жид.

Напирский требовал, чтоб его впустили. Самозванец показывал грамату с подписью

короля, с большою висячею печатью. Жид сначала было-воспротивился, но вскоре

почувствовал, говорит современник, что у него недостало духу. Мятежники заняли

Чорстын 14-го июня.

Напирский поручил Радоцкому и Лентовскому, которых наименовал полковниками,

собирать охотников и приводить к нему в Чорстын. Он распустил еще универсал от

своего имени, в котором, выдавая себя за королевского посланца, предостерегал всех,

чтоб не доверяли никаким другим универсалам, хотя бы с королевскою подписью и с

печатью, потому что король, находясь под страхом от шляхты, поневоле должен

издавать то, что ему прикажут. Отдавая на полный произвол хлопов их владельцев

шляхетской породы, Напирский возбранял трогать костелы и единственное лицо из

всех панов — Здановского, Новоторжского обывателя. 24-е июня было днем,

предназначенным Напирским для своего похода на Краков. Но в этот заранее

намеченный день случилось иное.

Дошла весть до краковского епископа, которому король предоставил тогда надзор за

этим краем. Он отправил шестьдесят драгун и поручил старосте добчицкому Иордану

отобрать занятый замок.

«По какому праву и по чьему приказанию занят Чорстын и что за войско появилось

в Польше?»—написал Напирскому епископ.

«Я Костка, природный дворянин Речи-Посполитой, — отвечал самозванец, — я

прислан от короля для охранения границы от неприятельских нападений. Его

величество беспокоится, что все дворяне вышли из отечества и потому прислал меня».

Иордан но был допущен занять замок и должен был вернуться ни с чем в Краков.

Видевшие Напирского сами не знали, кем следует считать его: тем-ли, за кого себя

выдает, или самозванцем, но уверяли епи-

1)

Дневн. Освец. Киевск. Отар. 1882 г. Сент., 505.

2)

Bell, scvth. cos., 209.

433

скопа, что сами видели королевскую грамату, и рассказали ему приметы нового

чорстынского коменданта.

«Не может быть, — сказал епископ,—я знаю всех Косток, сколько их есть в

Польше. Это не Костка».

Подозрение его оправдалось: в Краков привелн из отряда Напирского покупщиков

пороха и олова; они сознались под пытками, что замок занят приверженцем

Хмельницкого.

Узнал тогда епископ, что сельский люд составляет сходки и утыкает свои хаты

ветвями. Епископ понял, что затевается что-то недоброе для шляхетства. Он послал

отряд своей надворной команды и с ним хоругвь староства Опунцкого, всего около

тысячи человек, под начальством шляхтича Яроцкого, а между тем написал к королю о

случившемся.

К Напирекому в Чорстын не успели еще. собраться скопища народа, возбуждаемого

им против панов. С ним в Чорстыне на первых порах было всего сорок пять горцев и

пять девушек. То был его весь наличный гарнизон. Неожиданно явились под замком

епископские драгуны. Напирский не впал в отчаяние, приказал зажигать натертые

смолою пуки соломы и выставлять их напоказ, чтоб этим сигналом дать знак своим

единомышленникам и побудить их поспешить на выручку, а сам бодро и стойко

оборонялся против драгунов и за скудостью огнестрельных снарядов лил на них со

стен растопленную смолу и метал камни. Прошло так два дня. Ожидаемой выручки не

было. Тогда подначальные, потерявши терпение, стоя на стене замка, закричали, что

готовы выдать Напирского и его товарища Лентовского, если им даруют пощаду и

прощение. Яроцкий сразу на все согласился, опасаясь долго медлить, потому что могла

появиться многолюдная ватага мятежных хлопов, с которою не легко будет

расправиться. Горцы связали Напирского и Лентовского и выдали Яродкому. Тогда же

схва чен был и выдан произведенный Напирским в полковники Чепец. Этот человек

прежде был атаманом разбойничей шайки и пойманный был осужден на смерть в

Новом Торге в то время, когда Напирский проживал у Здановича и выдавал себя за

лицо, которому король поручил вербовать воинов. Напирский упросил городских

райцев освободить от смертной казни Чепца, дюжого молодца, и позволить взять его в

войско. Получивши, таким образом, этого Чепца в свою власть, Напирский сделал его

своим пособником в деле народного возмущения.

На третий день после выдачи Напирского ехали все трое, выданные Яроцкому, в

цепях: толпы народа с любопытством смотрели на них. Горцев, бывших с Напирским в

Чорстыне, выпустили без преследования.

Будучи под стражею в цепях, Напирский казался бодрым и веселым. На пути из

Чорстына в Краков он все пил, играл, шутил и вообще дерзкал себя так, как будто не

было повода озкидать себе чего-нибудь худого. Его ввезли в Краков на телеге в стоячем

положении; руки его были привязаны к водрузкенной на телеге лестнице. На той зке

телеге сидел Лентовский со связанными назад руками, в грязной сорочке. Его грубое

старческое лицо, окаймленное круглою седою бородою, составляло

противоположность с лицом Напирского, цветущим юностью и красотою. Всех их

подвергли допросу и пыткам. Напирского пытали, привязывая ногами к помосту, а ру-

28

Я. КОСТОМАРОВ, КНИГА IV.

434

ками к потолку, п вытягивали суставы, потом прижигали свечами бока и брызгали

горящею серою на грудь.

«Я побочный сын короля Владислава, Симон Взовский,—сказал он,— я помогал

Хмельницкому. Еслибы мне удалось и меня бы не выдали, у меня бы набралось народа