Боги мёртвого мира
Шрифт:
— Сегодня военное собрание. Ты пойдешь со мной?
— Я там совершенно не к месту.
— Зато к случаю. Ты гораздо более образованная и проницательная, чем пытаешься показать. Нам, неотесанным прямолинейным мужланам, пригодились бы твои таланты видеть связи там, где их нет.
Мики повернула к нему голову, в ее больших серо-розовых глазах залегла печаль.
— Ты же знаешь, любимый. Я не хочу принимать в этом участие. Я против этой войны.
— Но почему? Она даст нам всем возможность зажить нормальной жизнью, не перебиваясь жалкими крохами тепла, и без страха замерзнуть насмерть в собственной постели. Новые ресурсы. Новая земля.
Мики печально улыбнулась.
— У меня ожоги от летнего солнца. Только на Севере я чувствую себя комфортно.
Арзейн
Арзейн еще немного полежал в постели, глядя в потолок без особых мыслей, поцеловал жену и со вздохом обреченности вылез из-под одеяла в холодный и спертый воздух. Еще один день в делах, радостном планировании, сладостном предвкушении. Последние недели лишь мысли о войне занимали его светлую голову. Этот трепет в сердце, эта нетерпеливая дрожь — почти наркотическое воздействие — он привык к ним и жаждал еще.
Военные собрания они старались не проводить из соображений безопасности информации. Возможно, еще из каких-то других соображений, ведомых лишь королю Амаалне, и в которые он категорически отказывался посвящать как своих сыновей, так и своих советников. Король, как и любой хоть сколько-то смыслящий в политике человек, допускал возможность шпионажа, возможность, что один из его людей окажется предателем, поэтому на советах они затрагивали лишь общую информацию, что-то о снаряжении, о поставках продукции, об организации перемещения тыла.
Арзейн, как человек сам по себе честный, имел особенность принимать желаемое за действительное. Он никак не мог подумать на кого-то из своих людей, что тот окажется предателем. Ведь все они из одного теста леплены, все прошли через года небывалых трудностей, голода, нежданных фортелей погоды. Стремились к единой цели, лелеяли одну мечту. Кронпринц и сам понимал, что его видение мира слегка подпорчено призмой праведности, но ничего с собой поделать не мог. Сложно изменить жизненную позицию, пока лично не столкнулся с предательством. Иногда эта мысль накатывала как гром в ясный день, заставляла его поежиться, вздрогнуть, ком горечи подступал к горлу, но Арзейн отмахивался от неприятных мыслей, чтобы вновь погрузиться в омут блаженного неведения.
В просторной комнате с низкими потолками и очагом, не более теплой, чем остальные помещения замка, собралось девять человек: король с сыновьями, начальник внутренней охраны, начальник охраны границ, главный казначей, глава лекарей и ответственный за продовольствие. Арзейн обвел присутствующих долгим изучающим взглядом из-под светлых кустистых бровей, пока отец толкал вступительную речь.
Справа сидел крупный темноволосый Вэлл Каменолом, начальник внутренней охраны, ответственный за безопасность дворца и за сохранение порядка в стране. Он держал породистых лошадей-тяжеловозов, таких же мощных, как и он сам, упорно возделывал свою делянку в скупое на тепло лето, валил лес вместе с остальными мужчинами. Его тяжеловозы придутся очень кстати во время военной кампании. Причем отдать своих драгоценных лошадей на благо общей цели он вызвался первым.
За ним, сгорбившись, облокотив грубые руки на стол, сидел Безумец Кай, и безумным его прозвали отнюдь не из-за психического недуга. Однажды, лет в шестнадцать, он на своих руках вынес из горящего дома четверых человек, потерявших сознание, получив при этом множество ожогов. Он отвечал за охрану границ государства, однако сейчас, в спокойное, сплотившее народы предвоенное время, работы у него поубавилось, за исключением вялого, но постоянного
патрулирования, и свое свободное время он посвящал помощи в кузнице. Огонь его не страшил.Следующим взгляд упал на лекаря, которого так и прозвали: Далио Целитель. Далио выхаживал одного человека в течение полугода, излечив того от страшных гноящихся ран. Тот человек и окрестил его Целителем, после чего лекарские способности мужчины стали известны на всю страну. Далио спас многих, организовал свою школу лекарского искусства, и благодаря ему, а точнее, под его чутким надзором, появились на свет королевские отпрыски.
Справа от Целителя чинно восседал главный казначей, Каана Много-Не-Бывает, полноват, как и подобает человеку его статуса, но не безобразен. Многие сочли бы его излишне праздным, однако никто не упрекнет его в качестве ведения счетов. Лучший счетовод Иронты, а то и всего Севера. После аудиенции трех королей он тут же принялся за поиски возможностей обеспечения страны дополнительными средствами для бесперебойной работы военного механизма.
За ним вытянулся, будто палка, Лот Пахарь, ответственный за посев и сбор урожая, за его распределение и хранение. Не такой внушительный по сравнению со своими товарищами, он, тем не менее, не гнушался и работы в поле. Жилистый, сухой, с длинными руками и ногами, он орудовал мотыгой не хуже, чем мечом. Ни разу за годы своей службы не был замечен на воровстве, напротив, раздавал беднякам из своих запасов.
Слева от отца сидели двое его младших сыновей, Амалати и Янока. Амалати, которому было восемнадцать, еще не успел заслужить себе прозвище и пока не совершил ничего выдающегося, но его успехи в точных науках, пристрастие к чтению наравне с военными науками делали ему честь. Вместе с остальными инженерами он разрабатывал метательные приспособления и осадные орудия, в основе которых лежал механизм. Его брат, Янока Пума, не проявлял особого интереса к наукам или искусству, как и подавляющее большинство северян, зато грубой силы ему было не занимать. Когда-то он завалил голыми руками пуму на охоте, защищая от нее не в меру любопытного и неосторожного младшего братца. С того поединка у него остался шрам в три полосы поперек лица и меховой плащ, которым он очень дорожил и гордился.
Всех этих людей Арзейн знал не один десяток лет, проверенные, знатоки своего дела, истинные патриоты, готовые в первых рядах идти на противника и пробивать собственной грудью и топором путь своему народу. Они скорее собственноручно выколют себе глаза и вырвут языки, чем продадут Север и позволят южанам взять преимущество.
— Арзейн? — Король положил свою пухлую руку на его плечо и проговорил свистящим шепотом, подавшись в его сторону: — Сейчас не время витать в облаках.
Мужчина вдруг осознал, что перестал следить за ходом собрания, погрузившись с головой в свои мысли, что было не так сложно осуществить под монотонный усыпляющий отчет Кааны Много-Не-Бывает.
— Извини, отец. Я просто задумался.
Амаална строго прищурил свои бесцветные глаза, явно недовольный поведением наследника, и повернул голову к казначею. Его второй подбородок качнулся как безобразное рыхлое желе.
— Очень хорошо, Каана, — похвалил король, когда тот завершил свой доклад коротким кивком. — Вы проделали огромную работу. — Арзейн так и не понял, какую именно работу удалось проделать Каане, протирая штаны в своей каморке. Что сказать, математика до сих пор вызывала у него легкое головокружение, а в бухгалтерии он разбирался и того меньше. — С вашей помощью мы сможем в полной мере обеспечить славных воинов Иронты доспехами и оружием.
Следующим взял слово Вэлл Каменолом. В отличие от Кааны, при его докладе сложно было заснуть. Каждый звук, вылетающий из его глотки, походил на раскаты грома и заставлял не привычных к нему людей подпрыгивать от испуга.
— Мои люди докладывают, — прогремел он раза в четыре громче, чем того требовало скромное помещение для советов, — что в стране появились изменники, тьма их побери. Несколько человек были замечены на заброшенных фермах в Дальнем Борге, где они рисовали на стенах руны древних богов и приносили жертвы.