Боишься?
Шрифт:
Родители мечтательно вспоминали как рано они сами стали "дружить" друг с другом, а потом и жить вместе. А эти мальчики, уже отравленные жизнью "там", за Барьером, не могли их слушать и соглашаться. Они уважали своих "предков" и любили их. Но сами до боли хотели "той" жизни.
Они, как один, отвечали, что никогда не станут подкатывать к мелкой Ра. Почему?.. Да потому, что она будущая нёрс. Уже знает так много, что может лечить и, судя по всему, скоро отправится к Хоррору.
Берг взял с них обещание молчать о том, что пришлая девочка учится с ними. Особенно внимательными быть в Основном. И они были внимательны. В первую очередь
Но, это же мальчики! Разве могли они держать язык за зубами о том, о чём их не просили молчать? Особенно, если это волшебные истории о космоакадемии и прочих чудесах? Вряд-ли... Поэтому они рассказывали эти истории друг другу шёпотом, замирая от восторга. И странной надежды.
Истории эти и шёпот звучали так будоражаще, что их услышал тот мальчик, их сверстник, который тоже грезил жизнью "за Барьером". Сын Хэда Кира.
Ему самому никто из Горячего не стал бы рассказывать ничего. Ему приходилось добывать эти истории, как жемчуг из глубины, неимоверными усилиями. Подкупом, посулами, иногда, угрозами.
А ещё он тщательно следил, чтобы истории эти не дошли до его отца.
Глава 10.
Лив умирала. Она заподозрила что-то ещё прошлой зимой, когда дважды упала и сломала сначала руку, потом ногу. Отчего кости могли стать такими хрупкими? Самый простой ответ: остеопороз. Она сумела ведь отправить себя в глубокий климакс. Вполне естественно, что кости стали хрупкими.
Но были другие признаки... И они становились всё более явными. Атарик, похоже, чуял её болезнь по запаху, или ещё как-то. Было бы интересно изучить возможности его изменённого тела. Расспросить его. Но она не стала... Он так страдал, что это было бы просто жестоко.
Он носил её на руках. В прямом смысле. Сначала из-за перелома. Потом потому, что она стала слишком слабой.
– Чтобы снова не упала,- так говорил он ей.
Подхватывал и нёс к Мел. Чтобы она не скучала. Шёл по своим делам и сходил с ума. Лив была уверена: если бы он мог, то разобрал бы Барьер руками, и отнёс бы её "туда", где было спасение. Ему было бы всё равно, что он потерял бы её...
Он действительно любит её. По-настоящему. А она оставляет теперь его тоже. Сначала своего "лебедя", теперь его. Кто-то сказал бы: счастливая женщина, которую дважды, искренне и преданно, любили двое таких неординарных мужчин!
Она не гордилась. Последних пять лет были мучением для неё. Она и жила-то только ради Перси. И не любила Атарика. Как она могла любить его, если сердце было занято давно и навсегда? Она ценила его, уважала. Соблюдала этот их договор. Поддерживала его авторитет, и помогала его людям жить как можно лучше.
Что ещё она могла? Ничего!.. Теперь она старалась, прожить ещё немного. Перси исполнилось тринадцать. Недавно. Нужно прожить ещё. Чтобы день рождения у неё никогда не ассоциировался с днём смерти матери. Она постарается...
Она старалась все эти годы. Изо всех сил. Её, кажется, даже приняли здесь. Только "своей" она не стала. Не захотела. И дело не в ревности девушек и женщин, что претендовали на Атарика. Довольно быстро люди поняли, что их хэд безнадёжно влюблён и пропал для других женщин.
Он ни на кого не посмотрел за эти пять лет. Ни разу. Не то, чтобы она наблюдала за ним... Просто видно было, что он предельно предан и как-то зациклен на ней. Может
быть, сильно развитые органы чувств или взвинченные гормоны обостряли его тягу? Кто знает? Только эти месяцы, с зимы, стали для него испытанием. Он словно чувствовал, слышал, как разрушается её тело и сам умирал от бессилия.А она принимала это разрушение спокойно. Устала она. Совершенно устала... И за дочь не переживала больше. Может быть, это близость смерти влияла так, что она отстранялась от всего, от самой жизни? Лив казалось, что нет... Она просто знала... Всё у её девочки будет хорошо! Замечательно! Даже если ей придётся забраться в радиоактивную дыру.
Она переживёт. Или найдёт общий язык с "богом" этого мира. Или придумает что-нибудь ещё... Кора Блайз справится. Разве это не их с Томом, дочь?
Лив лежала на улице, на тёплом ещё солнышке ранней осени, и вспоминала эту прекрасную историю, с именем их дочери...
Она, когда узнала, что будет девочка, загорелась назвать её Персефоной. А что?.. Раз она Деметра, то кто ещё может быть у неё в дочках? Том тогда только улыбнулся и промолчал.
К разговору вернулся чуть позже. И очень деликатно сказал жене, что дочь не скажет им спасибо за такой "подарок". Лив, воспитанная на классической литературе, возмутилась. А он предложил ей компромисс. Конечно, это же Том! Если не получается "так", он пройдёт "этак"!
Сказал, что Персефона из легенды имела ещё одно имя, более привычное слуху современного человека. Кора. Они могут назвать девочку так. А дома пусть будет Персефоной.
Лив думала и, в итоге, пришла к мысли, что её муж мудрый и дипломатичный. И любит её по-настоящему. Он не сказал ей в лоб, что она поглупела из-за гормонов или оторвалась от реальности, или ещё что-нибудь... А значит, она тоже пойдёт ему навстречу.
Как оказалось, это было более чем мудрое решение. К пяти годам имя "Перси" осталось только для родителей и для бабушек-дедушек. И то, только наедине. Пожалуйста!.. Если вам так хочется!
Дочь просто пришла к ним с мужем как-то, в свои пять лет. Встала перед ними, заложив руки за спину, как один из самых старых преподавателей на кафедре Лив.
– Для солидности,- сообразили родители и поняли, что разговор будет серьёзный.
Так и вышло. Дочь начала его с трагичной фразы:
– Я плохо сплю!
По их наблюдениям всё у неё было в порядке со сном. Да и с остальным тоже. Тем не менее, они слушали очень и очень внимательно. И подтолкнули разговор дальше:
– Почему, дорогая?
Дочь строго посмотрела на родителей:
– Мне снятся сны!
Том тут же встрял:
– Это нормально!
Девочка нахмурилась, и мать задала "правильный" вопрос:
– Какие сны, солнышко?
Солнышко хмурилось, как тучка перед бурей. И обвиняло родителей:
– Я знаю, что вы хотели назвать меня Персефоной. Официально!
Том давным давно привык к имени дочери. Оно казалось ему теперь прекрасным и благозвучным. К тому же, он защищал бы Лив всегда:
– Отличное имя! Классическое!
Лив едва не расхохоталась тогда. Вспомнила, что говорил он об этой "классике" сначала. Дочь, ставшая хмурой, как осенний день, трагично закончила:
– Вот мне и снится, родители, что вы зовёте меня перед всеми "Сифа"! И остальные повторяют. А знаете ли вы, что это ваше сокращение похоже по звучанию на название венерической болезни? "Сифа" и "сифилис"! Гениально!..