Болото

Женька наконец справился с замком, открыл рюкзак и спустя мгновение отбросил; дико вопя, он уронил пистолет-пулемет и двумя руками стряхивал с себя крупных, с детскую ладонь, не опасных, но проворных и цепких болотных жуков. В тот же миг за нашими спинами Мишка дал залп из огнемета по арматуринам, предварительно густо обмазанным термитной пастой, и когда они перегорели, бетонный блок с шумом рухнул в овраг.

Трос взвился из пыли, как потревоженная змея, и захлестнул ноги «Алым». Они упали разом, словно срезанные одним взмахом косы; Иринка тонко вскрикнула. Девчонки из «Ртути» быстро выбили оружие из рук упавших, и тут подоспели мы. Краем глаза я увидел, как Толик с размаху ударил не успевшего подняться Танка, и тут же я сам бросился на Женьку, все еще пытающегося стряхнуть с себя жуков. С невыразимым, звериным восторгом я ударил его в лицо раз, другой… и тут время остановилось. За тот неуловимый миг, что проходит от замаха до удара, я вдруг увидел очень многое.

Я увидел, что Женька — такой же мальчишка с сероватой из-за вечного тумана кожей, как я; на нем была та же джинсовая куртка с капюшоном, что и на каждом из нас, так же неумело зашитая крупными стежками на локтях. На его руке белел весьма знакомый шрам — когда-то подрался с крысой, как и каждый из нас. Я вспомнил, как плакал Женька, когда думал, что его никто не видит. Я вспомнил, что плакал и я. И четкая, холодная мысль вошла в мой мозг: "Господи, кому это нужно? Кто запихал нас сюда и стравил?"

Потеряв равновесие, Женька тяжело свалился на спину, захлебываясь кровью, брызжущей из разбитого носа. Неожиданно для самого себя я закричал:

— Стойте! Да стойте же, мать вашу!!! Хватит!!!

Я принялся расталкивать наших. Не сразу, но мне удалось остановить избиение. Наступила тишина, и только тихонько плакала побледневшая Иринка, держась за ногу. Между ее пальцев сочилась кровь.

Девчонки из «Ртути» с пистолетами-пулеметами наперевес угрюмо молчали, держа «Алых» на прицеле. Подбежала Саша, которой Толик посоветовал в драку не лезть. Она села на корточки рядом с Иринкой и осторожно убрала ее руку с лодыжки.

— Ну тихо, тихо… убери руку. Все, все, сейчас сделаю укол и будет не больно. Вот… так. Ой… кажется, ей тросом кусок кожи сорвало. Сейчас пеной из баллончика закрою.

— Все! — Отдышавшись, подвел итог Толик. — грабежей больше не будет, ясно?!

Побитые «Алые» мрачно отвели взгляд, только Женька злобно смотрел на меня одним глазом: второй заплыл.

— Пошли.

— Подожди, надо Иринку в Лагерь отнести, она сама идти не сможет.

— Ладно… Иринку отнесем.

Подошел Мишка с дымящимся огнеметом за плечом. Оторвав ветку от ближайшего куста, он забрал у Лены пистолет-пулемет и плотно забил ветку в ствол, после чего кинул оружие Женьке:

— Пусть сам тащит, будем еще за вас ваше барахло тащить… увижу, что до Лагеря ветку вытащил, жопу сожгу.

Девчонки повторили операцию над остальными пистолетами-пулеметами и раздали их владельцам. Так же молча мы соорудили носилки из двух палок и двух джинсовых курток и уложили на них порозовевшую от лекарства Иринку. Я и Толик подняли носилки и пошли к Лагерю, стараясь не трясти.

В получасе ходьбы от Лагеря я попросил Мишку:

— Миш, возьми носилки… я сейчас.

Я ушел в кусты и там упал на колени. Некоторое время я стоял так, прижав руки к животу, потом меня стошнило.

Вечером в Лагере Женька подошел ко мне сзади и тронул за плечо забинтованной рукой. Я обернулся; он смотрел на меня, не мигая, в ноздрях у него были плотные ватные шарики, напитавшиеся кровью, под глазом расцвел могучий синяк.

— Слушай меня. Слушай меня внимательно. Я тебе отомщу, понял? Не этим сучкам из «Ртути», и не этому ублюдку детдомовскому, хоть это и он затеял. Я тебе, гад, отомщу.

Он так приблизил ко мне лицо, что я ощутил запах земляничного мыла, которым он смывал кровь.

— Потому что никто не смеет меня жалеть, понял? А особенно ты.

Я не стал ни оправдываться, ни отвечать грубостью. Я просто повернулся и пошел прочь. Этой ночью я спал тяжело и без снов.

Глава 13

Прошло три месяца со дня той памятной драки. «Алые» больше не совались на наш сектор, неожиданно для всех они сами начали приносить весьма солидную добычу. Толик и Саша уже не прятались по закоулкам, как прежде, а открыто ходили всюду вместе; Игорь даже не то в шутку, не то всерьез предложил им переселиться в соседнюю, пустующую комнату, но они отказались.

В июне очень нелепо погиб Антон, парень из северной ячейки «Гидра». Он впал в тяжелую, черную депрессию и несколько дней спустя ушел из Лагеря. Просто вышел за ворота и ушел в туман. Вскоре сталкеры забеспокоились и пошли его искать, но нашли лишь спустя несколько дней по чистой случайности. Неведомый зверь бесшумно утащил его за несколько километров от Лагеря, где растерзал на куски. Есть он его не стал, из чего мы заключили, что неведомый зверь, скорее всего, представлял собой крысу или нескольких крыс, потому что лишь они убивали ради удовольствия. После похорон на маленьком (восемь могилок, не считая могилы Антона) кладбище крысам была объявлена война, и добыча сталкеров резко упала, так как немалую часть времени они теперь посвящали не разграблению квартир, а охоте на крыс.

Начальника это, мягко говоря, не приводило в восторг. Он заперся в кабинете, где (девчонки подглядели) целый день провел в кресле-компьютере. Судя по тому, как непроизвольно шевелились его губы, он находился на каком-то виртуальном совещании.

Через два дня в Лагере приземлился маленький двухместный бот. Из него вышел довольно молодой человек в дорогом костюме и с плутоватыми глазами, с которым начальник ушел в кабинет и что-то долго там обсуждал. Наконец начальник выстроил ребят и пригласил своего гостя.

— Здравствуйте, сталкеры. Позвольте представиться: частный предприниматель Борецкий Павел Иванович, прошу вас, зовите меня по фамилии, я так привык. У меня есть к вам деловое предложение…

Борецкий опустился на колено на пыльный асфальт, не щадя дорогих брюк, расстегнул свой дипломат и извлек оттуда маленькое животное. Более всего оно напоминало небольшую, примерно с мужскую ладонь черепаху с необычным, заканчивающимся маленьким плоским диском хвостом. Но самое удивительное было не это; весь панцирь черепахи был усеян прозрачными, сияющими всеми цветами радуги маленькими острыми кристаллами. Диск на конце хвоста также был густо покрыт ими. Оказавшись на свободе, черепаха медленно поползла прочь. Борецкий придержал ее рукой, и она принялась флегматично лупить его хвостом, пытаясь вырваться.

— Кто знает, что это за животное?

— Я знаю. — Опознал черепаху Женька. — это алмазница, у отца такая была.

— Верно. Стоят эти животные довольно дорого, но в неволе не размножаются по причине отсутствия органов размножения.

Кто-то в шеренге хихикнул.

— Вероятно, это общественные животные, наподобие муравьев или пчел, и данный экземпляр — рабочая единица, а рожает их какая-нибудь матка, но до сих пор добыть ее не удалось. За каждую алмазницу я заплачу пятьсот кредитов.