Большая книга психики и бессознательного. Толкование сновидений. По ту сторону принципа удовольствия

Бинц (Binz, 1878) указывает на вытекающую из этих впечатлений теорию сновидений: «Из десяти сновидений по меньшей мере девять абсурдны. Мы соединяем в них людей и вещи, не имеющие между собой абсолютно ничего общего. Уже в следующее мгновение, словно в калейдоскопе, группировка становится иной, быть может, еще более бессмысленной и нелепой, чем была раньше; и, таким образом, изменчивая игра не совсем спящего мозга продолжается, пока мы не пробуждаемся, не щиплем себя за ухо и не задаемся вопросом, действительно ли мы по-прежнему обладаем способностью разумно представлять и мыслить».

Маури (Maury, 1878) находит для описания отношения образов сновидения к мыслям в бодрствовании очень интересное для врача сравнение: «La production de ces images que chez l’homme 'eveill'e fait le plus souvent na^itre la volont'e, correspond, pour l’intelligence, `a ce que sont pour la motilit'e certains mouvements que nous offrent la chor'ee et les affections paralytiques…» [30] В остальном сновидение представляется ему «toute une s'erie de d'egradations de la facult'e pensante et r'esonante» [31] (ibid., 27).

30

Создание этих образов, которые у бодрствующего человека чаще всего побуждаются силой воли, соответствует для мышления тому, чем для двигательной способности являются некоторые движения, возникающие при хорее и параличе (фр.). – Прим. пер.

31

…последовательной деградацией способности мыслить и рассуждать (фр.). – Прим. пер.

Едва ли необходимо приводить высказывания авторов, повторяющих тезис Маури относительно отдельных форм высшей психической деятельности.

Согласно Штрюмпелю, в сновидении – разумеется, также и там, где бессмыслица в глаза не бросается – отступают на задний план все логические операции души, основывающиеся на взаимосвязях и отношениях (Str"umpell, 1877). По мнению Шпитты (Spitta, 1882), представления в сновидении, по-видимому, абсолютно не подчиняются закону причинности. Радешток (Radestock, 1879) и другие подчеркивают свойственную сновидениям слабость суждения и умозаключения. По мнению Йодля (Jodl, 1896), в сновидении нет критики, нет коррекции перцептивного ряда посредством содержаний сознания. Этот же автор утверждает: «Все формы деятельности сознания присутствуют в сновидении, но в неполном, заторможенном, изолированном виде». Противоречия, в которые включается сновидение вопреки нашим знаниям в бодрствовании, Штрикер (вместе со многими другими) объясняет тем, что в сновидении забываются факты или теряются логические отношения между представлениями (Stricker, 1879), и т. д. и т. п.

Авторы, которые в целом столь неблагоприятно отзываются о психической деятельности в сновидении, тем не менее признают, что некоторый остаток душевной деятельности у сновидения сохраняется. Вундт, теории которого стали очень важными для многих других исследователей проблемы сновидений, признает это безоговорочно. Можно задать вопрос о форме и характере проявляющегося в сновидении остатка нормальной душевной деятельности. Почти все соглашаются с тем, что, по всей видимости, меньше всего в сновидении страдает способность к воспроизведению, память; более того, она обнаруживает даже некоторое превосходство по сравнению с этой же функцией в бодрствовании, хотя абсурдность сновидения отчасти объясняется забывчивостью, присущей именно жизни во сне. По мнению Шпитты, эмоциональная жизнь души, настроение, не затрагивается во сне, и затем именно она управляет сновидением. Под «настроением» он понимает «константное объединение чувств в качестве сокровенной субъективной сущности человека» (Spitta, 1882).

Шольц (Scholz, 1887) усматривает одну из проявляющихся в сновидении форм душевной деятельности в «аллегоризирующем преобразовании», которому подвергается материал сновидения. Зибек констатирует наличие в сновидении «дополняющей толковательной способности» души (Siebeck, 1877), которая используется ею в отношении всего, что было увидено и воспринято. Особую трудность представляет оценка так называемой высшей психической функции в сновидении, то есть функции сознания. Поскольку о сновидении мы хоть что-либо знаем лишь благодаря сознанию, не может быть никакого сомнения, что во время сна оно сохраняется; тем не менее Шпитта считает (Spitta, 1882), что в сновидении сохраняется только сознание, но не самосознание. Дельбёф (Delboeuf, 1885) признается, что такого различия понять он не может.

Законы ассоциации, по которым соединяются представления, относятся также и к образам сновидения; более того, их господство проявляется в сновидении более четко и ясно. Штрюмпель (Str"umpell, 1877): «Сновидение, по-видимому, протекает по законам либо исключительно чистых представлений, либо органических раздражений, вызывающих такие представления, то есть без рефлексии и разума, эстетического вкуса и моральной оценки». Авторы, взгляды которых я здесь привожу, представляют себе образование сновидений примерно так: сумма чувственных раздражений, действующих во сне и проистекающих из различных источников, рассматривавшихся в другом месте, вызывает в душе прежде всего множество впечатлений, предстающих в виде галлюцинаций (по Вундту – в виде иллюзий, поскольку они происходят от внешних и внутренних раздражителей). Эти галлюцинации соединяются друг с другом по известным законам ассоциации и, в свою очередь, пробуждают, по тем же законам, новый ряд представлений (образов). Весь материал затем перерабатывается, насколько это возможно, благодаря сохранившимся остаткам душевной способности упорядочивания и мышления (см., например, работы Вундта (Wundt, 1874) и Вейгандта (Weygandt, 1893). Просто до сих пор пока еще не удалось выяснить мотивы, которые позволили бы понять, почему образы, не имеющие причины вовне, возникают по тому или по другому закону ассоциации.

Вместе с тем не раз отмечалось, что ассоциации, соединяющие друг с другом представления в сновидении, имеют совершенно особый характер и отличаются от ассоциаций, действующих в бодрствующем мышлении. Так, например, Фолькельт (Volkelt, 1875) утверждает: «В сновидении представления соединяются друг с другом по случайному сходству и практически неуловимой внутренней связи. Все сновидения пронизаны такими шаткими, непрочными ассоциациями». Маури придает наибольшее значение этой особенности соединения представлений, позволяющей ему показать аналогию жизни во сне с некоторыми психическими расстройствами. Он выделяет две главные особенности «d'elire»: 1) une action spontan'ee et comme automatique de l’esprit; 2) une association vicieuse et irr'eguli`ere des id'ees [32] (Maury, 1878). Сам Маури приводит два превосходных примера сновидений, в которых простое созвучие слов способствует соединению представлений. Однажды ему приснилось, что он совершил паломничество (p'elerinage) в Иерусалим или Мекку, а затем после многих приключений оказался у химика Пеллетье (Pelletier), который после разговора дал ему цинковую лопату (pelle), и в последующем фрагменте сновидения она превратилась в огромный меч (ibid., 137). В другой раз он шел во сне по тракту и по придорожным столбам отсчитывал километры; после этого он оказался у бакалейщика, у которого были большие весы. Какой-то человек клал на чашу весов килограммы, отвешивая Маури товар; затем бакалейщик сказал ему: «Вы не в Париже, а на острове Гилоло». За этим последовали разные образы: он увидел цветы лобелии, потом генерала Лопеса, о смерти которого недавно читал, и, наконец, перед самым пробуждением ему снилось, что он играл в лото (ibid. [126]) [33] .

32

«бреда»: 1) спонтанное, словно автоматическое действие духа; 2) извращенная, беспорядочная ассоциация идей (фр.). – Прим. пер.

33

Дополнение, сделанное в 1909 году: Позднее нам станет понятным смысл таких сновидений, в которых содержатся слова с одинаковыми начальными буквами и сходные по звучанию.

Но пожалуй, мы не можем оставить без внимания то, что такое принижение психической деятельности сновидения не осталось без возражений с другой стороны. Хотя, казалось бы, возражать здесь сложно. Нельзя, впрочем, и придавать большого значения словам одного из авторов, принижающих душевную жизнь в сновидении (Spitta, 1882), утверждающего, что во сне царят те же психологические законы, что и в бодрствовании, или словам другого исследователя (Dugas, 1897a), который пишет: «Le r^eve n‘est pas d'eraison, ni m^eme irraison pure» [34] . Тот и другой не делают даже усилий соотнести такую оценку с описанной ими же самими психической анархией и ослаблением всех функций во сне. Но другие, по-видимому, считали возможным, что в безумии сновидения есть все же свой метод, быть может, только притворство, как у принца Датского, к безумию которого относится приведенное здесь проницательное суждение. Эти авторы, видимо, не решились судить по внешнему виду, или тот внешний вид, в котором представало перед ними сновидение, был другим.

34

Сновидение – это и не схождение с ума и не отсутствие ума в чистом виде (фр.). – Прим. пер.

Так, например, Хэвлок Эллис (Ellis, 1899) определяет сновидение, не желая останавливаться на его кажущейся абсурдности, как «an archaic world of vast emotions and imperfect thoughts» [35] , изучение которого способно помочь нам понять примитивные фазы развития психической жизни.

Дж. Салли (Sully, 1893) отстаивает такую же точку зрения на сновидение [36] в еще более категоричной и более убедительной форме. Его суждения заслуживают тем большего внимания, если мы будем иметь в виду, что он, как, пожалуй, ни один другой психолог, был убежден в скрытой осмысленности сновидения. «Now our dreams are a means of conserving these successive personalities. When asleep we go back to the old ways of looking at things and of feeling about them, to impulses and activities – which long ago dominated us» [37] .

35

Архаичный мир безграничных эмоций и несовершенных мыслей (англ.). – Прим. пер.

36

Этот абзац был добавлен в 1914 году.

37

Наши сновидения являются средством сохранения этих последовательных личностей. Засыпая, мы возвращаемся к старым способам смотреть на вещи и размышлять о них, к импульсам и действиям, которые когда-то давно у нас преобладали (англ.). – Прим. пер.

Такой мыслитель, как Дельбёф, утверждает – правда, не приводя доказательств, опровергающих другой материал, и поэтому, в сущности, несправедливо: «Dans le sommeil, hormis la perception, toutes les facult'es de l’esprit, intelligence, imagination, m'emoire, volont'e, moralit'e, restent intactes dans leur essence; seulement, elles s’appliquent `a des objets imaginaires et mobiles. Le songeur est un acteur qui joue `a volont'e les fous et les sages, les bourreaux, et les victimes, les nains et les g'eants, les d'emons, et les anges» [38] (Delboeuf, 1885). Энергичнее всего оспаривает принижение психической деятельности в сновидении маркиз д’Эрве (d’Hervey, 1867), с которым бурно полемизировал Маури и сочинение которого я, несмотря на все усилия, не сумел раздобыть [39] . Маури говорит о нем (Maury, 1878): «M. le Marquis d’Hervey pr^ete `a l’intelligence, durant le sommeil, toute sa libert'e d’action et d’attention et il ne semble faire consister le sommeil que dans l’occlusion des sens, dans leur fermeture au monde ext'erieur: en sorte que l’homme qui dort ne se distingue gu`ere selon sa mani`ere de voir, de l’homme qui laisse vaguer sa pens'ee en se bouchant les sens; toute la diff'erence qui s'epare alors la pens'ee ordinaire du celle du dormeur c’est que, chez celui-ci, l’id'ee prend une forme visible, objective et ressemble `a s’y m'eprendre, `a la sensation d'etermin'ee par les objets ext'erieurs; le souvenir rev^et l’apparence du fait pr'esent» [40] .

38

Во сне все свойства психики, кроме восприятия: мышление, воображение, память, воля, мораль в сущности остаются неприкосновенными, разве что они касаются вымышленных и непостоянных вещей. Сновидец – это актер, который по желанию играет роли сумасшедших и мудрецов, палачей и жертв, карликов и великанов, демонов и ангелов (фр.). – Прим. пер.

39

Принадлежащий знаменитому синологу труд был опубликован анонимно.

40

Маркиз д’Эрве приписывает мышлению во время сна всю свободу действия и внимания и, очевидно, считает, что сон заключается лишь в выключении чувств и отрешенности от внешнего мира. Следовательно, спящий мало чем отличается от мечтателя, предоставляющего своим мыслям полную свободу, стараясь отключить восприятие. все отличие обычного мышления от мышления во сне заключается в том, что у сновидца мысль принимает видимую, объективную форму и очень похожа на ощущения, возникшие под влиянием внешних объектов; воспоминание принимает черты реального события (фр.). – Прим. пер.

Однако Маури добавляет: «Qu’il y a une diff'erence de plus et capitale `a savoir que les facult'es intellectuelles de l’homme endormi n’offrent pas l’'equilibre qu’elles gardent chez l’homme 'eveill'e» [41] .

У Вашида (Vaschide, 1911) [42] , который наилучшим образом знакомит нас с книгой д’Эрве, мы обнаруживаем, что этот автор о кажущейся бессвязности сновидений высказывается следующим образом [43] : «L’image du r^eve est la copie de l’id'ee. Le principal est l’id'ee; la vision n’est qu’accessoire. Ceci 'etabli, il faut savoir suivre la marche des id'ees, il faut savoir analyser le tissu des r^eves; l’incoh'erence devient alors compr'ehensible, les conceptions les plus fantasques deviennent des faits simples et parfaitement logiques» [44] . И далее: «Les r^eves les plus bizarres trouvent m^eme une explication des plus logiques quand on sait les analyser» [45] .

41

Имеется еще одно существенное отличие: мыслительные способности спящего человека не отличаются тем равновесием, которое характерно для бодрствующего (фр.). – Прим. пер.

42

Этот и следующий абзацы были добавлены в 1914 году.

43

На самом деле это не дословная цитата Эрве де Сен-Дени, а перифраза Вашида. – Прим. пер.

44

Образ сновидения является лишь копией идеи. Главное – это идея; видение второстепенно. Установив это, надо уметь следовать за ходом идеи, анализировать ткань сновидения; бессвязность тогда становится понятной, самые фантастические представления становятся простыми и совершенно логичными фактами (фр.). – Прим. пер.

45

Самые странные сны находят совершенно логическое объяснение, если их умеют анализировать (фр.). – Прим. пер.