Большая книга психики и бессознательного. Толкование сновидений. По ту сторону принципа удовольствия

По мнению других авторов, мы не вправе делать подобные заключения. По мнению Йессена, нежелательные представления в сновидении, равно как в бодрствовании, в лихорадочном состоянии и при других делириях, имеют «характер приведенной к покою волевой деятельности и до некоторой степени механического процесса воспроизведения образов и представлений вследствие внутренних побуждений» (Jessen, 1855). Далее, аморальное сновидение говорит о душевной жизни сновидца только то, что он когда-то каким-либо образом получил знание о данном содержании представления, которое совсем не обязательно должно быть его собственным душевным побуждением. При чтении другого автора, Маури, могут зародиться сомнения, не приписывает ли и он тоже сновидению способность разлагать душевную деятельность на ее компоненты, вместо того чтобы непланомерно ее разрушать. О сновидениях, в которых человек переступает границы моральности, он говорит: «Ce sont nos penchants qui parlent et qui nous font agir, sans que la conscience nous retienne, bien que parfoit elle nous avertisse. J’ai mes d'efauts et mes penchants vicieux; `a l’'etat de veille, je t^ache de lutter contre eux, et il m’arrive assez souvent de n’y pas succomber. Mais dans mes songes j’y succombe toujours ou pour mieux dire j’agis, par leur impulsion, sans crainte et sans remords… Evidemment les S visions qui se d'eroulent devant ma pens'ee et qui constituent le r^eve, me sont sugg'er'ees par les incitations, que je ressens et que ma volont'e absent'e ne cherche pas `a refouler» (Maury, 1878, 113) [57] .

57

«Именно наши наклонности заставляют нас говорить и действовать вопреки нашей совести, которая нас не удерживает, хотя и может предупреждать. У меня есть недостатки и порочные склонности; в бодрствовании я стараюсь с ними бороться, и часто мне удается не уступить им. Но в моих снах я всегда поддаюсь им или, точнее, действую под их влиянием, не испытывая ни страха, ни угрызений совести… Очевидно, образы, возникающие передо мной и составляющие сновидение, подсказываются мне теми побуждениями, которые я чувствую и которые моя отсутствующая воля даже не пытается подавить» (фр.). – Прим. пер.

Если верить в способность сновидения раскрывать действительно существующее, но подавленное или скрытое моральное предрасположение сновидца, то более четкого выражения этой позиции, чем у Маури (ibid., 165), найти трудно: «En r^eve l’homme se r'ev`ele donc tout entier `a soi-m^eme dans sa nudit'e et sa mis`ere natives. D`es qu’il suspend l’exercice de sa volont'e, il devient le jouet de toutes les passions contre lesquelles, a l’'etat de veille la conscience, le sentiment d’honneur, la crainte nous d'efendent» [58] . В другом месте он также находит точные слова (ibid., 462): «Dans le r^eve, c’est surtout l’homme instinctif qui se r'ev`ele… L’homme revient pour ainsi dire `a l’'etat de nature quand il r^eve; mais moins les id'ees acquises ont p'en'etr'e dans son esprit, plus les penchants en d'esaccord avec elles conservent encore sur lui d’influence dans le r^eve» [59] . Затем в качестве примера Маури рассказывает о том, что в своих снах он нередко представал жертвой как раз того суеверия, с которым яростнее всего боролся в своих сочинениях.

58

«Во сне человек проявляет себя во всей своей наготе и природном убожестве. Как только он перестает проявлять свою волю, он становится игрушкой всех тех страстей, от которых в бодрствовании его охраняют совесть, чувство чести и страх» (фр.) – Прим. пер.

59

«Во сне проявляется инстинктивный человек… Во сне он словно возвращается к своему природному состоянию; но чем менее глубоко в его душу проникли приобретенные идеи, тем большее влияние на него сохраняют во сне наклонности, которые с ними не согласуются» (фр.). – Прим. пер.

Однако ценность всех этих проницательных замечаний для психологического понимания жизни во сне подрывается у Маури тем, что в столь правильно подмеченном им явлении он видит только доказательство automatisme psychologique [60] , который, по его мнению, господствует в жизни во сне. Этот автоматизм он понимает как полную противоположность психической деятельности.

В одном месте «Очерков о сознании» Штрикера (Stricker, 1879) говорится: «Сновидение состоит не только из иллюзий; если, например, человек во сне боится грабителей, то, хотя эти грабители воображаемые, страх все же реален». Он обращает наше внимание на то, что развитие аффекта в сновидении не допускает оценки, которая достается остальному содержанию сновидения, и перед нами встает вопрос: какой из психических процессов во сне реален? То есть: какой из них может претендовать на включение себя в состав психических процессов бодрствования?

60

Психологический автоматизм (фр.). – Прим. пер.

Ж. Теории сновидения и его функции

Суждение о сновидении, в котором предпринимается попытка с некой точки зрения объяснить как можно больше его особенностей и вместе с тем определить связь сновидения с более широкой областью явлений, можно назвать теорией сновидения. Отдельные теории сновидения различаются тем, что они выдвигают на передний план ту или иную характеристику сновидения и привязывают к ней свои объяснения. Из теории не обязательно можно сделать вывод о некой функции, то есть о пользе или каком-либо ином эффекте сновидения, но наше мышление, привыкшее ориентироваться на телеологию, будет все же предпочитать те теории, в которых рассматриваются функции сновидения.

Мы познакомились уже с несколькими представлениями о сновидении, которые в этом смысле более или менее заслуживают названия теории. Вера древних людей, что сновидение ниспосылается богами, чтобы направлять поступки людей, была настоящей теорией сновидения, которая давала ответы на все относящиеся к нему вопросы. С тех пор как сновидение стало объектом биологического исследования, мы знаем многочисленные теории сновидения, но среди них встречаем также и далеко не совершенные.

Если не претендовать на полноту, то можно дать следующую классификацию теорий сновидения, основанную на представлениях о мере и характере психической деятельности во сне.

1. Теории, как, например, теория Дельбёфа (Delboeuf, 1885), допускающие, что в сновидении продолжается вся психическая деятельность, совершавшаяся в бодрствовании. Согласно эти теориям, душа не спит, ее аппарат остается сохранным, но, оказавшись в условиях, отличающихся от состояния бодрствования, при нормальном функционировании она неизбежно будет давать иные результаты, чем в бодрствовании. Здесь возникает вопрос, способны ли эти теории вывести отличия сновидения от мышления в бодрствовании исключительно из условий состояния сна. Кроме того, здесь нет подхода к функции сновидения; непонятно, зачем человек видит сны, почему сложный механизм душевного аппарата продолжает действовать даже тогда, когда он оказывается в условиях, на работу в которых, он, по всей видимости, не рассчитан. Единственно целесообразными реакциями остаются сон без сновидений или пробуждение при наличии нарушающих сон раздражителей вместо третьей реакции, реакции в виде видения снов.

2. Теории, в которых, наоборот, говорится о снижении психической деятельности в сновидении, ослаблении связей, оскудении перерабатываемого материала. Согласно этим теориям, сну должна быть дана совершенно иная психологическая характеристика, чем у Дельбёфа. Сон простирается далеко за пределы души, он состоит не только в ограждении души от внешнего мира – скорее, он проникает в ее механизм и на какое-то время делает его непригодным. Если мне будет позволено сделать сравнение с психиатрическим материалом, то я бы сказал, что первые теории конструируют сновидение как паранойю, а упомянутые вторыми представляют его по образцу слабоумия, или аменции.

Теория, утверждающая, что в жизни во сне проявляется лишь фрагмент душевной деятельности, парализованной сном, пользуется наибольшей популярностью среди врачей и в научном мире в целом. Если предполагать наличие более широкого интереса к объяснению сновидений, то ее, пожалуй, можно назвать господствующей теорией сновидения. Следует подчеркнуть то, с какой легкостью эта теория избегает опаснейших подводных камней при объяснении сновидений, а именно – проявляющихся в сновидении противоречий. Поскольку, согласно этой теории, сновидение – это результат частичного бодрствования («постепенное, частичное и вместе с тем аномальное бодрствование», – говорит о сновидении Гербарт в своей «Психологии» (Herbart, 1892), то ряд состояний, начиная от постепенного пробуждения до полного бодрствования, она может сопоставить с другим рядом – от пониженной деятельности сновидения, проявляющейся в абсурдности, до сконцентрированной мыслительной деятельности.

Для кого физиологическая точка зрения стала незаменимой или, по крайней мере, кому она кажется наиболее научной, тот найдет изложение этой теории у Бинца (Binz, 1878): «Однако это состояние (оцепенения) к утру постепенно подходит к концу. Все меньше становится утомляющих веществ, накопившихся в сером веществе мозга, они все больше разлагаются или уносятся беспрерывно циркулирующим потоком крови. Тут и там оживают отдельные группы клеток, тогда как вокруг все пока еще находится в оцепенении. Теперь перед нашим затуманенным сознанием происходит изолированная работа отдельных групп, и ей недостает контроля со стороны других, образующих ассоциации частей мозга. Поэтому возникающие образы, которые чаще всего соответствуют материальным впечатлениям недавнего прошлого, следуют один за другим в хаотическом беспорядке. Число освобождающихся мозговых клеток становится все больше, и все меньше – бессмыслица сновидения».

Понимание сновидения как неполного, частичного бодрствования или как следов его влияния, несомненно, можно найти у всех современных физиологов и философов. Наиболее подробно оно изложено у Маури (Maury, 1878). В его исследовании нередко кажется, будто автор представляет себе бодрствование или засыпание связанными с определенными анатомическими центрами, причем определенная анатомическая область и определенная психическая функция для него неразрывно связаны. Но я хотел бы здесь только сказать, что, даже если бы теория частичного бодрствования подтвердилась, говорить о ее более детальной разработке было бы слишком рано.

При таком понимании жизни во сне, разумеется, о функции сновидения не может быть и речи. Пожалуй, о месте и значении сновидения особенно последовательно высказывается Бинц (Binz 1878): «Все факты, как мы видим, заставляют охарактеризовать сновидение как телесный, всегда бесполезный и почти всегда прямо-таки болезненный процесс…»

Выражение «телесный» по отношению к сновидению, обязанное своим происхождением самому автору, указывает, пожалуй, больше чем на одно направление. Оно относится прежде всего к этиологии сновидения, которой Бинц особенно интересовался, когда исследовал экспериментальное вызывание сновидений путем применения ядов. В подобного рода теориях возникновение сновидений объясняется исключительно с соматической точки зрения. В крайней форме это звучит следующим образом: после того как мы, удалив от себя раздражители, погрузились в сон, нет никакой потребности и надобности в видении снов до самого утра, когда постепенное пробуждение из-за вновь возникающих раздражителей может отразиться в феномене сновидения. Между тем оградить сон от раздражителей не удается; подобно тому, как Мефистофель жалуется на зародышей жизни, отовсюду к спящему проникают раздражения – извне, изнутри и даже из всех тех частей тела, которые в бодрствовании никогда его не заботили. В результате сон нарушается, душа пробуждается то в том, то в этом уголке и затем некоторое время функционирует благодаря пробудившейся части, будучи рада снова уснуть. Сновидение представляет собой реакцию на вызванное раздражением нарушение сна, впрочем, реакцию, совершенно излишнюю.