Большие дела

Она смеётся и, удивительное дело, с её появлением настроение ощутимо повышается. Мы пьём чай, лопаем пирожные и беззаботно хохочем. Казалось бы, беззаботность и я — это два противоположных полюса, учитывая недавние события, а вот поди ж ты, хохочем и, более того, радуемся и наслаждаемся жизнью.

Борис тоже смеётся и в этот раз предстаёт куда более понятным и даже компанейским парнем.

— Слушай, Борис, — говорю я, когда Галя уходит «попудрить носик». — Можешь мне помочь с одним делом? Мне паспорт нужен.

— Паспорт? — удивляется он. — Заграничный? Боюсь, это не ко мне.

— Нет, не загран. Обычный советский паспорт. Желательно, а если быть точнее, просто необходимо, чтобы была московская прописка, а хозяин бы уже покоился где-нибудь на дне морском и чтобы в органах записи актов гражданского состояния об этом не было отметок. Паспорт бомжа, короче.

— Я что, похож на человека, который имеет дело с бомжами? — сдвигает он брови.

— Ты похож на человека, который хорошо разбирается в этой жизни и много чего знает, — усмехаюсь я. — Я в долгу не останусь.

— Это будет тысячи две стоить, — после паузы говорит он, значительно превосходя аппетиты дяди Гены.

Ну, а что вы хотите, столица.

— Я уверен, что намного меньше, — улыбаюсь я ему, — но нормальную, вменяемую цену я безусловно заплачу. Никаких проблем. И, более того, сообщу, когда нужно будет исчезнуть. Не сейчас, позднее, в будущем.

— Че-е-е-го? — тянет он.

— За это точно когда-нибудь спасибо скажешь. Тебя уже дёргали за ограбление вдовы Толстого?

Он прищуривается и становится похожим на волка, почувствовавшего опасность.

— Что ты об этом знаешь? — цедит он.

— Можешь спать спокойно, ничего у них на тебя нет. Не смогут они тебя к этому делу приплести, хотя кое-кому и хотелось бы. А вот когда смогут, я тебя предупрежу. Это не за паспорт, просто из личной симпатии.

— Вы чего тут, — подходит Галя, — такие настороженные? Ссоритесь что ли?

— Нет, Галя, — отвечает Буряце. — С чего бы нам ссориться? Наоборот, мы сильнее подружиться пытаемся.

— Это правда, — с открытой улыбкой отвечаю я.

— Ну, тогда, поедем в «Прагу» обедать.

— Я уже обедал, — поднимаю я руки. — К тому же мне сейчас по работе предстоит кое-что сделать. Я же в командировке, а не в отпуске. Давайте лучше вместе поужинаем.

Но поужинать вместе с Галей оказывается совсем не то же самое, что с Галей и Борей. Ужинаю я с ней и её мужем. И, хочу признаться, готовит Галина Леонидовна отменно. Борщ оказывается зачётным.

— Глупость делаешь, что водку не пьёшь, — смеётся Чурбанов и опрокидывает очередную стопочку.

После ужина мы оказываемся в его кабинете.

— У меня есть план, Юрий Михайлович.

— Прямо план? — скептически хмыкает он, наливая себе коньяк. — Будешь?

— Нет, спасибо. Да, план. Катраны крышует Рахметов.

— Знаю, — кивает он.

— Причём, не только московские, но и сочинские и, возможно, ещё какие-нибудь. Ну, и другие дела имеются, разумеется. Это мы выясним ещё. Нам надо выбить его из седла и забрать его коня.

— Если б конь был у меня, это был бы номер, да? — прищёлкивает языком Чурбанов.

— Будем за ним следить, вернее, не за ним, конечно, а за милицейскими злоупотреблениями на транспорте.

— Почему именно на транспорте?

— Ну, это же его тема, вот и достанем его оттуда. Подберём факты, сгруппируем данные…

— Ну, — перебивает Чурбанов, — это можно несколько лет делать, причём безрезультатно.

— У нас союзник появился, — говорю я, имея в виду Дольфа. — Так что сделаем всё оперативно, запротоколируем. Уверен, ещё до Нового года успеем. К празднику. У меня предчувствие.

— Ну, за предчувствие!

Он осушает стопку и опускает её на стол.

— С другой стороны, Егор, предчувствие и план вещи совершенно разные. Предоставь мне план.

План у меня есть, железный, железобетонный, пуленепробиваемый и огнеупорный. Двадцать шестое декабря, станция метро «Ждановская», подвыпивший майор КГБ в день своего сорокалетия, с новогодним пайком, состоящем из водки, коньяка, колбасы и болгарских помидоров.

И пьяные выродки из линейного отделения, уже убивавшие и знающие вкус крови. Они затащат его в кабинет и будут избивать. Заберут колбасу, а майора вывезут на пустырь неподалёку от посёлка с кагэбэшными дачами и бросят умирать.

Линейный отдел, пятно на Рахметове, как недавнем начальнике управления милиции на транспорте и лице, продолжающем курировать это направление. И до свидания Караваевы, Печёнкины и Снежинские вместе с ними. Да вот только как этот план объяснить? Сказать, что было видение, что мне открыто будущее или что? Как объяснить свою осведомлённость?

— Слышишь, Брагин? — спрашивает Чурбанов, наливая себе ещё. — Нужен план. Ты что не можешь за компанию со мной выпить?

— Не могу, Юрий Михайлович, ясность мысли исчезнет.

— У тебя и так не особенно ясно в голове, мне кажется. Или что, скажешь, я не прав?

Собственно, выработка плана становится основной задачей на ближайшее время, а обсудить его в полном объёме я могу только с Платонычем. Но Платоныч мне особо не поможет, да и где он? Он сейчас не в Москве, занимается проблемами передачи дел своему преемнику.

А на мне ещё и размещение спецназа и складирование оружия висит. Вернувшись в гостиницу, заказываю переговоры и жду, когда меня пригласят в кабинку.

— Привет, душа моя, — говорю я сладким, как халва голосом.

— Егор! Огзинга сикий! С ума сошёл! Ты на часы глядел?!

— Эй-ей, попридержи коней-то, душа моя! Ты чего материшься, как хлопкороб?

— Я только что уснула!

— Серьёзно? А чем занималась?

— Так, ты позвонил узнать, чем я занималась? Любовью! Что?

— Э-э-э… этого я знать не хотел, — усмехаюсь я.

— Я тоже не хотела знакомиться с твоей невестой.

Это, пожалуй, я комментировать не буду.