Большие люди

— Слушай, тут такое дело… Встреча у него вдруг наклюнулась. Там его товарищ прилетел из Москвы, однокашник. Гошке с ним переговорить срочно надо, а тот на пару дней прилетел всего, тоже на день рождения, к отцу, правда. Жорка обещал постараться побыстрее закончить и прискакать. Так что вот…

— Жаль… — она смущена. Это что, они с Гришей останутся вдвоем?

— Ну, извини.

— Да ничего страшного, — она справляется с собой.

— Вот и я так думаю, — вдруг усмехается Григорий, — что я не страшный. И даже не кусаюсь. По воскресеньям.

— Я тоже, — в тон ему отвечает она, окончательно придя в себя. — Не кусаюсь. Отучили.

— Кто посмел?!

— Мама и бабушка. Говорят, в свое время я была настоящим проклятием всей ясельной группы.

Он смеется. И сразу вдруг становится легко и просто.

Стол накрыт в гостиной. На троих все-таки. Шикарный букет кремовых роз в центре, который снова заставляет сердце предательски екнуть. А перед ней еще и стул отодвигают, все как положено, Григорий Сергеевич демонстрирует образец воспитанности.

— Как машина? — Гриша отдирает фольгу от бутылки с шампанским.

— Ой, просто отлично! Не машина — сказка!

— Я рад, — разливает шампанское, отмечая про себя, что надо бы сказать Леониду, чтобы не торопился с возвращением девственности Мане. Пусть Люся еще покатается, раз ей так нравится. — Ну, за тебя?

— Спасибо, — дежурно отвечает она. Тоненько звякает богемское стекло, Люся отпивает шипучую холодную жидкость. Вкусно. Совсем не то, что они пили дома на Новый год. И решается посмотреть ему в лицо. Григорий едва пригубил из бокала и смотрит на нее как-то… задумчиво.

— Гриша, а ты почему не пьешь? Хорошее шампанское, очень вкусное, — и, уже набившим оскомину: — Спасибо.

— Да хоть какое бы хорошее ни было — не люблю, — усмехается он и ставит бокал на стол.

— Не любишь шампанское? — совершенно искренне удивляется Люся.

— Терпеть не могу! Сладкое, с пузырьками… бррр! — он совершенно натуралистично строит недовольную гримасу.

— А мне нравится!

— Ну, вот и пей. Для тебя и стоит оно здесь.

— Ой, — Люся вдруг спохватывается, — ты что, думаешь, я одна целую бутылку выпью?!

— Ну, — он усмехается, — я тебе немножко помогу.

Еда вкусная, разговор интересный. А неловкость растворяется в пузырьках шампанского, которым методично наполняет бокал ее собеседник. И лишь когда бутылка пустеет, Люся понимает, что это почти целиком и полностью ее заслуга. Но чувства вины это не вызывает. На душе легко и весело, она чувствует себя фантастически непринужденно.

— Гриш?

— Да?

— Тащи фотографии.

— Для взрослых? — он выгибает бровь, едва уловимо улыбаясь.

— Нет! — хохочет Люся. — Детские. Ваши — твои и Гошкины. Есть у вас?

— Да есть где-то у Жорки, — усмехается Георгий. — А зачем тебе?

— Хочу на вас маленьких посмотреть. Интересно, какие вы были.

— Да что там смотреть, — пожимает он плечами. — Такие же, как все в детстве — смешные и глупые.

— Все равно — хочу! — капризно надувает губы Люся. — Неси!

— Хорошо, — он прячет улыбку. Она такая забавная сейчас. — Пойду, поищу.

А потом они смотрят альбом с фотографиями, устроившись на диване. Смотреть интересно, а сидеть с ним так рядом, так близко — просто до мурашек волнительно. Он большой и теплый, а фотографии… Ей и вправду любопытно.

Гоша был прав — они совсем не похожи на мать. Фотографий отцов почему-то нет в альбоме, но с матерью у обоих сыновей нет ничего общего. Хотя — нет… Вот этот взгляд, ухваченный фотографом на одном из снимков: упрямый, исподлобья — этот взгляд Люся видела. У Гриши взгляд матери. Взгляд человек, который всегда поднимается с колен, раз за разом, сколько бы его жизнь ни роняла. А он все равно встает, потому что по-другому — не может. И Люсе вдруг становится жаль, что ей уже не при каких обстоятельствах не выпадет шанса познакомиться лично с этой удивительной женщиной, воспитавшей двух таких разных, но таких замечательных сыновей.

— Она, наверное, была… — начинает нерешительно Люся, — очень сильной женщиной…

— Ей не очень повезло в жизни, — Гриша, наклонив голову, рассматривает фотографию матери: в косынке, у костра — это они ходили в лес по грибы. — Непросто ей пришлось. Но она всегда справлялась и никогда не жаловалась.

— Скучаешь по ней? — вырывается вдруг неосознанно и неправильно.

— Привык, — пожимает плечами он. — Деваться все равно некуда. — А потом закрывает альбом и поднимает на нее глаза: — Ну, что? Твоя душенька довольна?

Вопрос звучит так… странно интимно. Взгляд ее бродит по его лицу. Очень хочется протянуть руку и провести по упрямо выдвинутому подбородку, коснуться пальцами неуступчиво поджатых губ. Пожалеть его хочется, прижать к себе и пожалеть, хотя он из тех, кто не позволяет себя жалеть никому.

А он так же внимательно смотрит на нее. И когда его взгляд упирается в ее губы, она не выдерживает — закрывает глаза. Люся не узнает себя, своих вдруг таких ярких желаний, эмоций. Но он ей нужен, нужен сию секунду. Руки нужны его, губы его. «Пожалуйста, пожалуйста, — молит она беззвучно. — Поцелуй меня. Иначе это сейчас сделаю я».

Он вздохнул так, что у нее волосы взлетели от виска. И, прокашлявшись, хриплым голосом:

— Слушай, я же совсем забыл… Гошка тебе подарок велел передать. Если он не успеет приехать. Я сейчас.

Он встает с дивана, а она остается сидеть — растерянная и непонимающая.

Выйти из комнаты, разорвать болезненно бестелесный, но от этого не менее плотный контакт, к окну подойти, прижаться к холодному стеклу. Подышать, чувствуя, как леденеет кожа лба и расплывается на стекле мутное облако от собственного дыхания. Он даже предположить не мог, что будет так непросто.

— Ты знаешь, что там? — Люся держит в руках врученную ей коробку средних размеров, обтянутую золотистой бумагой. Она худо-бедно пришла в себя и категорически запретила думать о том, что только что произошло. И НЕ произошло. Потом, дома.

— Гошка утверждал, что кожаный корсет, — усмехается Григорий. — Но я думаю, что это не так.

— Надеюсь, — усмехается в ответ Люся и начинает распаковывать коробку. И все равно, отчего-то вспомнив Ритин подарок, в коробку заглянула с опаской. Но, увидев содержимое и сразу догадавшись, что это — расхохоталась. Заглянувший вслед за ней в коробку Гриша присоединился к ней. А потом она все-таки достала подарок — ярко-голубую пушистую меховую оплетку для руля.