Большие люди

— В-в-вы Л-л-людмилу М-михайловну не об-бижайте! С-с-слышите?! З-з-за н-н-нее есть к-кому в-в-вступ-питься! Н-н-не д-думайте д-даже!

Григорий молчит и так же пристально смотрит на молодого человека. А потом кивает.

— Понял. Не буду обижать. Обещаю.

— С-с-слово м-м-мужика?

— Слово.

Демонстративно обняв на прощание Люсю, Никита, припадая на ногу, медленно уходит под руку с матерью, а она остается в компании Гриши — с подаренной самодельной книжкой, в растрепанных чувствах и вся зареванная. Чудесное зрелище, должно быть. Хотя… Грише не привыкать видеть ее такой. Надо бы сказать что-то, что ли, объяснить…

— Я Никиту с десяти лет знаю, — она вздыхает, вытирает остатки слез. — Вдвоем с Анной Васильевной на ноги его ставили. Один из первых моих… тяжелых… А тут они попрощаться зашли… А Никитка мне книжку подарил, представляешь? Сам написал… Говорит: писателем буду. Ну, я и… — махнула рукой, чувствуя, как снова подступают слезы. — Вот такая вот я сентиментальная идиотка!

Порывисто прижал ее к себе, не выпуская из рук совершенно ненужный букет цветов. И, шепотом, в висок ей:

— Никакая ты не идиотка. Ты удивительная. Такая… такая…

У этой сцены есть наблюдатель. Недоброжелательный наблюдатель.

Вот, значит, на кого ты меня променял, Григорий Сергеевич… Такие тебе нравятся, да? А она-то, дура, вечно на диетах сидела, в форме себя держала, чтобы не расплыться. А он вон на какую повелся… Хотя, даже сквозь накатившую злость Лариса понимает — хороша чисто по-женски эта Людмила. И моложе ее, а это со счетов не сбросишь…

Молодая, в теле… и с детьми работает. Что, на ребятишек потянуло, да, Григорий? Эх, надо было рисковать, как подруга советовала, и рожать ему! Никуда бы не делся, женился бы, как миленький. Но она боялась, да и Алина истерику закатила, как только мать заикнулась о возможном братике или сестренке. А теперь что уж… Ушел он. Но она ему отомстит! Не по бизнесу, так по личному ударит! Брошеная женщина опасна.

— Ну, хоть какое-то время мне назначь!

— Гриш… — она растеряна и совершенно ошеломлена. Даже не пытается собрать разбежавшиеся мысли и растревоженные чувства в какое-то подобие порядка. — У меня сеанс поздний… Только в полдесятого освобожусь, самое раннее…

— Люся, ты себя гробишь!

Она смущенно улыбается и пожимает плечами.

— А суббота?

— И суббота. Единственное, что освобожусь, наверное, пораньше.

— Во сколько?

— В четыре.

— В полпятого я тебя забираю из дома. Вещи заранее собери — за город поедем.

У нее формируется стойкая привычка не спорить с Григорием Сергеевичем. Непонятно с чего, но вот так.

— Куда поедем, скажешь?

— Дом свой покажу.

— Ого… — она не знает, что сказать. — Здорово. — А потом, со вздохом: — Гриша, мне ехать надо, люди ждут…

— Хорошо, — кивает он так же со вздохом.

— А, подожди! Вспомнила. Ты когда машину заберешь?

Он изо всех сил пытается не улыбнуться.

— Езди пока. Леонид там твою Маню на винтики разобрал.

— Ой!

— Да не переживай, соберет. Просто время нужно. Тебе же удобно?

— Очень! — отвечает Люся с чувством, не удержавшись.

— Значит, и говорить не о чем. Ну, все, тогда до субботы. Не забудь! Впрочем, я тебе еще позвоню, проконтролирую.

— Хорошо, — она улыбается. — До субботы.

А целовать он ее сейчас не будет. Не ко времени. Потерпит, взрослый же мужик, в конце концов.

— Надеюсь, в этот раз ты не облажаешься?

— Вон подите, Георгий Александрович.

— Ой-ой… Как ты с Николаем договорился?

— Легко. Они с женой в это время года всегда на Кипре.

— А Люся знает… что это уже не твой дом?

— Нет, по-моему. Но я ей скажу, обязательно.

— Думаю, она правильно поймет, — а потом резко меняет тему: — Так, Люсю мне обижать не смей! Чтобы все сделал как надо! Я у нее спрошу, как все прошло!

Григорий хохочет. И, отсмеявшись:

— Слушай, отстань уже от нас, а?

— Да если бы не я!

И тут Гриша перестает даже улыбаться.

— Наверное, так. Спасибо.

— Помни мою доброту! Совет хочешь?

— Иди к черту со своими советами, — а потом, непоследовательно: — И?

— Если вдруг у тебя возникнут проблемы… хм… с уговариванием Люси…

— Ну-ну, — усмехается старший.

— Не нукай! Люся — девушка красивая, эффектная! А ты у меня уже не первой свежести… хм… товар… попользованный…

— Слушай, ты!

Теперь уже смеется младший.

— Ой, как нас задело! Ладно, не злись. Просто из личных наблюдений… Есть у Лютика одно слабое место.

— Какое?

— Сердце, Гришка. Если что — дави на жалость.

— На жалость? За что меня жалеть? Я что — убогий? Или инвалид? — недоуменно.

— Откуда я знаю — за что? Импровизируй!

— Людмила, как это — дома ночевать не будешь?

Вот, сейчас точно ей не поздоровится…

— Я же за город уезжаю, не успею вернуться. Приеду в воскресенье днем.

— С кем это ты уезжаешь?!

Она молчит, думая как бы лучше сказать. А бабуля бьет на опережение.

— С Георгием?!

— Нет.

— Как — нет?! Люська, это что такое?! Один ее обхаживает, а она с другим куда-то собралась! Разве мы тебя так с матерью воспитывали?!

Людмила вздыхает. Хуже уже просто не будет.

— Гошин брат меня пригласил. Григорием зовут.

Как ни странно, но ответом ей служит молчание. Мать и бабушка переглядываются, словно обмениваясь одними им известными знаками.

— Ага… Брат, значит… — бабуля хмурится. — Женат?

— Нет, — главное, глаза не закатывать и не улыбаться.

— Намерения какие?

Знала бы она сама — какие? И тут неожиданно на помощь приходит мать.

— Мам, ну что ты к Люсе пристала? Пусть съездит за город, отдохнет, воздухом свежим подышит. Работает ведь почти без выходных…

Бабушка смотрит на нее, поджав губы. А потом милостиво кивает. Да неужели?!

— Приедешь на место — позвони!

Люся кивает. Хорошо, что каждый час звонить и отчитываться не требуют.

Он ждет ее возле машины.

— Этот, что ли? — бабушка и мать стоят у окна.