Большие люди
Шрифт:
— Я понимаю, Гриш. Но, послушай… — тон у Гоши неуверенный — Ведь Люся про Ларису не знает… Ну, будем потихоньку ситуацию разруливать… с Ларисой. Кто мешает тебе одновременно?..
— Дурак ты, Гошка, — Григорий качает головой. — Как же так можно? Не могу я так с Люсей. Когда я не совсем… вроде как… не совсем свободен. Я же… я же, если что, предложить ей ничего не смогу! Потому как эта с*чка Лариса сдаст нас с потрохами и подведет под монастырь! Понимаешь?! Не могу я так рисковать делом. И Люсей.
— Это ты дурак, Григорий Сергеевич, — невесело усмехается Гоша. — Твоя порядочность тебя погубит.
— Не умею по-другому.
— За
— Слава, это Лариса Юрьевна.
— Лариса, Юрьевна, мое почтение. Приятная неожиданность!
— Надеюсь, что так, Славочка, — кокетливо. — А скажи мне, Слава, ты «Сузуки» Алинин отдавал?
— Эээ… нууу…
— Слава, я знаю, что это ты!
— Хорошо, — вздыхает Слава. — Да, я.
— Кому?
— Лариса Юрьевна, пожалуйста, я не могу…
— Можешь. Слава, тебе кредит еще нужен?
— Девушке какой-то.
— Какой?!
— Да не знаю я! Такая… симпатичная… фигуристая.
— Зовут как? Кто такая?
— Лариса Юрьевна! — взвыл Слава. — Ну вы же понимаете… Это личная просьба Григория Сергеевича…
— Ладно, — тон ее вдруг становится жестким. — Ксерокопии доверенности я без тебя найду, какая машина, я знаю. Так что, Слава, если ты не хочешь мне помочь…
И Славик понимает, что права Лариса Юрьевна. И без него она найдет информацию А портить отношения с глав. бухшей ох как не хочется.
— Я вам сейчас вышлю данные на электронную почту, Лариса Юрьевна!
— Не надо на почту. Смс-кой сбрось.
Глава 9. Большой раскол
Вот и настал момент истины. Георгий знал, что не напрасно он собирал информацию. Не зря он не выпускал Ларису из поля зрения. Не случайно вел себя с ней всегда как ничего не понимающий мальчик, баловень судьбы, усыплял бдительность. А теперь вот — пора. Время пришло.
Он принял решение рассказать обо всем Яне. Ну, не то, чтобы совсем уж обо всем. О главном. Яночка, умница, даже лишних вопросов задавать не стала: зачем да почему? Слишком многое понимает девочка. Но сейчас ему это только на руку. Главное, что играет Яна на его стороне. А когда есть такой все тонко понимающий союзник — как-то спокойнее. Потому что на Гришку в этом деле опоры нет. Более того, все это надо проворачивать без него. Старший тут все только испортит, как пить дать.
У Гоши было ощущение, что в руках собрался целый веер нитей. Толстых, тонких — разных. И надо точно знать, как и за какие дергать. И не пропустить, поймать тот неуловимый отклик, едва различимое натяжение в нужных нитях. А страха не было. Поздно, отбоялся уже. И какая-то абсолютно холодная решимость внутри. И отстраненность, ранее ему совершенно не свойственная. Гоша всегда был достаточно эмоционален и нетерпелив, даже в делах. Но сейчас был странно спокоен, будто не он это все задумал и собирался исполнить. Наверное, потому что собирался сражаться не за себя. За брата. И ошибиться просто не имел права.
И поэтому настраивался на главный разговор долго. Вроде бы готово уже все, и все варианты просчитаны, и возможные пути отступления подготовлены, и страховочные тросы натянуты, а все же… Последний шаг оказалось сделать все-таки непросто. И лишь когда позвонила Люся, чтобы узнать о его здоровье… когда он слушал ее фальшиво бодрый голос… когда вспомнил, чем он сам обязан Лютику… и как сверх всякой меры мрачен в последние недели и без того не балующий сиянием
оптимизма старший брат… Вот тогда он понял, что медлить уже нельзя. Взял на себя роль Купидона — так пора доставать последнюю стрелу и совершать контрольный выстрел на поражение. Не во влюбленных. А совсем в другую сторону.Он зашел в кабинет Ларисы за час до окончания рабочего дня. Со сталью в сердце, безмятежной улыбкой на губах и огромным букетом желтых роз в руках.
— Гоша?
— Здравствуй, Лариса. Извини, не заходил к тебе сегодня на кофе — дела, дела, ты же понимаешь. Держи, — протянул ей букет.
— Спасибо, — Лариса растеряна. — А по какому поводу?
— На прощание.
— Ты уходишь?! — еще более ошеломленно.
— Нет, Лариса, это ты уходишь.
— Гоша?! — вставшая было главбухша опускается обратно в кресло. — Ты что такое говоришь? Я не понимаю…
— Да ясное дело, что не понимаешь. Пока не понимаешь, — Георгий кладет так и не принятый Ларисой букет ей на стол. Туда же опускаются несколько скрепленных листов бумаги. — Но я тебе сейчас все объясню. Вот, ты почитай, ознакомься, пока я буду рассказывать, как мы поступим…
Сейчас она похожа на нечто острое и колючее как никогда. И дело даже не в тонком носе с нервно подрагивающими крыльями, не в жестких прядях залитых лаком волос, не в царапающих поверхность стола ярких ногтях. Самое режущее — взгляд, холодный, ненавидящий. Если бы он мог убивать, то Георгий был бы уже мокрым пятнышком у ножек стола главного бухгалтера.
— Как же я тебя проглядела, а?.. — Лариса недоверчиво качает головой, голос ее тих, шипяще тих. — Вот же гаденыш… мелкий гаденыш…
— Угу, — безмятежно соглашается Гоша. — Я такой.
— Подлееец, — тянет Лариса, все так же неверяще качая головой. — Лживый подлец! Как же я тебя не разглядела… пропустила… недооценила…
— Да, Лариса Юрьевна, — он все так же спокоен. — Проглядела. Ну, я же такой маленький, незначительный…
— Подлец!
— Да, да, ты уже говорила, — он даже не позволяет себе усмехнуться. Не стоит ее злить излишне, как и недооценивать. — Целиком и полностью с тобой согласен. Собственная подлость даже меня самого удручает.
— Глумишься, да? Издеваешься? — она откидывается в кресле. — Думаешь, ты выиграл? Полагаешь, что переиграл меня? Что я не рискну?
— Нет, Лариса, не издеваюсь. Я предельно серьезен.
— И не боишься… — она на взводе, он это видит. Первый шок прошел, и теперь верх берут эмоции. И этим надо пользоваться. — Не боишься, что я плюну на твои угрозы? Мне ведь терять нечего.
— Это как посмотреть, — тут он ступает на зыбкую грань. Главное, сыграть. Сыграть грамотно и тонко. Чтобы она не почувствовала, что он блефует. — Рискнешь — дело твое. Но нам терять тоже уже нечего. И потонем тогда мы все трое. Даже четверо.
— Почему это четверо?!
— А ты про дочку свою прелестную не забывай…
— При чем тут Алина?!
Вот, он ее зацепил! Негоже играть на чувствах матери, даже если мать — ехидна, и ребенок ее тоже. Но выбора она ему не оставила. Поэтому он будет блефовать. Главное, чтобы об этом не догадалась Лариса.
— Она же у тебя такая чудесная девочка… умница… красавица… Жаль будет, если с ней приключится какая-то неприятность…
— Ты сейчас о чем?! — Лариса побледнела так, что пятна румян на острых скулах выделились совсем резко.