Большие люди

— Гош, ты чего?! Я совсем не это имел в виду. Я, наоборот, сказать хотел, что…

— Я понял.

— Как же здесь тесно! — ворчит Григорий в попытке заполнить неловкое молчание. — Куда людям ноги девать?

— А кто тебе виноват? — с готовностью парирует Гоша. — Я предлагал лететь бизнес-классом. Но твоя тяга к нищебродству сильнее здравого смысла.

— Это не нищебродство! Это разумная экономия. Вот вылезем из ямы — и будем летать бизнес-классом.

— Да мне-то что! Я себя вполне комфортно чувствую. Это ты в эконом-класс не влезаешь! И не смей заваливаться на меня, когда заснешь.

— Ты же знаешь, я не могу в самолетах спать.

— Мое дело предупредить.

И, несмотря на предупреждения, Гоше пришлось терпеть голову брата на своем плече почти два часа. И он терпел. Гришка жаловался, что совсем плохо спит в последнее время. Пусть хоть сейчас.

— Неужели мы дома?..

— И не говори, — Гоша открывает бутылку с пивом, протягивает ее брату, устроившемуся на диване. — Ну, за нас?

— За нас, — чокаясь с младшим бутылкой. — Кажется, выгорело дело.

— Да, выгорело, — соглашается Гоша. — Когда будешь Люсе звонить?

— Вот сейчас допью… и позвоню.

— Ладно, я тоже сейчас допью и в душ пойду. Чтобы не мешать.

— Лютик, привет.

— Гриша… — как же она ждала его звонка! Как же трудно было его ждать.

— Я вернулся.

— Здорово. Со щитом или на щите?

— Что? А… Ну, со щитом, наверное. Только шит такой тяжелый оказался…

— Устал?

— Почти умер.

— Ясно.

Повисает пауза.

— Люсь, слушай… Я завтра, наверное, буду работать до упора. Нас с Гошкой больше недели не было. Там в офисе дурдом.

— Я понимаю, Гриш, — старается, чтобы голос звучал ровно. — Я тоже раньше девяти не освобожусь. А, скорее всего, позже.

— Ох, Люся, Люся… — вздыхает он. — Совсем себя не бережешь.

«Было бы ради кого» — хочется ей сказать, но фраза кажется ужасно инфантильной, и поэтому Людмила просто молчит.

— Лютик, тогда… в субботу увидимся? — произносит Григорий после паузы.

— Хорошо.

— Приедешь к нам? Как освободишься?

— Хорошо. Часов в шесть нормально?

— Отлично! Я буду ждать.

— Я чувствую себя зайцем, который пустил лису в свою избушку, — ворчит Гоша, одеваясь в прихожей. — А теперь маленького младшего братика, как сиротинушку, выгоняют вон. Из собственного дома!

— Не ной, — старший стоит, опираясь плечом о дверной проем. — Ты же сам говорил, что мне надо с Люсей поговорить. Сам понимаешь, разговор у нас непростой, тема деликатная. Поэтому лучше всего дома, в спокойной, доверительной остановке.

— Для того чтобы поговорить с Люсей, совсем не обязательно выставлять меня на мороз!

— Я сейчас заплачу.

— Ага, дождешься от тебя! — Гоша сует ноги в ботинки.

— Все, вали, давай. И раньше десяти я тебя не жду!

— Дожил! Родной брат из дому гонит! На ночь глядя!

— Иди-иди. Пройдись по магазина, прикупи пару шмоток… сладенький…

— Эй, это мои слова!

— До вечера, — перед носом Георгия захлопывается дверь.

Людмила ловит себя на мысли, что эта квартира ей как родная. Так много с ней связано. Решительно подносит палец к кнопке звонка, но дверь открывается до этого. На пороге — он. Конечно, он, кто еще.

На Григории джинсы и темно-синий простой джемпер. Щеки гладко выбриты, взгляд… взгляд серьезный. Они стоят так какое-то время, молча.

— Люсь, давай, заходи, — он наконец-то отступает вглубь квартиры. — Через порог нельзя говорить, вроде как.

Ужасно хочется его поцеловать, но первой делать это почему-то страшно.

— Давай, помогу снять, — руки его, освободив ее от верхней одежды, снова возвращаются на плечи. Он стоит у нее за спиной, она чувствует, как его щека приживается к ее затылку.

— Люсь… — от его вздоха мягко колышутся ее волосы. — Я должен тебе кое-что рассказать.

— Ты ничего мне не должен, Гриша, — она, правда, так считает. Только если он сам хочет. — Но я бы хотела знать… Потому что это касается и меня тоже.

— Я расскажу, обязательно. Но, маленькая… — он вдруг разворачивает ее лицом к себе. Глаза у него такие… просящие? — Можно, я расскажу тебе… потом? После… Я соскучился просто смертельно.

Он действительно рассказал ей о Ларисе. Позже, когда они, уже снова одетые, пили чай на кухне.

— Люся, я тебе обещаю. Она больше тебе не побеспокоит.

— Ты говорил с ней? Встречался?!

— Не встречался. А говорили мы по телефону. И, кажется, достигли… взаимопонимания… по ряду вопросов. Но если вдруг что-то случится… из-за нее — ты мне сразу скажи!

В голосе его звучит странное сочетание: забота и раздражение.

— Гриш, скажи мне… вы из-за меня расстались?

— Да, наверное, — он проводит ладонью ото лба к затылку, взъерошивая волосы. — Из-за тебя.

— Прости. Мне очень жаль.

— А мне — нет. Я ни о чем не жалею.

Вот все и выяснилось. И оказалось не так уж страшно, как она себе это представляла. Ну, в самом деле, трудно же было ожидать, что такой мужчина жил все эти годы бирюком? Впрочем, и ревность колола, и недоумение его выбором было, хотя в целом эта Лариса была ухоженная, что да, то да. И очень… худощавая, в отличие от самой Люси. Но теперь это ее как-то беспокоило уже не так. Гораздо больше пугало то, что тосковать по нему она начала, еще не успев добраться до дому. Ведь выдержала же она как-то две недели без встреч и почти без звонков? А теперь, стоило только его увидеть… почувствовать… на себе, в себе… Как будто, чем больше она получала от него, тем больше хотелось. Расставаться снова оказалось почти что больно.

— Ну что, презервативы повыбрасывал? — младший аккуратно вешает куртку в шкаф.

— Жоржета, ты в кого такой циник?

— Ты мне еще скажи, что вы тут чай пили!

— И чай пили… тоже.

— Так и думал. Тоже, — Гошка качает головой каким-то странным осуждающим, старушечьим жестом.

— Что не так? Я тебя совсем не понимаю, — Гриша раздраженно пожимает плечами. — Ты же сам меня к этому…

— Ну, так пора двигаться дальше!

— Куда дальше-то?

— Вот дурак! А еще старший брат называется.