Большое зло и мелкие пакости

Прощался он долго и с энтузиазмом. В просторной прихожей тоже было несколько картин.

Снег на улице валил отвесной стеной. В свете автомобильных фар сыпались белые хлопья, возникали ниоткуда и пропадали никуда, за свет. Метались прохожие и ревели машины, не трогаясь с места. Пейзаж был похож на декорации к фильму “Санитарный день в аду”. Сегодня впервые в роли черта — капитан Никоненко. Спешите видеть.

Дел больше нет, и до управления он доберется как раз часу в десятом, а до Сафонова по таким пробкам — рукой подать. К утру будет. Хорошо бы Буран с голоду не умер.

“Кошка на радиаторе”, мать ее…

К концу дня Владимир Сидорин совершенно ясно понял, что капитан приходил не просто для того, чтобы узнать, что именно он видел или чего не видел. У капитана была определенная цель, и Владимир был уверен, что эта цель — он сам.

Он никогда не любил детективы и всегда был уверен, что и работы такой не существует — искать и сажать в тюрьму преступников. Эту работу придумали те, кто больше ничем не может и не умеет заниматься. Вроде этого наглого капитана, который сунул ему под нос свои ботинки, а потом расспрашивал его о Дине и Машке с таким оскорбительно скучающим видом.

Зачем искать каких-то мифических преступников, когда в каждом конкретном случае есть свой, вполне подходящий Владимир Сидорин? Капитан явно нацелился именно на него, и Сидорин отлично понимал, что сделать его козлом отпущения ничего не стоит.

Он был на месте происшествия, он видел, как Маня упала, он даже видел, как Потапов кинулся к ней, следовательно, на роль преступника вполне подходит.

Дочь Машка останется одна.

Вчера он купил ей в “Детском мире” белого медведя.

Медведь стоил бешеных денег. Он присмотрел его несколько месяцев назад и все время копил деньги, пересчитывал их, как пятилетний мальчишка монетки из кошки-копилки, и все не хватало. Третьего дня ему на голову неожиданно свалился гонорар за давнюю статью, о которой он позабыл, и он помчался в “Детский мир”.

Он мчался и больше всего на свете боялся, что именно этого медведя там не окажется. Кончились, всех распродали.

Медведи сидели на широкой деревянной полке, свесив мохнатые белоснежные морды, которые хотелось погладить. У них были карие с золотистыми точками глаза и живые кожаные носы, и Сидорин представлял себе, как счастлива будет Машка, у которой никогда не было такого медведя.

Он долго ходил вдоль деревянной полки, не торопился, выбирал. Ему нравилось выбирать Машке медведя, и он чувствовал себя богачом.

Он даже попросил упаковать его, и медведя завернули в шелковую бумагу и навязали на него бантов. И деньги у него еще остались.

Конечно, следовало бы отдать эти деньги Нине, но не зря он чувствовал себя богачом. Немножко он отложил на какой-нибудь самый черный день, а на остальные купил две бутылки шампанского, икру, какой-то сок, большой кусок желтого дырчатого сыра, твердую палку сухой колбасы, шоколадку “Слава”, орехов и мармелада. Когда-то Нина любила мармелад, и Сидорин об этом помнил.

У них будет праздник, и не станет он ждать лета и Машкиного дня рождения, чтобы подарить ей медведя! Он отдаст его завтра же, после дежурства, и они будут пить шампанское, и есть колбасу, и орехи, и шоколад. Машка будет визжать от счастья и тискать медведя, и он будет чувствовать себя героем и победителем жизни.

Хоть иногда, хоть изредка очень нужно почувствовать себя героем и победителем жизни.

Дежурство только началось, когда пришел капитан из уголовного розыска.

Завернутый и обвязанный бантами медведь лежал на столе и упоительно шуршал, когда Сидорин до него дотрагивался. Ему очень нравилось до него дотрагиваться. Пакет с покупками стоял в холодильнике, и он гордился этим пакетом.

Но капитан пришел, и все эти сентиментальные штуки перестали иметь значение.

Владимир Сидорин понял, что должен спасаться. Машка останется одна. И Нина останется одна.

Он думал всю ночь и все утро и не смог ничего придумать. Он не знал, как скажет об этом Нине, как ухнет ей на плечи еще одну заботу. Ей и без него забот хватало.

Он приехал домой под вечер, с серым от усталости и предчувствия беды лицом, с шампанским и медведем под мышкой.

— Папочка приехал! — завизжала за дверью Машка, как только он вставил в замок ключ. Он почти не бывал дома, и не было для Машки большего счастья, чем “папочкин” приезд.

Дверь открылась, за дверью обнаружилась Машка, топтавшаяся в предвкушении счастья. Она кинулась к нему, моментально забралась, как обезьянка, он подхватил ее под попку, которая вся уместилась в его ладони и даже место еще осталось. Машка тыкалась ему в щеку, сопела от счастья и целовала липкими поцелуями.

Он должен что-то придумать. Он не может оставить их одних.

— Подожди, — сказал он дочке, — посмотри, что я тебе привез.

Он так редко что-то привозил ей, что ее с него как ветром сдуло, и она уставилась на перетянутый бантами пакет, приоткрыв рот и не моргая, как кукла.

— Держи, — сказал Сидорин и сунул ей медведя. Он не умел дарить подарки.

— Это мне? — пролепетала Машка совсем по-взрослому и взяла пакет обеими руками.

— Что тут у вас за шум? — спросила Нина, появляясь на пороге кухни, и Сидорин посмотрел на нее с жалостью, как будто его уже упекли в тюрьму на десять ближайших лет. Или на двадцать.

— Мама, смотри, что мне папа привез!

От нетерпения у Машки вздрагивал нос, она пыталась развязать банты, но они никак не развязывались, и Нина, взглянув на Сидорина, взяла пакет у нее из рук.

— Мам, ну что там такое? Ну, мам!

Банты были сняты, шелковые покрывала разошлись, и под ними оказался белый медведь, слегка приплюснутый с одного боку, там, где Сидорин прижимал его локтем.

— Умка, — прошептала потрясенная Машка, которая как раз накануне смотрела мультфильм про белых медведей, и завизжала: — Папа!!!

Кое-как вдвоем с Ниной они вынесли ураган Машкиных эмоций, и дочь помчалась показывать медведю его новый дом и новую — Машкину — кровать.

— А это… я купил, — сказал Сидорин глупо и потряс перед носом у жены пакетом, который так и держал в руках.

— Володь, что с тобой? — спросила Нина и пакет у него забрала. — Что случилось?

— Ничего, — бойко соврал Сидорин. — Просто… подарки.

Она заглянула в пакет, посмотрела ему в лицо и засмеялась.

— Ты что? Стал миллионером?

— Еще не совсем, — признался он, — но я к этому близок.

— Это ты сегодня приблизился? — спросила она и звонко поцеловала его в щеку. — Вчера что-то я ничего о твоих миллионах не слыхала. Или когда мы виделись? Позавчера?

— Кажется, позавчера, — ответил Сидорин, рассматривая ее.