Бомарше(Beaumarchais)

На следующий день ответную речь держал граф де Лаблаш. Несмотря на все свое красноречие, он не смог затмить Бомарше и сгладить впечатление, произведенное его выступлением.

Из письма Гюдена от 23 июля 1778 года нам известно, как развивались дальнейшие события:

«Бомарше выиграл наконец процесс в Эксе. Суд единодушно вынес приговор в его пользу с компенсацией ему всех издержек и ущерба с набежавшими процентами, а Фалькозу было отказано в удовлетворении его исков и претензий, как необоснованных и клеветнических.Это слово было в приговоре. Дело было изучено и рассмотрено здесь с особой тщательностью, а все правовые вопросы получили такую четкую и хорошо обоснованную оценку, что это должно делать честь всей судейской коллегии этого города… который буквально жил этим процессом и с нетерпением ждал его завершения.

Пока судьи совещались, двери Дворца правосудия осаждал народ; толпы женщин, зевак и любителей развлечений запрудили бульвар рядом с дворцом, праздная публика заполнила все расположенные тут же кафе. Фалькоз находился в своей ярко освещенной гостиной, которая выходила окнами на бульвар; наш друг уехал в один из самых удаленных кварталов города; наступила ночь; двери дворца распахнулись и прозвучали слова:

Бомарше выиграл!

Толпа подхватила их и повторяла на тысячи ладов, аплодисменты прокатились по всему бульвару; окна и двери апартаментов Фалькоза резко захлопнулись, а толпа с приветственными криками направилась к нашему другу; мужчины, женщины, знакомые и незнакомые люди обнимали его, поздравляли и всячески славили. Эта всеобщая радость, эти возгласы и проявления чувств так подействовали на него, что он залился слезами и, словно большой ребенок, бросился в наши объятия и потерял сознание. Все наперебой принялись оказывать ему помощь: кто предлагал уксус, кто нюхательную соль, кто требовал вынести его на воздух; но, как говорил он сам, от счастья не умирают. Вскоре он пришел в себя, и мы вместе отправились к первому председателю парламента, чтобы поблагодарить его. Со строгостью, приличествующей главе августейшего суда, тот указал Бомарше на излишнюю вольность его мемуаров. У него были причины так поступить: как человек, он мог бы одобрить их, но как судья, добросовестно исполняющий свой долг, сделать этого он не мог. Парламент счел мемуары настолько легкомысленными, что постановил уничтожить второй из них, но сделать это должен был не палач, как того требовал Фалькоз, а судебный исполнитель, что вовсе не одно и то же. Чтобы наказать Бомарше за излишне вольные шутки, помимо того, что порвали его мемуар, самого его еще обязали пожертвовать тысячу экю в пользу неимущих Экса, а он подарил им две тысячи, „чтобы поздравить с тем, что в их городе такие добрые и честные судьи“. Мемуары Фалькоза также были уничтожены.

Возвратившись домой от первого председателя парламента, мы застали там то же столпотворение: тамбурины, флейты, скрипки сменяли друг друга до ужина и после него; со всей округи тащили хворост и жгли праздничные костры. Просвещенные люди, проходя под нашими окнами, кричали:

Покажите Геракла народу, который ждет его!

Дамы, находившиеся в комнате, захотели насладиться этим зрелищем и заставили нашего друга приблизиться к окну, а не строить из себя скромника, жестоко лишающего народ, который выказывал ему такое расположение, удовольствия видеть себя. Городские ремесленники написали в его честь песенку на провансальском языке и пришли исполнить ее под его окнами. Все сердца разделяли его радость, и все вокруг видели в нем прославленного человека, честь которого наконец была по справедливости восстановлена».

Радость Гюдена де ла Бренельри была столь велика, что он захотел воспеть триумф Бомарше в стихах и посвятил ему пространную поэму, которая была напечатана в «Курьер де л’Эроп», эту газету стал издавать в Лондоне Тевено де Моранд вместо «Газетье кюирасе». Это, не отличавшееся гениальностью произведение в его авторском варианте начиналось следующими словами:

Так завершился суд суровым приговором,

Парламент заклеймил врагов твоих позором.

На козни хитрые надеялись они,

Когда продажного сенатора в те дни

Склоняли вынести пристрастное суждение,

И судей праведных вводили в заблуждение.

Но в газете вместо слов «продажный сенатор», явно намекавших на Гёзмана, напечатали «невежественный суд», что не только клеймило парламент Мопу, но и задевало его преемника – Большой совет.

Свой гнев на Бомарше судьи выместили на Гюдене: он был приговорен к тюремному заключению. Вовремя предупрежденный г-жой Дени, племянницей Вольтера, он успел укрыться в доме Бомарше, тогда как сам хозяин находился в тот момент в Ла-Рошели, где инспектировал свои корабли. Тереза де Виллер приветила верного друга и той же ночью препроводила его в Тампль, превращенный в приют для лиц благородного происхождения. В это время там обитала г-жа де Годвиль, скрывавшаяся от кредиторов, она сразу же предложила Гюдену свое гостеприимство и на этот раз без всякой задней мысли, по крайней мере, в этом уверял Пьера Огюстена Гюден, когда по возвращении в Париж тот приехал за ним, чтобы увезти к себе.

Устроив друга в своем доме, Бомарше отправился к Морепа и пригрозил ему, что подаст в суд на Большой совет за незаконное постановление об аресте. Морепа посоветовал ему не затевать скандал, а обратиться прямо к министру юстиции. Авторитет Бомарше был в то время так высок, что Миромениль приостановил действие приговора об аресте Гюдена, дело которого вскоре вообще было прекращено из-за отсутствия состава преступления.

Из открытого письма Бомарше журналистам всех мастей, датированного 10 сентября 1778 года, публика узнала все подробности о процессе в Экс-ан-Провансе, парламенту которого понадобилось провести пятьдесят девять заседаний, прежде чем вынести приговор. В своем отчете Бомарше воздал должное судьям, удовлетворившим его претензии, и обнародовал финансовые итоги процесса: граф де Лаблаш выплатил своему противнику в общей сложности 70 тысяч ливров, из них 15 тысяч был долг Пари-Дюверне, 5626 – проценты с этой суммы, а 12 тысяч – компенсация за потери, понесенные Бомарше в операции с Шинонским лесом.

Оплата была произведена по обоюдному согласию двумя векселями, выписанными графом де Лаблашем, один из которых, на сумму 40 625 ливров, был погашен в октябре 1778 года, а второй, на 30 тысяч – в январе 1779 года.

В результате материальное положение Бомарше было поправлено, а честное имя восстановлено. Ему осталось лишь завершить процесс с Обертенами, и теперь, после того как его порядочность была признана безупречной, шансы на победу в нем возросли.

Упиваясь своим успехом, он мог наконец целиком посвятить себя заботам и обязанностям арматора, а затем и военачальника, оставаясь при этом писателем и драматургом.

Глава 36БОМАРШЕ – АРМАТОР И ВОЕНАЧАЛЬНИК (1779–1783)

Как раз во время судебных слушаний в Экс-ан-Провансе раздались первые пушечные залпы Франко-английской войны, ставшей неизбежной после подписания Францией союзнического договора с Соединенными Штатами.

В мае 1778 года французский флот под командованием адмирала д’Эстена вышел из Тулона и взял курс на Северную Америку, но еще задолго до того, как он достиг места своего назначения, на море произошло первое столкновение французов с англичанами. Случилось это в Ла-Манше: британский адмирал Кепель, бороздивший со своей эскадрой пролив вблизи Морле, напал на французский фрегат «Бель-пуль» под командованием капитан-лейтенанта Шадо де ла Клошетри.

С этого момента корабли, принадлежавшие торговому дому «Родриго Горталес», не могли больше выходить в море без вооруженного эскорта.

Бомарше предвидел это: еще в 1777 году он отправил королю и его министрам доклад, в котором уверял их в неизбежности войны с англичанами. Почти сразу же он приобрел в Рошфоре старый линкор, принадлежавший до того государству и пошедший с молотка. Этот корабль, прежде называвшийся «Бегемот», втайне от англичан был перевооружен и переименован в «Гордого Родриго». Он был готов к плаванию уже к 20 декабря 1777 года, но согласно распоряжению Сартина вышел в море лишь 6 февраля 1778-го, в тот самый момент, когда в Париже в особняке Куаслена подписывался договор с Соединенными Штатами.

Именно тогда Бомарше довел до сведения морского министра, что его расходы на поставленные в Америку товары достигли пяти миллионов ливров. Теперь нужно было переправить туда войска: «Гордый Родриго» подрядился доставить около восьмисот человек на Сан-Доминго, но, поскольку в его трюмах находилось также сто пушек, военное обмундирование и походное имущество, было ясно, что рейс имеет двойную цель: согласно тайному сговору с Конгрессом, в море на французский корабль должны были напасть пираты, состоявшие в сговоре с американцами, захватить его в плен и препроводить в один из портов Северной Америки. Этот продуманный во всех деталях спектакль оказался ненужным по той простой причине, что еще во время следования корабля к месту назначения, а точнее 13 марта 1778 года, была официально объявлена война между Францией и Англией.

Бомарше счел необходимым укрепить охрану своих судов: он приобрел крейсер «Зефир» и довооружил «Гордый Родриго», на борту которого отныне было 50 пушек и 350 членов экипажа. В июле 1778 года флотилия из двенадцати торговых судов с этим вооруженным эскортом уже готовилась отправиться в берегам Соединенных Штатов, когда в дело вмешался Морепа – он попросил перезагрузить суда, с тем чтобы доставить продовольствие на Антильские острова, оказавшиеся в бедственном положении из-за английской блокады. Потребовалось отложить отплытие и, вложив немалые деньги, перезагрузить корабли, и тут вдруг Сартин запретил им выходить в море по соображениям безопасности, заявив, что существующая охрана недостаточна для такого каравана судов. Письмом от 12 декабря 1778 года Бомарше выразил ему свое недовольство по этому поводу.