Бонус в наследство

Деми взял Рену за руку. Нет уж, приводить эту девушку в себя должен только он, а не всякие там инспекторы.

– Пошли отсюда, – сказал он. – Стыдно, инспектор. Невинную девушку обижать…

Рена так и залилась смехом.

– Невинную, – сказала она, вытирая выступившие слёзы.

– Я завтра организую вашей жалкой конторе проверку, - бессильно сказала Хаггана им вслед.

– Это сколько угодно, – не оборачиваясь, ответил Деми.

К его удивлению, таксист еще стоял у мобиля. Ах да, он же не заплатил…

– Улица Вольная, семьдесят два, дробь два, – сказал Деми отрывисто.
– Да не делай такое лицо, сказал – заплачу, значит, заплачу!

И показал таксисту пару десяток. На самом деле хватило бы и полутора.

Рена смеялась. Смеялась, прижавшись к Деми боком и положив голову ему на грудь. Всё её хрупкое тело так и тряслось в истерике. Кажется, она и плакала тоже, потому что рубашка под расстёгнутой курткой Котта стала вдруг постепенно намокать.

– Тебя обнять или дать по щекам? – спросил он в который уже раз.

Рена не ответила, только вроде бы смеяться стала меньше. Сжалась в комочек, просунула руку под его спину, обняла сама.

– У меня был такой паршивый день, – всхлипнула она. – И ни одного по-настоящему хорошего поцелуя. Поцелуй меня, Деми, а?

Конечно, он бы мог сказать, что ей необязательно понравится его поцелуй. Но когда Рена подняла к нему лицо, даже в полутьме такси такое несчастное и заплаканное, он не стал ничего говорить.

В конце концов, он же всего-навсего раб. И должен подчиняться своей хозяйке.

Её губы припухли – то ли от жёсткого поцелуя Хагганы, то ли от плача. Они были чуть-чуть солёными, и в то же время сладковатыми на вкус. Сначала Рена просто замерла в его руках, словно котёнок, и губы сжала, словно только что не просила целовать их. Но когда Деми слегка отстранился, девушка вдруг сама приникла к его рту своим, неумело и суматошно покрывая губы молодого человека мелкими, короткими поцелуями. Мобиль ехал ровно, таксист, если и видел, чем они занимаются, виду не подавал, и Деми повернулся к девушке, обхватил её заплаканное лицо ладонями и постарался, чтобы поцелуй получился хорошим, по-настоящему хорошим.

***

Замечено, что, если ты куда-то торопишься, то дорога кажется тебе бесконечно долгой. То и дело какие-то остановки, что-то мешает, ты сидишь в машине и ёрзаешь, не в силах помешать мирозданию задерживать тебя на перекрёстках. А если вдобавок тебя везёт какой-нибудь медлительный извозчик, жалеющий погонять лошадь, или ты едешь на трамвае, и ты опаздываешь, нервничаешь, волнуешься – поездка становится пыткой.

Если же ты всей своей душой и всем сердцем желаешь, чтобы дорога никогда не кончалась и никуда не спешишь… то увы, поездка завершается так быстро, что и оглянуться не успеваешь.

– Приехали, – безжалостным голосом ангела, оповещающего, что земная жизнь пройдена, сказал таксист.

Деми пришёл в себя не сразу, Рена, когда он оторвался от её губ, с тихим стоном потянулась за ним.

– Приехали, – прошептал Деми.

– Приехали, - эхом отозвалась Рена, тонкими пальцами гладя его по щеке.

Когда она успела снять перчатки? И шляпка когда свалилась с её головы? Куда подевались шпильки, удерживавшие лёгкие локоны? Теперь они струились меж пальцев…

Нёс бы и нёс её на руках, свою маленькую смешную девчонку, да только лестница слишком узка да крута, и дверь так неудобно открывается. Поставил на ноги – едва держится, словно пьяная, припадает к плечу, мешает ключ в скважину вставлять, прижимается боком, ластится, словно кошечка.

Но едва вошла – зевнула и забралась в кресло, даже не сняв ботинки. Деми встал перед нею на колени, освободил маленькие ступни, потянулся снимать чулки, но она подобрала ножки под себя и прошептала:

– Ты уверен?

– Ни в чём так не был уверен, – поклялся Деми.

Рена повела плечиками, скинула пальтишко на пол, качнула головой.

– А я нет. Дай мне ещё немного времени… подумать.

Он провёл рукой по лодыжке девушки, изнывая и в то же время боясь снова допустить ошибку. В прошлый раз потерял голову – спугнул момент, получил по наглой роже, а теперь?

Прикосновение вызвало у Рены слабый вздох. Она вытянула ножку, коснулась ею туловища Деми, но тут же снова поджала под себя, боясь продолжения.

В офисе никого, свет погасить – и продолжить, невзирая на сопротивление, которое, он уверен, будет слабым и недолгим. Ведь ей самой интересно, что дальше! В глазах блеск, и губы приоткрыты – стоит лишь пойти на приступ, и хозяйка сама попросит довести дело до конца…

Но что потом?

– Я не буду тебя неволить, – пообещал Деми, поднимаясь с колен. – Я-то уж знаю, что такое неволя. Ты устала? Есть хочешь?

Она зевнула и покачала головой. Пошарила в карманах юбки, вытащила несколько смятых бумажек.

– Ещё сотня, – сказала, безмятежно улыбаясь. – И ещё двадцать за бонус.

– Какой ещё бонус? – удивился Деми.

Он ушёл к столу, принялся перебирать пластинки – почему-то показалось, что голос певца будет сейчас очень кстати, но тут же увидел надпись на конверте – «Возможно». Он и забыл, что Андреа тоже когда-то пела, и Викки, когда ещё имел средства, успел записать с нею несколько песен. Да, это будет хороший выбор…

– Ты не слушаешь, – Рена забавно надула губки.

Лучше б она этого не делала: припухшие, тёмно-розовые, они разбудили в Деми воспоминания о том, как пахнет и каков на вкус поцелуй Рены.

– Прости, – сказал он.

– Дворецкий попросил вице-мэра не говорить хозяйке Фредерики о том, что Кики убегала из дома, и даже соврал ему, что за собачкой приходила не я, а Фреда, – сказала Рена. – Я подумала, что за бонус вполне сойдёт. Надо же нам как-то поддерживать репутацию, созданную араном Мооссом?

Деми кивнул, улыбнулся и поставил пластинку. Тягучий женский голос, низкий и приятный, не спеша выводил чудесную мелодию.

–

Я вижу, признаваться

В любви мне не спешишь ты,

А просто повторяешь:

– Быть может, может быть.

–

Признайся, ты же любишь!

Я спрашиваю снова.

И слышу только это:

– Быть может, может быть.

Давно же он не слышал голоса Андреа! Но она ведь ни за что больше не подпустит его и близко к себе! Про пластинку Деми как-то позабыл, хотя, кажется, граммофон и эти несколько конвертов с дисками были его единственным наследством. И теперь, выбранная наобум, она дарила ему этот полузабытый голос.