Бонус в наследство

А тихо было потому, что почти ни у кого здесь не имелось машин. По улицам только малыши и носились, да прогуливались молодые парочки, некоторые совсем юные. Рена с любопытством озиралась, но Деми решительно тащил девушку за локоток всё дальше и дальше. Она увидела серое приземистое здание, похожее на барак, с надписью «Народная школа». На трёх ступеньках широкого крыльца сидели угрюмые, плохо одетые, мосластые подростки. Некоторые курили.

– Быстрее, быстрее. И не глазей больно-то по сторонам, здесь этого не любят, – пробормотал Деми.

– А что здесь любят?

– Всё, что покрепче, – вздохнул Деми.

– Давай уже уберёмся отсюда поскорее, потом поговорим.

Рена подумала, что он взволновался из-за неспокойного квартала. Но вот они его миновали, а нервозность напарника лишь усилилась.

– Эй, диа, – крикнул кто-то, едва они оказались в окружении беспорядочных застроек, похожих на картонные обувные коробки.
– Чужаки!

– Сам ты чужак, – весело крикнул Деми. – Эйя, хэй! Беги, сорванец, к Микки, получишь кружок.

Маленький оборванный мальчишка – всего лет шести-семи! – угрём завертелся возле Рены.

– Красивая арана, красивая арана, дай денежку, – заискивающе говорил он и протягивал ладошку.

Его наглое личико и горячие, бегающие глаза не понравились Рене, и она поглубже сунула руки в карманы.

– Прочь, прочь, – засмеялся Деми, - а то богатая арана сделает тебя своим рабом.

– Босяки не бывают рабами, - ответил оборвыш и унёсся прочь.

Улочки тут были кривые, узкие, неправильные, но Деми вывел Рену к почти что площади. Тут свисали между домиками и деревьями бесчисленные гирлянды фонариков, пока ещё не зажжённых. Интересно, подумалось Рене, как сюда тянули электричество? И кто за него платит в квартале нищих?

А ещё в воздухе пахло чем-то очень аппетитным.

– Где-то жарят мясо? – спросила Рена, ощутив внезапный голод.

– Скорее всего, крольчатину, - усмехнулся Деми. – Здесь отлично готовят всё, что под руку попадётся, причём вкусно получается так, что ум в тарелке забудешь. А еще жареные орешки в острой посыпке, хрустящие крылышки, колбаски в перечном соусе, салат с острой заправкой, варёная кукуруза… Понимаешь, праздник понимании здешних людей – это прежде всего еда.

– Вкусно покушать всегда хорошо, – согласилась Рена.

– Просто еда, – поправил Деми.
– Чем больше еды – тем, значит, праздничнее. О, а вот и Микки. Эйя, Микки!

Как показалось Рене, высокий смуглый парень совсем не рад был видеть Деми сан Котта. Но на Рену он посмотрел без неприязни.

– С праздником, - пискнула та.

В глазах Микки появился интерес.

– Надо говорить – не с праздником, а с днём Андреа.

Рена прижала ладошку к губам.

Ей ужасно хотелось узнать, кто такая Андреа – не святая же! Никогда Рене не доводилось слышать о святой с таким именем. Но Микки уже церемонно взял девушку под руку и спросил:

– Желаете подойти к ней?

– Конечно, – храбро ответила девушка. – А Деми?

– Какой такой Деми? – удивился Микки, словно Котт не шёл с ними рядом.

Рена решительно высвободила руку и схватила под локоть своего напарника. Он внушал ей больше доверия.

– Он мой друг, – сказала она. – И раз привёл меня, то имеет на это право и…

– Андреа в жизни не захочет видеть какого-то Деми, – заверил её Микки.

– А вы спрашивали?

– Она не слышит. И не видит, – тихо сказал Котт.

Тут где-то поблизости заиграла музыка – не слишком громкая для такой оживлённой улицы, но вполне различимая. И снова Рена узнала «Уличный оркестр Викки Делира».

У стены старого трёхэтажного дома сидела под полосатым солнечным зонтом женщина. Древняя, как мир, так показалось Рене. В свете загорающихся фонариков и мерцании углей в жаровне тускло блестели её белёсые глаза. Зачем ей был зонт? Неясно! А зачем ей, глухой, граммофон, что стоял у её ног? Рена не очень понимала.

Микки подошёл к старухе и прикоснулся к её руке. Женщина слегка вздрогнула и громко сказала:

– А, это ты, Микки! Мы начали без тебя! Все ли танцуют?

Ещё никто не танцевал, но людей собралось очень много.

– Пусть все едят, пьют и танцуют, – объявила Андреа и хлопнула в ладоши. – Я люблю, когда люди веселятся. Помнишь, как танцевала моя Луиза, Микки? Сердце замирало.

Рене уже сунули в руки завёрнутую в тонкую лепёшку еду: истекающее соком мясо, пахучую зелень, крупно нарезанные овощи, поджаренные на решётке над углями. Рот моментально наполнился слюной. Кролик там или не кролик, а кусать эту лепёшку с начинкой хотелось отчаянно и как можно быстрее: пока всё не остыло на холодном осеннем воздухе.

– Скажи ей, что я здесь, - сказал Деми. – Ты же можешь!

Микки покачал головой.

– Все ли танцуют?
– снова спросила Андреа. – Я не чувствую дрожи в коленях.

– Скажи!

– Она не хочет тебя знать, – ответил Микки.

– А в чём дело?
– спросила Рена, торопливо прожевав пахнущее дымком, пряное, островатое мясо.
– Почему она не хочет? Откуда вы знаете, что не хочет?

– Проваливай, диа, – грубо ответил ей Микки. – Нечего тут красивой аране делать, среди уличной пыли!

И он сделал странный жест, сложив пальцы щепоткой. Деми дёрнулся, словно его ударили.

– Пойдём, Рен, – сказал он, – не дадут нам потанцевать на дне рождения Андреа.

Но Рена, быстренько проглотив остатки угощения и вытерев руки о носовой платок, уже взяла старую женщину за руку.

– Кто это? Луиза?
– громко и тревожно спросила та.

Микки оттолкнул Рену прочь.

– Не надо её волновать, – прошипел он, взмахивая обеими руками перед лицом девушки.

– Пусть она сама скажет, что не хочет знать Деми, – пошла в атаку Рена.

Ей надоел этот надутый индюк с его диковинными жестами, которых она не понимала!

– Возьми её за руку, Дем, – крикнула она, удерживая Микки, не пуская его к Андреа.

– Луиза, - простонала старая женщина.

И Деми встал перед ней на колени.

Вся улица смотрела на них. Люди перестали жевать, пританцовывать под музыку, и лишь голос Викки Делира не умолкал. Он пел «Моя девочка – ты!» И от затаённой страсти, мучительной и, кажется, неразделённой, сжимались сердца.

Деми взял старуху за обе руки и приложил ладонями к своему лицу. Андреа тихо вскрикнула, узнавая внука.