Боричев Ток, 10
Шрифт:
— Завтракать мы сегодня будем? — крикнул ей из коридорного окошка дядя Миша, окрыленный своими хозяйственными успехами.
— Я тоже голодная, — напомнила Лера.
Пока Лера и дядя Миша завтракали, Оля успела перемыть посуду и наскоро подтерла в кухне пол. Тем временем и кукуруза сварилась. И мясо протушилось. Может, есть смысл сварить картошку? Дело уже к обеду.
— Ну вот что, — решила она. — Дети! Мойте руки. Сейчас мы быстренько пообедаем. А после обеда — идем купаться!
Отравленное яблоко
Поручение оказалось под угрозой. А ведь Нина —
Скучно просто так тащить запотевший стеклянный сифон, в котором играют в догонялки пузырьки. Шипят, на свободу просятся. И никто баловаться не собирался. Валерик должен был проверить, работает ли краник. Вдруг засорился? Или сломался? Он аккуратно, совсем тихонечко нажал на металлический носик. А из него струя как даст со всех сил! И нечаянно попала на Ирочку. Чего она подлезла? Кто ее просил?
Ирочка подвывала из окошка, выходящего в беседку. Напоминала, что пострадала больше.
Вернулась из магазина тетя Фира. С тортом. «Киевским». На коробке нарисованы зеленые листья каштана. Наверное, в гастроном на Крещатик ездила и долго стояла в очереди.
— Нина! Завтра в гости приходи. В шесть часов!
Все слышали. Не только те, кто в беседке сидел: Лена, Голда, Мира Наумовна и Валерик. Но и Зина в палисаднике. И дядя Петя в сарае. И Ромка в огородике. И даже Ирочка в своем окне, отчего рев усилился. И нечего обижаться. Тетя Фира позвала Нину за то, что она воспитанная. Не будет брызгаться, как некоторые.
— Фира, шо такое? Вы кого-то ждете? — спросила Голда.
Могла бы не спрашивать. «Киевский» торт каждый день не покупают. Его не достать. Для этого нужен торжественный повод.
— Жду…
— Кто будет? — не унималась Голда.
— Так…
За внешней неопределенностью пряталась многозначительность. Намекающая на важные обстоятельства.
— Племянница с семьей, — выдвинула версию Мира Наумовна.
Хотя была не твердо уверена в родственном визите племянницы. Потому что она жила в Черновцах. Оттуда не набегаешься. Даже за «Киевским» тортом. Тем более что она недавно родила. Фира этим уже тридцать раз хвасталась.
— Нет, — потупив взгляд, сказала Фира, не обидевшись на Миру Наумовну за то, что она не учла недавние роды племянницы. Могла бы быть повнимательнее. Но если сосредоточиться на племяннице, тогда потеряется основной вопрос. На который до сих пор нет ответа.
— И кто? — опять спросила Голда, не утратив главной линии.
Все выжидательно уставились на Фиру. Анютины глазки высунули из травы любопытные мордочки, закачались прислушиваясь.
— Так. Один знакомый, — созналась Фира, притушив торжествующий блеск в глазах. Ни к кому знакомые (в смысле мужчины) не ходят, а к ней ходят. Нет, конечно, гости у всех бывают, но те не считаются. Мало того что с женами и детьми, так еще и родственники.
— Не забудь, Нина. В шесть! — еще раз напомнила Фира
и пошла домой. Ставить торт в холодильник.— Чего это Нинку? — возмутился Валерик. — Она и так уже булка. От сладкого.
— Ну вообще! — У Нины не нашлось аргументов. Зачем объяснять очевидные вещи? Смешно!
— Тебя можно звать в приличный дом? Когда надо прогонять гостей, я тебя позову, — пообещала Голда.
— Сначала научись хорошо себя вести. — Мира Наумовна использовала возможность воспитать Валерика. Чтобы за столом не вертелся, не крошил, не болтал, не ронял, не дул, не хватал, не облизывал, не, не, не.
— Ребенок должен уметь вести, — поддержала Голда.
Валерик нахмурился и засопел. В реве Ирочки появились удовлетворенные нотки.
— Знакомый… — повторила Голда и философски заметила: — Оно ей надо?
— Я знаю? Когда такая помада, что за километр видно! — пожала плечами Мира Наумовна, намекая на легкомысленное поведение тети Фиры.
Легкомыслие выражалось в ярко-фиолетовой помаде, рюшечках, оборочках и — как закономерный результат — визите неизвестного гостя.
— В прошлом году один был, — напомнила Голда. — На Девятое мая.
— А я что говорю? — обрадовалась Мира Наумовна. — Сегодня один, завтра другой, а что потом?
Все задумались. Что может быть потом, никто не знал.
— Если человек хочет устроить свою жизнь… — начала Лена с некоторой опаской. Вступившись за Фиру, она рисковала быть обвиненной в беспечности. За компанию.
— Я вас умоляю! — запротестовала Мира Наумовна. — Какая может быть жизнь? В таком возрасте!
— А как же Роза Эммануиловна? — напомнила Лена.
Розу Эммануиловну так часто приводили в пример, что ее уже можно было считать олицетворением бездумного порхания. Во вселенском масштабе. И если бы понадобилось воздвигнуть памятник легкомыслию, Роза Эммануиловна могла бы попозировать скульптору. Ее образ подошел бы как нельзя лучше. Несмотря на почтенный возраст и звание двоюродной бабушки Нины и Валерика с папиной стороны.
Бабушкой она считалась правильно, потому что была женой дедушки Рафаила. Но были факты. Замуж она выходила целых три раза. Мира Наумовна однажды сказала Лене, оглядываясь и понизив голос, что не три, а четыре. Одного мужа ей удалось-таки скрыть. И еще неизвестно, будет ли дедушка Рафаил последним. Наивный, он не задумывался о печальных перспективах. Наверное, потому, что Роза Эммануиловна была хорошей хозяйкой и варила борщ. Нина с Валериком иногда приходили к ним в гости на Владимирскую улицу. Дедушка Рафаил, хитро улыбаясь, всегда спрашивал: «Вы любите вчерашний борщ? — И, получив утвердительный ответ, радостно восклицал: — Так приходите завтра!» Это он шутил. На завтра обед ни разу не откладывался. И борщ был вкусным.
— Роза Эммануиловна — совсем другое дело, — не согласилась Мира Наумовна. — Она живет в нашем доме, да? Она не живет в нашем доме, нет. Так пусть делает что хочет.
Этим она подчеркнула, что не может отвечать за всех грешниц Подольского района. Ей достаточно переживаний за близких. Родных и соседей.
— Может, ничего страшного? — выразила надежду Лена.
Действительно, что такого? Подумаешь: зайдет человек в гости. Выпьет чашку чаю. Или две. И уйдет.