Борис Годунов

Как только Лжедмитрий обосновался в Москве, то сразу же призвал своего «сродника» Филарета, вызвал его в столицу, сделав Митрополитом Ростовским. В мае—июне 1606 года по заданию Шуйского Филарет ездил в Углич, где «открывал» мощи Царевича Дмитрия, а потом торжественно доставил их в Москву. Карьера Филарета в эпоху Лжедмитриады на том не завершилась. Предав своего родственника Царя Василия Шуйского, Филарет переметнулся на сторону нового самозванца Лжедмитрия II, обосновавшегося в селе Тушине, проклятого памятью народной «Тушинского вора».

Этот самозванец провозгласил в 1609 году Филарета — «своего родственника» — «Патриархом всея Руси». Филарет стал играть по всем правилам новой, преступной «антрепризы»; рассылал «патриаршие грамоты», призывая признать «Тушинского вора» подлинным Царевичем Дмитрием. Вполне понятно, что в политическом событийном контексте Царь Борис Годунов непременно выставлялся «погубителем», «злоумышлителем», «сосудом дьявольским», «русским иудой».

В данном пункте интересы Лжедмитриев, Василия Шуйского, Нагих и Фёдора-Филарета полностью совпадали. Разница была лишь в том, то Шуйский стремился убедить всех в гибели Царевича Дмитрия, а все прочие, что он чудом, Божиим помышлением спасся «от руки дьявольской ». Вопиющей странностью являлось то, что Филарет только недавно открывал «нетленные мощи» Царевича Дмитрия, торжественно сопровождая их из Углича в Москву, а теперь ссылался на чудо «спасения ». Но в сумятице и неразберихе Смуты некогда и некому было приводить аргументы и заниматься изобличениями. Все жили интересами и потребностями текущего времени, страстями «настоящего часа».

Не имея возможности даже кратко перечислять события Смуты, уместно только заметить, то Митрополит Ростовский Филарет оказался в польском плену в 1611 году, где и пребывал до 1619 года. В его отсутствие сын Михаил в 1613 году на Земском соборе был провозглашён Царём, которому «вся Земля Русская» присягнула на верность. Филарета рядом не было, и, надо думать, именно поэтому в очень важном документе той поры — Утверждённой грамоте об избрании на Московское государство Михаила Фёдоровича Романова, составленной в мае 1613 года и подписанной всеми церковными иерархами и прочими «большими людьми », — нет тех интерпретаций предыдущих событий, которые возникнут позже, после возвращения Филарета в Москву.

Грамота начинается с утверждения, что верховная власть установлена на Руси Божиим Промыслом, и далее перечисляются все «славные» имена «скифетродержателей Российского царствия», начиная с князя Рюрика. В документе нет ни малейших выпадов против Бориса Годунова. Он там преподносится как законный Самодержец, всея Руси. Ничего ни о каких «злодеяниях» в Грамоте не говорится, иначе вряд ли там нашлись столь благоприятные слова для «Царя-злодея», каковым его представлял Митрополит, а затем Патриарх Филарет. В Грамоте же утверждалось совершенно иное:

«Великий государь Царь и Великий князь Борис Фёдорович, всея Руси самодержец, по благословению сестры своей Великой государыни и Царицы и Великой княгини Александры Федоровны (имеется в виду церковное имя сестры Бориса Годунова — Ирины. — А.Б.)всея Руси и по умолению первопрестольнейшего святейшего Иова Патриарха Московского и всея Руси, и митрополитов, и архиепископов, и епископов, и всего Освященного собора, бояр, и дворян, и всего христолюбивого воинства, и гостей, и торговых людей, и всех православных хрестьян всего великого Российского государства, венчался на великие государства на Владимирское, и Астраханское и Сибирское. И на все великие и преславные государства всего великого Российского царствия, от руки первопрестольнейшего великого святейшего кира^^^ Иова Патриарха Московского и всея Руси, царским венцом и диадемою, по древнему обычаю; и правяще скифетр великого Российского царствия семь лет во всём благочестиво и бодроопасно (мужественно) »^^^.

Документ определенно устанавливает «благочестие» Царя Бориса «во всём». Правда, это относится к семи годам его правления, но он однозначно провозглашается Царём законным, а таковым по определению не мог стать клятвопреступник и детоубийца.

Подобная трактовка вряд ли устроила бы Филарета, который в тот момент находился в польском заключении и в редактировании Грамоты принять участия никак не мог. Он вернулся в Москву в 1619 году и почти сразу же был возведён в сан Патриарха, став фактически соправителем государства, которого сын Царь Михаил Фёдорович слушался во всём беспрекословно.

Умному и деятельному Филарету нужна была угодная Романовым, но в первую очередь ему самому история, нужен был такой взгляд на ход событий, где бы не было места личным отступлениям и клятвопреступлениям. И такая история появилась, где во всех бедах Руси периода Смутного времени вина возлагалась на разных лиц, но в первую очередь — на Бориса Годунова. Такова господствующая концепция исторического событийного свода под названием «Новый летописец»; полное название — «Книга называемая Новый летописец».

Он был создан около 1630 года и давал широкую панораму русской жизни: с последнего периода царствования Иоанна Грозного до 1630 года, то есть за полвека. Благодаря «Летописцу» появилась строгая «официальная история», утверждавшая «единственно правильный взгляд» на ход дел в государстве и дававшая непререкаемые оценки и им, и всем деятелям. В историографии прочно утвердился тезис, что «Новый летописец» создавался при непосредственном участии Патриарха Филарета, что его создание им же и инициировалось^^^.

В период Смуты на Руси наблюдалась своего рода «свобода слова»; апологеты различных групп, задействованные в политических пертурбациях, издавали «слова» и «грамоты», где поносили противников, разоблачали их. Причём сегодня утверждали одно, завтра совершенно другое, а послезавтра, как ни в чём не бывало начинали отставать то, что совсем недавно поносили. «Новый летописец» всей этой разноголосице должен был положить конец. Поэтому данный свод производили в большом количестве, чтобы он стал доступным, образно говоря, «всей читающей Руси». Точное количество распространённых «копий» или «списков» неизвестно, но можно смело предположить, что оно было немалым: до наших дней дошло более ста списков.

Документ заслуживает особого внимания, потому что пересказ событий «Нового летописца » принял на веру Н. М. КарамЗИН и почти все последующие историки из числа обличителей Годунова. У Карамзина, например, пересказ Угличской истории построен на почти дословном воспроизведении текста «Нового летописца », к которому Николай Михайлович только присовокупил личные эмоциональные пассажи...

В «Новом летописце» невозможно обнаружить описания, скажем, весьма «сомнительных» страниц биографии Фёдора-Филарета и его родни, но зато в избытке присутствуют гневные эскапады по адресу неугодных им лиц и, особенно, — Бориса Годунова. Он представлен чуть ли не главным злодеем Русской истории описываемого периода. Иногда невольно возникает впечатление, что в утверждении подобного тезиса — одна из основных целей составителей «Нового летописца».

Вообще, весь «Новый летописец» настроен крайне критически по отношению к Борису Годунову и в описаниях событий до Углича, и после. Ему приписываются коварные планы и злобные намерения, как будто Фёдор-Филарет и иже с ним исповедовали Годунова, который им-то и открывал, что у него «лежало на сердце», что тайно хранил в глубине своей души. Например, при описании призвания на Царство Годунова зимой 1598 года «Новый летописец» утверждает, что Борис хоть и отказывался, но на самом деле «сердце его и мысль давно этого желали »^^\ Подобная тенденциозная декларативность будет присуща потом, начиная с Н. М. Карамзина, многим описаниям личности Бориса Годунова.