Борис Годунов

Когда речь идёт о события 15 мая 1591 года, то тут уже дело доходит до неистовых разоблачений и почти проклятий. Это вообще один из самых, если и не самый, пространных тематически фрагментов в данном летописном своде. Из «Нового летописца» можно узнать, что Годунов действовал по наущению «отца лжи» — дьявола, являлся чуть ли не его «рукой». А как же утверждения Грамоты 1613 года о том, что Годунов был «благочестивым» правителем? Ведь в буквально смысле слова «благочестие» — это истинное Богопочитание, а в богословском — великая добродетель, созидание себя сосудом Духа Святого, обретение благодати. Подобные исторические «детали» оставлены без внимания в «Новом летописце». Но зато там подробно, с эмоциональными порывали и нетерпимыми моральными оценками приведена Угличская история.

Начинается она с описания гонений на род Нагих, но не только на них. После преставления Царя Иоанна Васильевича «в ту же ночь», по приказу Бориса Годунова, «всю родню Нагих схватили». Кроме того, «иных же тут многих схватили», которых жаловал усопший Царь, и «разослали их по городам, иных по темницам, а к другим приставили приставов, и дома их разорили, поместья и вотчины раздали »^^^.

Просто какая-то «Варфоломеевская ночь» приключилась в Москве в ближайшие часы после смерти днём 18 марта 1584 года Иоанна Грозного. Но ведь ничего подобного на самом деле не происходило. Нагие прибыли в Углич, в «удел Царевича Дмитрия», в сопровождении свиты и почётного эскорта из 200 стрельцов только 24 мая того года. Углич для Марии и Дмитрия был определён в завещании Царя Иоанна Грозного. Кто скрывался за словом «иные », которых по приказу Годунова якобы «хватали» в первые часы после смерти Иоанна Грозного, непонятно. О таковых неведомо никому, кроме автора (авторов) «Нового летописца».

Сам Филарет тогда, в 1584 году, был достаточно взрослым, имел от роду около тридцати лет, жил в Москве и должен был иметь свои личные впечатления, опровергающие подобные измышления. Да, после смерти Иоанна Васильевича в Москве воцарилась грозная тишина; боялись народных волнений, опасались боярских раздоров. Но всё ограничилось незначительными инцидентами,волнениями «местногомасштаба».Влиятельный клан Нагих, несомненно, намеревался «перехватить корону» у Фёдора для малютки Дмитрия. Потому их и отправили из столицы в завещанный Грозным Царём удел, а никак иначе. Вся Боярская Дума поддержала таковой исход. Филарет-Фёдор являлся очевидцем тех событий, однако боярская «жажда мщения » была так сильна, что подлинных воспоминаний не сохранил или они деформировались со временем до неузнаваемости.

Теперь остановимся подробней на интерпретации событий 15 мая 1591 года в Угличе в изложении «Нового летописца». Отталкивающий образ Бориса Годунова начинает вырисовываться уже в первых строках фрагмента («главы »), озаглавленной: «Об убиении Царевича Дмитрия Ивановича и запустении града Углича».

С самого начала становится ясным, что сын Иоанна Грозного был убит; так же утверждало и скороспелое его житие, составленное в 1606 году, где говорилось о свежих орешках и «живой крови », виденных якобы в гробу при вскрытии могилы Царевича в Угличе, а потом некоторыми впечатлительными москвичами и в столице. Убийство было организовано Борисом Годуновым; «Новый летописец» говорит об этом в непререкаемом тоне. А как же «Следственное дело», утвержденное Освященным собором, признавшим непроизвольное самоубиение Царевича? Никак. Об этом в повествовании нет вообще упоминаний.

«И вложил дьявол ему (Годунову. — А.Б.) вмысль извести праведного своего государя Царевича Дмитрия; и помышлял себе: “Если изведу царский корень, то буду сам властелин в Руси” ». Итак, «помыслы » коварного Бориса раскрыты, а потому ему и навешивается ярлык «окаянного», как то было в случае с Киевским князем Святополком Владимировичем (ок. 979–1019), проклятым народом и Церковью как убийца своих сводных братьев Бориса и Глеба в 1015 году. Как «окаянный Святополк послал братьев своих убить, так же и Борис послал в Углич, чтобы его праведного отравить зельем». Двусмысленные трактовки не допускаются; всё ясно и определённо сказано: Борис — записной злодей.

Однако на пути коварного злоумышления встало Провидение. «Бог хранил праведника», а потому смертоносное зелье и «в еде» и «в питье» не действовало. Однако жестокосердный Годунов, узнав об этом, не успокоился. Призвал «братьев своих и советников своих Андрея Клешнина со товарищи и поведал им, что Царевичу ничего не вредит».

На этом чуть ли не «синедрионе » не все готовы были идти в злоумышлениях дальше; двоюродный брат Годунова Григорий Васильевич «плакал горько» и «к их совету не пристал». Григорий Годунов тут указан не случайно; этот боярин служил дворецким при Фёдоре Иоанновиче, ведал Дворцовым приказом. Вскоре после восшествия на престол Бориса Фёдоровича Григорий Годунов умер, а боярская молва тут же приписала его смерть новому Царю, обвинила в «отравлении».

Не случайно и то, что в версии «Нового летописца» о заговоре на жизнь Царевича фигурирует Клешнин, которого потом традиционно «обличители» будут выставлять, наряду с Годуновым, одним из инициаторов убийства Дмитрия. На этой фигуре стоит остановиться поподробней. Считалось, что Клешнин состоял «в большой дружбе» с Борисом Годуновым, а следовательно, согласно подобной логике — сотоварищ его злобных и коварных замыслов.

Андрей Петрович Клешнин (Лупп-Клешнин) был «незнатного роду», отчего его изначально и не признавало себе «ровней» спесивое, «именитое» боярство. Его служебное возвышение началось ещё при Иоанне Грозном, при котором Клешнин назначается «дядькой» (воспитателем) Царевича Фёдора Иоанновича, будущего Царя.

При Царе Фёдоре в 1585 году Алексей Клешнин получает чин «окольничего», то есть возносится в круг высшей служебной иерархии. (Число окольничих составляло всего 5–6 человек.) Клешнин участвовал в различных военных кампаниях, а в 1591 году входил в состав «следственной комиссии» по делу Царевича Дмитрия. Никем и ничем не доказанные «особые отношения» с Годуновым неизменно выставлялись антигодуновскими «обличителями» в качестве веского аргумента в пользу «фальсификации» всего Угличского следственного дела.

Важная деталь: Клешнин был близким родственником Нагих: его дочь вышла замуж за одного из «героев» Угличской истории Григория Фёдоровича Нагого. Так что «близкие отношения » у него могли существовать не только с Годуновым, но и с его заклятыми врагами! Следует ещё прибавить, что якобы «сердечный друг» Годунова окольничий Клешнин вскоре после восшествия на престол Бориса Годунова уходит в монастырь, принимает схиму с именем Аевкий и умирает в 1599 году. Однако вернёмся к повествованию «Нового летописца».

Годунов и его советники во главе с Клешниным не оставили своих смертоубийственных планов, невзирая на то что Сам Господь спасал Царевича. Из этого тезиса неизбежно должен следовать вывод, что все они — слуги антихриста. Подобный сокрушительный аргумент вырисовывается из следующего фрагмента, в котором рассказывается, как подыскивались губители. Здесь главным заводилой выступает Клешнин, который говорил Борису: «Не скорби о том (что не может найти убийц. — Л.Б.), есть у меня братья и друзья, будет.твоё желание исполнено». Среди «друзей», готовых пойти на чёрное дело, чтобы угодить Годунову, сыскался только один — Михаил Битяговский, в «которого вошёл дьявол».

Далее следует патетический пассаж, где проводятся немыслимые с позиции христианского правоверия аналогии: «И как вошёл сатана в Иуду Искариота, и тот пошёл к иудеям, говоря: “Что мне дадите, чтоб я вам предал Иисуса?”; они же поставили ему тридцать сребреников, и он начал выжидать, чтобы предать Иисуса, — так и сей окаянный Михаил, замыслив на своего государя, на такого чистого агнца, вошёл к Андрею Клешнину и возвестил ему: “Я хочу вашу волю сотворить”». Узнав об этом, Борис Годунов «пришёл в великую радость» и «обещал воздать ему большую честию, и, одарив его, отпустил в Углич, да с ним же отпустил сына его Данилку да Никиту Качалова, и велел им ведать в Угличе всё. Они же вошли в Углич, как волки, пыхающие на праведного, и пришли в Углич вскоре, и начали всем владеть».