Борисоглебский, 6. Из лирического дневника 1914—1922

«Молодость моя! Моя чужая…»

Молодость моя! Моя чужая Молодость! Мой сапожок непарный! Воспаленные глаза сужая, Так листок срывают календарный. Ничего из всей твоей добычи Не взяла задумчивая Муза. Молодость моя! — Назад не кличу. Ты была мне ношей и обузой. Ты в ночи нашептывала гребнем, Ты в ночи оттачивала стрелы. Щедростью твоей давясь, как щебнем, За чужие я грехи терпела. Скипетр тебе вернув до сроку — Что уже душе до яств и брашна! Молодость моя! Моя морока — Молодость! Мой лоскуток кумашный!

5 <18> ноября 1921

Муза

Ни грамот, ни праотцев, Ни ясного сокола. Идет-отрывается, — Такая далекая! Под смуглыми веками — Пожар златокрылый. Рукою обветренной Взяла — и забыла. Подол неподобранный, Ошмёток оскаленный. Не злая, не добрая, А так себе: дальняя. Не плачет, не сетует: Рванул — так и милый! Рукою обветренной Дала — и забыла. Забыла — и россыпью Гортанною, клекотом… — Храни ее, Господи, Такую далекую!

6 <19> ноября 1921

«Скоро уж из ласточек — в колдуньи!..»

Скоро уж из ласточек — в колдуньи! Молодость! Простимся накануне… Постоим с тобою на ветру! Смуглая моя! Утешь сестру! Полыхни малиновою юбкой, Молодость моя! Моя голубка Смуглая! Раззор моей души! Молодость моя! Утешь, спляши! Полосни лазоревою шалью, Шалая моя! Пошалевали Досыта с тобой! — Спляши, ошпарь! Золотце мое-прощай-янтарь! Неспроста руки твоей касаюсь, Как с любовником с тобой прощаюсь. Вырванная из грудных глубин — Молодость моя! — Иди к другим!

7 <20> ноября 1921

«Без зова, без слова…»

Без зова, без слова, — Как кровельщик падает с крыш. А может быть снова Пришел, — в колыбели лежишь? Горишь и не меркнешь, Светильник немногих недель… Какая из смертных Качает твою колыбель? Блаженная тяжесть! Пророческий певчий камыш! О кто мне расскажет, В какой колыбели лежишь? «Покамест не продан!» — Лишь с ревностью этой в уме Великим обходом Пойду по российской земле. Полночные страны Пройду из конца и в конец. Где рот-его-рана, Очей синеватый свинец? Схватить его! Крепче! Любить и любить, пока жив! О кто мне нашепчет, В какой колыбели лежишь! Жемчужные зерна, Кисейная сонная сень. Не лавром, а терном Чепца острозубая тень. Не полог — а птица Раскрыла два белых крыла. — И снова родиться, Чтоб снова метель замела? Рвануть его! Выше! Держать! Не отдать его лишь! О кто мне надышит, В какой колыбели лежишь! А может быть ложен Мой подвиг и даром — труды. Как в землю положен, Быть может — проспишь до трубы. Огромную впалость Висков твоих — вижу опять. Такую усталость — Ее и трубой не поднять! Державная пажить, Надежная, ржавая тишь. Мне сторож покажет, В какой колыбели лежишь.

22 ноября <5 декабря> 1921

«Как по тем донским боям…»

С. Э.

Как по тем донским боям, — В серединку самую, По заморским городам Всё с тобой мечта моя. Со стены сниму кивот За труху бумажную. Всё продажное, а вот Память не продажная. Нет сосны такой прямой Во зеленом ельнике. Оттого что мы с тобой — Одноколыбельники. Не для тысячи судеб — Для единой родимся. Ближе, чем с ладонью хлеб — Так с тобою сходимся. Не унес пожар-потоп Перстенька червонного! Ближе, чем с ладонью лоб В те часы бессонные. Не возьмет мое вдовство Ни муки, ни мельника… Нерушимое родство: Одноколыбельники. Знай, в груди моей часы Как завел — не ржавели. Знай, на красной на Руси Всё ж самодержавие! Пусть весь свет идет к концу — Достою у всенощной! Чем с другим каким к венцу — Так с тобою к стеночке. — Ну-кось, до меня охоч! Не зевай, брательники! Так вдвоем и канем в ночь: Одноколыбельники.

30 ноябри <13 декабря> 1921

«Так, Господи! — И мой обол…»

Так, Господи! — И мой обол Прими на утвержденье храма. Не свой любовный произвол Пою — своей отчизны рану. Не скаредника ржавый ларь, — Гранит, коленами протертый! Всем отданы герой и царь, Всем: праведник — певец — и мертвый. Днепром разламывая лед, Гробовым не смущаясь тесом, Русь — Пасхою к тебе плывет, Разливом тысячеголосым. Так, сердце, плачь и славословь! Пусть вопль твой — тысяча который? Ревнует смертная любовь. Другая — радуется хору.

2 <15> декабря 1921

Ахматовой

Кем полосынька твоя Нынче выжнется? Чернокосынька моя! Чернокнижница! Дни полночные твои, Век твой таборный… Все работнички твои Разом забраны. Где сподручники твои, Те сподвижнички? Белорученька моя, Чернокнижница! Не загладить тех могил Слезой, славою. Один заживо ходил — Как удавленный. Другой к стеночке пошел Искать прибыли. (И гордец же был — сок'oл!) Разом выбыли. Высоко твои братья! Не докличешься! Яснооконька моя, Чернокнижница! А из тучи-то (хвала — Диво дивное!) Соколиная стрела, Голубиная… Знать, в два перышка тебе Пишут тамотка, Знать, уж в скорости тебе Выйдет грамотка: — Будет крылышки трепать О булыжники! Чернокрылонька моя! Чернокнижница!

16 <29> декабря 1921

1922

«Первородство — на сиротство!..»

Первородство — на сиротство! Не спокаюсь. Велико твое дородство: Отрекаюсь. Тем как вдаль гляжу на ближних — Отрекаюсь. Тем как твой топчу булыжник — Отрекаюсь.

* * *

Как в семнадцатом-то, Праведница в белом, Усмехаючись стояла Под обстрелом. Как в осьмнадцатом-то — А? — следочком ржавым Всё сынов своих искала По заставам. Вот за эту-то — штыками! Не спокаюсь! — За короткую за память — Отрекаюсь. Драгомилово, Рогожская, Другие… Широко ж твоя творилась Литургия… А рядочком-то На площади на главной, Рванью-клочьями Утешенные, лавром… Наметай, метель, опилки: Снег свой чистый. Поклонись, глава, могилкам Бунтовщицким. (Тоже праведники были, — Не за гривну!) Красной ране, бедной праведной Их кривде…

* * *

Старопрежнее, на свалку! Нынче, здравствуй! И на кровушке на свежей — Пляс да яства. Вот за тех за всех за братьев — Не спокаюсь! — — Прости, Иверская Мати! — Отрекаюсь.

30 декабря 1921

<12 января 1922>

«Пуще чем женщина…»

Пуще чем женщина В час свиданья! Лавроиссеченный, Красной рванью Исполосованный В кровь — Снег. Вот они, тесной стальной когортой, К самой кремлевской стене приперты, В ряд Спят. Лавр — вместо камня И Кремль — оградой. Крестного знамени Вам не надо. Как — Чтить? Не удостоились «Со святыми», Не упокоились со святыми. Лавр. Снег. Как над Исусовым Телом — стража. Руки грызу себе, — ибо даже Снег Здесь Гнев. — «Проходи! Над своими разве?!» Первою в жизни преступной связью Час Бьет. С башни — который? — стою, считаю. Что ж это здесь за земля такая? Шаг Врос. Не оторвусь! («Отрубите руки!») Пуще чем женщине В час разлуки — Час Бьет. Под чужеземным бунтарским лавром Тайная страсть моя, Гнев мой явный — Спи, Враг!

31 декабря 1921

<13 января 1922>

Новогодняя

С. Э.

Братья! В последний час Года — за русский Край наш, живущий — в нас! Ровно двенадцать раз — Кружкой о кружку! За почетную рвань, За Тамань, за Кубань, За наш Дон русский, Старых вер Иордань… Грянь, Кружка о кружку! Товарищи! Жива еще Мать — Страсть — Русь! Товарищи! Цела еще В серд — цах Русь! Братья! Взгляните в даль! Дельвиг и Пушкин, Дел и сердец хрусталь… — Славно, как сталь об сталь — Кружкой о кружку! Братства славный обряд — За наш братственный град Прагу — до — хрусту Грянь, богемская грань! Грянь, Кружка о кружку! Товарищи! Жива еще Ступь — стать — сталь. Товарищи! Цела еще В серд — цах — сталь. Братья! Последний миг! Уж на опушке Леса — исчез старик.. Тесно — как клык об клык — Кружкой о кружку! Добровольная дань, Здравствуй, добрая брань! Еще жив — русский Бог! Кто верует — встань! Грянь, Кружка о кружку!