Борисоглебский, 6. Из лирического дневника 1914—1922

2 <15> января 1922

Новогодняя (вторая)

С. Э.

Тот — вздохом взлелеянный, Те — жестоки и смуглы. Залетного лебедя Не обижают орлы. К орлам — не по записи: Кто залетел — тот и брат! Вольна наша трапеза, Дик новогодний обряд. Гуляй, пока хочется, В гостях у орла! Мы — вольные летчики, Наш знак — два крыла! Под гулкими сводами Бои: взгляд о взгляд, сталь об сталь. То ночь новогодняя Бьет хрусталем о хрусталь. Попарное звяканье Судеб: взгляд о взгляд, грань о грань. Очами невнятными Один — в новогоднюю рань… Не пей, коль не хочется! Гуляй вдоль стола! Мы — вольные летчики, Наш знак — два крыла! Соборной лавиною На лбы — новогодний обвал. Тоска лебединая, В очах твоих Дон ночевал. Тоска лебединая, Протяжная — к родине — цепь… Мы знаем единую Твою, — не донская ли степь? Лети, куда хочется! На то и стрела! Мы — вольные летчики, Наш век — два крыла!

5 <18> января 1922

«Не ревновать и не клясть…»

Алексею Александровичу Чаброву

Не ревновать и не клясть, В грудь призывая — все стрелы! Дружба! — Последняя страсть Недосожженного тела. В сердце, где белая даль, Гладь — равноденствие — ближний, Смертолюбивую сталь Переворачивать трижды. Знать: не бывать и не быть! В зоркости самоуправной Как черепицами крыть Молниеокую правду. Рук непреложную рознь Блюсть, костенея от гнева. — Дружба! — Последняя кознь Недоказненного чрева.

8 <21> января 1922

«Не похорошела за годы разлуки!..»

С. Э.

Не похорошела за годы разлуки! Не будешь сердиться на грубые руки, Хватающиеся за хлеб и за соль? — Товарищества трудовая мозоль! О, не прихорашивается для встречи Любовь. — Не прогневайся на просторечье Речей, — не советовала б пренебречь: То летописи огнестрельная речь. Разочаровался? Скажи без боязни! То — выкорчеванный от дружб и приязней Дух. — В путаницу якорей и надежд Прозрения непоправимая брешь!

10 <23> января 1922

Посмертный марш

Добровольчество — это

добрая воля к смерти…

(Попытка толкования)

И марш вперед уже, Трубят в поход. О как встает она, О как встает… Уронив лобяной облом В руку, судорогой сведенную, — Громче, громче! — Под плеск знамен Не взойдет уже в залу тронную! И марш вперед уже, Трубят в поход. О как встает она, О как встает… Не она ль это в зеркалах Расписалась ударом сабельным? В едком верезге хрусталя Не ее ль это смех предсвадебный? И марш вперед уже, Трубят в поход. О как встает она, О как — Не она ли из впалых щек Продразнилась крутыми скулами? Не она ли под локоток — Третьим, третьим вчерась прикуривал? И марш вперед уже, Трубят в поход, О как — А — в просторах — Норд-Ост и шквал. — Громче, громче промежду ребрами! — Добровольчество! Кончен бал! Послужила вам воля добрая! И марш вперед уже, Трубят — Не чужая! Твоя! Моя! Всех как есть обнесла за ужином! — Долгой жизни, Любовь моя! Изменяю для новой суженой… И марш —

10 <23> января 1922

«Верстами — врозь — разлетаются брови…»

Верстами — врозь — разлетаются брови. Две достоверности розной любови, Черные возжи-мои-колеи — Дальнодорожные брови твои! Ветлами — вслед — подымаются руки. Две достоверности верной разлуки, Кровь без слезы пр'oлитая! По ветру жизнь! — Брови твои! Летописи лебединые стрелы, Две достоверности белого дела, Радугою — в Божьи бои Вброшенные — брови твои!

10 <23> января 1922

«Завораживающая! Крест…»

Завораживающая! Крест Накрест складывающая руки! Разочарование! Не крест Ты — а страсть, как смерть и как разлука. Разгораживающий настой, Сладость обморочного оплыва… Что настаивающий нам твой Хрип, обезголосевшая дива — Жизнь! — Без голосу вступает в дом, В полной памяти дает обеты, В нежном голосе полумужском — Безголосицы благая Лета… Уж немногих я зову на ты, Уж улыбки забываю важность… — То вдоль всей голосовой версты Разочарования протяжность.

16 <29> января 1922

«Переселенцами…»

Переселенцами — В какой Нью-Йорк? Вражду вселенскую Взвалив на горб — Ведь и медведи мы! Ведь и татары мы! Вшами изъедены Идем — с пожарами! Покамест — в долг еще! А там, из тьмы — Сонмы и полчища Таких, как мы. Полураскосая Стальная щель. Дикими космами От плеч — метель. — Во имя Господа! Во имя Разума! — Ведь и короста мы, Ведь и проказа мы! Волчьими искрами Сквозь вьюжный мех — Звезда российская: Противу всех! Отцеубийцами — В какую дичь? Не ошибиться бы, Вселенский бич! «Люд земледельческий, Вставай с постелею!» И вот с расстрельщиком Бредет расстрелянный, И дружной папертью, — Рвань к голытьбе: «Мир белоскатертный! Ужо тебе!»

9 <22> февраля 1922

«Сомкнутым строем…»

Сомкнутым строем — Противу всех. Дай же спокойно им Спать во гробех. Ненависть, — чти Смертную блажь! Ненависть, спи: Рядышком ляжь! В бранном их саване — Сколько прорех! Дай же им правыми Быть во гробех. Враг — пока здрав, Прав — как упал. Мертвым — устав Червь да шакал. Вместо глазниц — Черные рвы. Ненависть, ниц: Сын — раз в крови! Собственным телом Отдал за всех… Дай же им белыми Быть во гробех.

9 <22> февраля 1922

«Небо катило сугробы…»

Эренбургу

Небо катило сугробы Валом в полночную муть. Как из единой утробы — Небо — и глыбы — и грудь. Над пустотой переулка, По сталактитам пещер Как раскатилося гулко Вашего имени Эр! Под занавескою сонной Не истолкует Вам Брюс: Женщины — две — и наклонный Путь в сновиденную Русь. Грому небесному тесно! — Эр! — леопардова пасть. (Женщины — две — и отвесный Путь в сновиденную страсть…) Эр! — необорная крепость! Эр! — через чрево — вперед! Эр! — в уплотненную слепость Недр — осиянный пролет! Так, между небом и нёбом, — Радуйся же, маловер! — По сновиденным сугробам Вашего имени Эр.

10 <23> февраля 1922

«А сугробы подаются…»

А сугробы подаются, Скоро расставаться. Прощай, вьюг-твоих-приютство, Воркотов приятство. Веретен ворчливых царство, Волков белых — рьянство. Сугроб теремной, боярский, Столбовой, дворянский, Белокаменный, приютский Для сестры, для братца… А сугробы подаются, Скоро расставаться. Ах, в раззор, в раздор, в разводство Широки — воротцы! Прощай, снег, зимы сиротской Даровая роскошь! Прощай, след незнам, непытан, Орлов белых свита, Прощай, грех снежком покрытый, По снегам размытый. Горбуны-горбы-верблюдцы — Прощай, домочадцы! А сугробы подаются, Скоро расставаться. Голытьбе с любовью долг День весенний, звонный. Где метель: покров-наш-полог, Голова приклонна! Цельный день грызет, докучня, Леденцовы зерна. Дребезга, дрызга, разлучня, Бойня, живодерня. День — с ремень, ноченька куца: Ни начать, ни взяться… А сугробы подаются, Скоро расставаться… В две руки беру — за обе: Ну — не оторвуся! В две реки из ям-колдобин — Дорогие бусы. Расколдован, разморожен Путь, ручьям запродан. Друг! Ушли мои ворожбы По крутым сугробам… Не гляди, что слезы льются: Вода — может статься! Раз сугробы подаются — Пора расставаться!

27 февраля <12 марта> 1922

«Без повороту и без возврату…»

Без повороту и без возврату, Часом и веком. Это сестра провожает брата В темную реку. Без передыху и без пощады … … … … … … … … … … … … Это сестра оскользнулась взглядом В братнюю руку. «По Безымянной В самую низь. Плиты стеклянны: Не оскользнись. Синее зелье Всвищет сквозь щели. Над колыбелью — Нищие пели: Первый — о славе, Средний — о здравье, Третий — так с краю оставил: Жемчугом сыпать Вслед — коли вскличут»… Братняя притопь. Сестрина причеть.